Страница 27 из 73
— Про всех не знаю, а мне только дай повод повизжать и попрыгать! — ответила я, стараясь унять дрожь в руках и улыбнуться.
— Отлично! А то у нас вечный недобор визгливых особ! Наши девушки сразу по шеям надают, а как вскрикнуть и покраснеть — так некому!
— О времена, о нравы! — рассмеялась я.
— Хорошая фразочка, надо будет запомнить, — кивнул гном. — Кстати, меня зовут Кезеф!
— Ника!
— Да мы тут уже все в курсе, как тебя звать. Буквально с твоим именем на лбу засыпаем, так что не трать время на вежливые представления! — махнул рукой гном. — Как ты понимаешь, я гном. Ростом мал, но это не имеет значения…
— Главное, чтоб живчиком был! — перебила я его, и по тому, как быстро молодой гном налился краской, стало понятно — он понял мою шутку.
— Ишима, — уверенно представилась девушка. — Я алконост — полуптица-получеловек.
— Рада познакомиться, наконец, со всеми! — облегченно выдала я. — А где Веорента и Алан?
— Хозяйку отправил наставник к портному и сапожнику. И мальчика тоже он отослал. Велел пока мы здесь, чтобы мальчик тут не появлялся. Кажется, его отвели к старосте деревни, — быстро ответил гном.
— А Лиамер? — уточнил Хемах. — Я же велел ему оставаться здесь.
— Как только мы услышали крики, — эльф чуть покосился на меня, — он вскочил и бросился из дома. Кричал, что больше не может это выносить. Скорее всего, отправился к сотнику за лошадью для маулэи.
— Ясно, — кивнул Хемах. — А Дэмиандриэль, где он?
Тройка смущенно переглянулась, а я почувствовала смутное беспокойство. Не хотелось бы, чтобы с ним что-то случилось. Оснований для страхов за этого хакта, как и вообще каких-то эмоций, у меня не было, но было что-то смутное, что не давало возненавидеть его окончательно. И потом, меня все-таки тронули слова уфира о том, что он может пострадать из-за помощи мне. Вот чего бы мне не хотелось, так это чтобы за меня кто-то платил болью. А еще этот тонкий намек на возможную кончину нервировал.
Читая книги или смотря фильмы, меня всегда поражала тупость героев. Когда прикрывая их спины, отталкивая из-под колес автомобилей, спасая от пуль десятками гибли их друзья, родные, незнакомые люди и прочая массовка, а главный герой или героиня решительно вытирали скупые слезы и шли мстить супостатам. Сколько трупов было всегда по сюжету вокруг одного человека?! Особенно в тех лентах, где защищали очередного мессию. У него, у мессии, есть силы и власть, но применяет он ее только перед самыми титрами и гордо выпрямляется над телом поверженного врага. А сколько друзей, сколько жизней было положено на то, чтобы этот мессия совершил свой рывок? После этого обычно показывались счастливые кадры, где главный герой живет припеваючи и счастлив, обнимает любимую девушку и уходит в закат. Не вспоминая ни о убитых друзьях, ни о родных, ни о тех, кто эту бестолочь прикрывал весь сюжет.
Меня всегда это удивляло. Я и сейчас не понимаю почему, если ты можешь что-то сделать, ты смотришь, как гибнут или страдают твои близкие? Может, они не совсем близкие, и главный герой просто чужими руками решил избавиться от балласта в жизни? Ведь как удобно потом разыгрывать из себя жертву и страдать по ушедшим. А может, он не мессия вовсе, а обычный эгоистичный трус с замашками маньяка и ему приятны последние хрипы друзей? Приятно видеть, как в болоте собственных внутренних органов стекленеют их глаза?
Я очень не хотела стать такой же, как эти главные герои, которые становились героями только в самом конце, и то не все и не всегда. Сюжеты подобных книг и лент можно пересказать так: могучий маг находит сопляка или наивную жеманную дурочку, вручает ей артефакт невиданной мощи и отправляет к цели. Старательно прикрывая тылы, находя нужных друзей, он расчищает герою путь. Друзья, все как на подбор — сильны, умны и талантливы. Они прут на себе этот балласт в виде последнего удара, то есть героя. Они побеждают врагов и умирают. А в конце концов снова появляется маг, активирует артефакт, вручает герою меч и пинок для последнего броска. Герой по инерции пронзает тело злодея. И все уверены, что это он — герой и великий победитель, хотя практически все сделано чужими руками и чужой кровью.
Даже в своих кошмарах я боялась стать такой вот героиней для последнего пинка. И сейчас я не могла спокойно смотреть, как из-за меня может кто-то пострадать. Я легко допускала, что мне могли соврать, тем более что никто не рассказал, что со мной было, пока я была в отключке. Только туманные объяснения, что дело плохо было, и термины, которые я не понимаю, вроде "истлевания души". Но почему-то словам Хемаха про жертву безликого я поверила. И дело тут не в девичьей вере в то, что любой мужчина должен с радостью пойти и умереть во спасение прекрасной дамы. А в моих ощущениях. Боль, которая меня накрыла, когда глаза ослепила бирюза, была очень похожа на ту, из-за которой я согнулась у себя в комнате во время допроса. И что меня собственно так удивляет? Я сама горела в пламени, так почему бы другому не пронзить меня энергией и не поставить там заслонку от черного огня? Очень может быть, что на словах все просто. Но я ведь ничего не знаю об этом мире. Вдруг это настолько сложно, как покорить Эверест без кошек?
Нет, нужно поговорить с безликим при первой же возможности. Пусть он редкостный проходимец, но моя неприязнь не повод забыть о своей морали и принципах. Может, в жизни я и уступаю глупым предрассудкам и шаблонам, но не в собственной голове. Хочу хотя бы здесь поступать так, как считаю нужным.
Воины продолжали переговариваться, а я под шумок их беседы двинулась в сторону кухни. Один из столов был заставлен горой грязных плошек и кружек. А пятерку тут неплохо кормили. Веорента явно собиралась закормить ребят до смерти, потому что этим количеством можно насытить с полтора десятка солдат. На крюке, в горячем еще очаге грелась туша какого-то зверя: может, маленький теленок, а может, приличная свинья. Около очага обнаружился чайник литров на пять объемом. Я с радостью схватилось за него и принялась искать воду. Бочка с водой обнаружилась около второго выхода из корчмы. А вот за этой бочкой обнаружилась большая корзина. Я бы не обратила внимание на содержимое, если бы не темно-бурые пятна, которые подозрительно напоминали кровь.
Отставила чайник в сторону и, больше по наитию, чем осознанно, присела и стала рассматривать ткань. На большинстве были именно следы крови. Кто-то очень хорошо истекал ею. Но на нескольких были странные пятна, не кровавые, а желто-коричневые, водянистые, с густой коркой. Если бы не видела эти разводы раньше, то не обратила бы внимание. А тут…
В моей жизни не было настоящих друзей, но как у всех, были знакомые. В старшей школе одну мою такую знакомую настигла беда — серьезно обожгло ногу. Я часто приходила к ней в гости и видела, как ей перевязывали ожоги. Так вот на ранней стадии заживления обугленная кожа истекала таким гноем и сукровицей, а стоило не выбросить повязки, как уже через час слизь застывала мертвой коркой и, в отличие от крови, отказывалась крошиться. На тряпках в корзине были следы очень схожие с тем, что было на бинтах пострадавшей знакомой. В пользу серьезной раны говорило и то, что на ткани практически не было крови, только сукровица. А ожоги кровью не истекают. Вывод напросился сам — кто-то все-таки пострадал от черной магии и виновата в этом я.
Паршивость на душе снова подняла голову, как и стыд. Но я запрятала чувства подальше вглубь себя. Успею еще порыдать. Взяла в руки одну тряпку и принюхалась. Запах действительно характерный, резкий. Но было и еще кое-что, что-то неуловимое, ускользающее, но знакомое. Прикрыла глаза, вдохнула еще раз и попыталась вспомнить, где я ощущала такой же аромат. Открыла глаза и увидела уже знакомый радужный свет вокруг, вместо обычной мебели, бочки и стены. В моей руке была перевязка, а вот вокруг нее вился полупрозрачный парок серо-голубоватого сияния с золотистыми лучиками. В этот момент перед глазами появилась картинка, как я ныряю под руку безликого, но пара язычков все-таки успели лизнуть его по руке, тот вскрикнул. Как я могла забыть?