Страница 44 из 67
На том и порешили. Моисей Израилевич улёгся на первом этаже, а Гриша и Бригитта долго целовались на балконе веранды, пока не уснули и сами, обнимая друг дружку.
Счастью влюблённой пары не было предела. Ему – оттого, что та, которую он знал с детства и в которую неожиданно для себя самого оказался влюблён по уши, наконец-то была рядом с ним. Ей – оттого, что тот, кто нравился ей с самого первого лета их знакомства, теперь был рядом, всерьёз и, похоже, окончательно. А он и не возражал бы.
Гриша, выросший в большой и дружной семье, с молоком матери впитал идеи о ценности семьи превыше всего – и теперь был твёрдо намерен сделать Бригитте предложение, как только встретится с её родителями. Она же была уверена, что отец не откажет, всё же судовой механик торгового флота и технарь-изобретатель явно найдут общий язык. Мнение же матери, с какого-то перепугу заделавшейся в последние годы религиозной фанатичкой, было ей не очень важно – в конце концов, именно от этого весьма навязчивого мнения она, Бригитта, и сбежала в Ленинград к любимому. А отец, узнав о выборе дочери, только помог – и билет купил, и на поезд усадил, пока мать не видела…
…Той ночью, первой их ночью вместе, им снились хорошие сны. А поутру Гриша был вознаграждён зрелищем, которое он запомнил надолго. Та, что стала для него самой красивой девушкой на свете, прижималась к нему во сне, крепко обняв обеими руками. Вчера ночью они не заходили дальше поцелуев и объятий, словно не решаясь переходить незримую черту – но настроен Григорий был по отношению к своей девушке весьма серьёзно. Да и как иначе? Родители вместе вот уже двадцать пять лет. Дедушка с бабушкой прожили вместе сорок три, пока не угасла вдруг бабушка. Вот и он искренне надеялся, что и у них с Бригиттой всё сложится так же всерьёз и надолго.
- Доброе утро, любимая! – прошептал он ей на ушко, видя, что она проснулась.
- Уммм… Доброе утро, милый! – так же шёпотом ответила она, приподнявшись и потянувшись, словно большая и довольная кошка. – Нравится, что видишь? – лукаво улыбнулась она, видя неподдельный интерес в глазах Гриши.
- Очень! Ты у меня самая лучшая! – сказал он сущую правду. – Как выспалась?
- Спасибо, с тобой лучше всех! – они снова жарко поцеловались.
- Гриш, а что твой дедушка говорил о бесплатном хлебе в магазине? – спросила Бригитта, пока завтракали.
- А это у нас недавно ввели. Хлеб, молоко, ещё кое-какие продукты теперь выдаются бесплатно по определённым нормам.
- Бесплатно? А у нас такое будут делать?
- Читал я, что и у вас будут. С нас начали, потом везде такое будет. От денег больше проблем, чем преимуществ.
- Ты прав, мне мой папа много рассказывал, на что он насмотрелся, когда плавал за океан. Там только на Кубе так же, как у нас.
- Как у нас деньги отменят, за нами многие потянутся. Жить без богачей, своим умом и трудом – хороший соблазн.
- Кстати, я решила, что через год приеду сюда поступать.
- Сюда? В архитектурный?
- Ага. Чтобы рядом с тобой быть. Уже насовсем.
- Бри, ты мне тогда лучший подарок в жизни сделаешь.
- Я знаю, – застенчиво улыбнулась девушка. – За год соскучусь, сил нет!
- А ты приезжай на каникулы. И будем вместе, как сегодня, чтобы не разлучаться.
- Конечно, приеду! И только попробуй отказаться! – шутливо нахмурилась Бригитта.
- Ты что, неужели я похож на того, кто будет отказываться? – улыбнулся в ответ Гриша.
- Конечно, нет, милый, – ответила девушка. – А вот скажи, только серьёзно, как ты нас видишь в будущем?
- Вижу, любимая, конечно же, вижу! – ответил парень. – Здесь же, нас вдвоём и наших с тобой детей. Поверь, Бри, у меня намерения насчёт тебя самые серьёзные.
- Я тебя уже давно знаю, поэтому поверю, – согласилась она, прижавшись к любимому. – И я готова ответить согласием, как только ты решишься.
- Это будет скоро, – успокоил он её.
Начинался новый день, и двое влюблённых продолжали наслаждаться своим счастьем…
Гавайские острова, 14 августа 1996 года
В Жемчужной бухте вот уже который день подряд было неспокойно.
Штаты лихорадило, связи со штабом ВМФ не было вот уже который день – с тех самых пор, когда в Калифорнию вошли южане. Потом пришли противоречивые телеграммы из Сиэтла и Сан-Диего одновременно, и «северная» призвала сохранить верность центральному правительству, а «южная» – переходить на сторону Конфедерации. Так это было или нет, но основные силы флота давно уже оставили базу, направившись на восток. Здесь, на Гавайях, оставалась самая мелочь, так, фиговый листочек.
Пользуясь случаем, коренное население начало выступать насчёт того, что быть американским штатом им не очень-то и охота, и пора бы определяться, куда дальше – или в самостоятельность, или под руку Большого Белого Брата к западу оттуда.
Нынешний сезон выдался на редкость провальным и для туристов – в связи с бушующими на материке беспорядками, сюда почти никто не приехал. Те же, кто всё-таки набрался смелости – видимо, редкие смельчаки всё же были уверены, что их дома не захватит наступающий фронт южан или же не разграбят негритянские банды – те наблюдали из окон отелей многотысячные демонстрации коренного населения и лозунги, призывающие янки убираться вон.
Точно так же незамеченным для белых туристов прошёл и плебисцит 4 августа, на котором, как выяснилось впоследствии, жители Гавайских островов высказались большинством голосов за отделение от США. Вашингтон, конечно же, заявил о несогласии с решением граждан ещё одного взбунтовавшегося штата, но Клинтона уже давно никто не слушал. Конфедерация же, наоборот, приветствовала решение о самоопределении гавайских братьев.
Но жители островов встречали теперь каждый новый день с тревогой. Откуда появятся корабли – американские с востока, с войсками, смертью и подавлением их надежд? Или коммунистические с запада, с едой, стройматериалами и признанием свободы?
Но вот на горизонте заметили дым. Много дымов.
- Корабли! Корабли с запада!
Всё же с запада. Неужели идёт помощь? Или же это эскадра из Гуама и Йокогамы, посланная на подавление?
По мере того, как неопознанные корабли приближались, тревоги и надежды жителей островов сплетались в невообразимый клубок. Что-то перевесит?
- Это пушечный линкор! Это пушечный линкор! У него башни с пушками! Это коммунисты!
Облегчение, охватившее гавайцев, было не передать словами. Линейные корабли оставались на вооружении только в социалистических государствах, только им теперь было под силу содержать таких монстров.
Громадные корабли совершенно по-хозяйски вошли в порт, теперь стали видны и флаги на них – белые полотнища с синей полосой понизу, с красными звездой, серпом и молотом на белом фоне. О том, что означает этот флаг, на Гавайях знали хорошо.
Так что сошедших на берег советских матросов, офицеров и адмиралов ждал весьма радушный приём. И сам великий вождь Гавайев вышел навстречу командующему Тихоокеанским флотом Советского Союза и передал просьбу о принятии свободного гавайского государства в состав СССР.
…Те, кто два дня спустя продолжал нежиться в отелях, практически ничего не зная о произошедшем, были вынуждены проглотить весьма горькую пилюлю, когда увидели, как вместо знакомого полотнища с пятью десятками звёзд и тринадцатью полосами на освободившихся флагштоках поднимают новые флаги – красные с золотыми серпом и молотом, означавшие добровольный переход Гавайских островов в состав вечного конкурента «свободного капиталистического мира»…
Свежая пресса
Газета «Известия» (СССР), 24 июня 1996 года. Первая полоса
«ХЛЕБ И МОЛОКО ОТНЫНЕ БЕСПЛАТНЫ ДЛЯ НАРОДА!
Согласно новому Указу Президиума Верховного Совета СССР, принятому вчера единогласно, и в соответствие с принятым на установочном пленуме нынешнего созыва Верховного Совета курс на постепенную отмену в Советском Союзе денежного обращения, объявляем, что с 1 июля 1996 года для населения отменяется оплата за ряд продуктов питания в размере определённых норм: