Вован-дурак

Вот оно что, значит. Конечно же, память меня не подвела, и сюда действительно напихают полный лабиринт опасных тварей. Судя по услышанным мной за третий и четвертый курсы рассказам однокурсников, ходивших на Уход за волшебными существами, фантазия у гражданина Хагрида весьма неуемная, а значит, он может достаточно плотно напихать лабиринт всякой всячиной, опасной для жизни. Из этого следует вывод, что «калаш» на выход нужно брать обязательно, еще бензопилу и топор надо будет прихватить. Нормальные герои всегда идут в обход, а если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет за пивом. То есть, если что, буду дырки в стенах прорубать. Нужный инвентарь у меня при себе, лес-то валил как-то все четыре года моего тут обучения. Ну, а если кубок мне не достанется, переживу как-то, если я правильно помню, именно в кубке вся загвоздка, ибо коснувшийся его вместо получения лавров победителя попадет прямиком на кладбище, где произойдет возрождение фюрера обратно в жизнь, в качестве подопытного кролика. И на этом кладбище он с большой вероятностью и останется. Так что лично мне брать кубок нельзя ни в коем случае, Флёр по возможности от этого же отгородить. В крайнем случае Кубок уничтожить, чтобы не достался никому.

Тем временем приближалось тридцатое апреля, то есть день шотландского референдума об отделении. Как заявило правительство в Эдинбурге, голосовать сможет любой житель Шотландии, достигший возраста шестнадцати лет и постоянно проживший на ее территории не менее года.

В Хогсмид пятнадцатого числа приехал грузовик, увешанный шотландскими флагами, синими с белым косым крестом, привез урны для голосования. Под избирательный участок арендовали питейное заведение под названием «Три метлы». Мы со Сьюзен как раз тогда ходили в деревню, так видели эту пивную, увешанную лентами синего и белого цветов, а над входом висел плакат:

«РЕФЕРЕНДУМ О НЕЗАВИСИМОСТИ ШОТЛАНДИИ

СОСТОИТСЯ 30 АПРЕЛЯ 1995 ГОДА

ПРИХОДИ НА ГОЛОСОВАНИЕ – ВЫБЕРИ СВОЮ СУДЬБУ!»

Чуть пониже были вывешены и другие плакаты. Так, к примеру, лозунги были такие: «С кем ты – с лондонскими упырями или с родным кланом? Поддержи своих!», «Не забудем Уильяма Уоллеса! Приходите почтить его память!» или, например, «Мы не скачем – мы шотландцы!» Особо доставлял плакат «Бритты, поцелуйте нас под килтом!» Учитывая, как именно полагается носить сей элемент шотландского народного костюма [97], этот лозунг был просто обречен на популярность. Изображен на этом плакате был хмурый рыжебородый шотландский мужик в берете и с волынкой, показывавший себе на ту часть тела, что килтом обычно прикрыта.

Новости из Лондона откровенно не радовали. За оставшиеся до референдума две недели Трафальгарский Майдан активизировался так, как не бывал никогда раньше. На расположенных в радиусе полумили от площади станциях метро уже давно не останавливались поезда – станции превратились в места ночлегов. Кончилось тем, что этот район стала обходить стороной даже полиция, ограничившись заслонами на всех улицах, чтобы Майдан не захватил весь город. Похоже, идея много орать, грабить все, что подвернется под руку и ни за что при этом не отвечать, нашла весьма горячий отклик в сердцах многих обитателей города, особенно понаехавших с Ближнего Востока или Африки.

Премьер Британии Джон Мейджор заявил в эфире, что, выбери Шотландия независимость, Англия тут же поставит пограничные и таможенные посты на всей новой границе и объявит бойкот шотландским товарам. Более того, англичане официально высказались о том, что сепаратистов будут давить.

Премьера поддержал тот самый майданный атаман Поросюк, заявивший о создании на базе сотен самообороны добровольческих батальонов под названиями «Темза», «Лондон», «Бирмингем» и другими. Командовать этими самыми батальонами он лично назначал особо отличившихся сотников. И, что характерно, поток добровольцев не стихал, как я уже говорил, насчет пограбить в Англии охотников всегда находилось много. Гены пиратов, разбойников, бандитов и убийц постоянно о себе напоминают…

В ответ по московскому телевидению выступил товарищ Жигулёвский, выразивший горячую поддержку сторонникам отделения. В своем обращении он назвал Мейджора «ср…м буржуином» и открытым текстом заявил, что, случись Шотландии отделиться, Советский Союз поддержит новообразованное государство в его стремлении к независимости.

Все эти две недели по школе только и было пересудов и разговоров, что о грядущем референдуме. Поскольку студиозусов собственно из Шотландии было маловато, всех остальных больше всего волновал вопрос, как же отразится грядущая независимость северной части королевства на порядке прохождения учебы, не понадобится ли больше платить, и кто вообще будет преподавать. Учителей из местных было немного, та же МакГонагалл, Спраут или тот же Хагрид.

Кстати, собственно МакГонагалл сделалась горячей сторонницей именно идеи независимости, в открытую призывая студиозусов, достигших совершеннолетия, голосовать «за», несмотря на протесты Дамблдора.

Двадцать четвертого Трафальгарский Майдан собирался на сход, и принял решение – задушить референдум в зародыше. Из числа наиболее отъявленных сторонников «единой Британии», великих укров и не менее великих поляков собирались «поезда дружбы», и планировалось накануне тридцатого двинуть на вокзалы, чтобы ехать на север.

О результатах майданного схода, несомненно, «тот, кому надо» был в курсе, а потому уже двадцать шестого на улицах Эдинбурга появились неизвестные вооруженные люди в камуфляже, лица которых были замотаны черными шарфами. Против ожидания, незнакомцы вели себя подчеркнуто вежливо, ни с кем в драку не вступали, и медленно, но настойчиво взяли под контроль все самые потенциально опасные места – города Эдинбург и Глазго, а также все крупные железнодорожные станции от английской границы и до этих городов. Собственно границу взялись патрулировать шотландские ополченцы, чуть ли не поголовно вставшие под ружье. Вооружались они винтовками образца еще Первой Мировой, но в руках горцев, от безусого юноши до дряхлого старика, даже «Ли-Энфильд №3» [98] обещал быть грозным оружием.

«Вежливые люди» передвигались по дорогам на «Ленд-Роверах», перекрашенных в камуфляж без каких-либо знаков различия, и на грузовиках, происхождение которых было невозможно определить. Статус их оставался непонятен большинству до самого конца, но везде, где «вежливые» появлялись, как бы сами по себе прекращались все стычки, драки и выступления.

Результат деятельности «вежливых» стал заметен сразу. Первый же «поезд дружбы», посланный с Майдана на подавление восставших шотландцев, был остановлен на пограничном блокпосту. Пока шотландские ополченцы проводили досмотр, локомотив отцепили от поезда и угнали неизвестно куда. Вагоны трясли долго, в процессе этого изъяли полтора грузовика всевозможного оружия. Стволы и ножи, вестимо, у всех пассажиров отобрали, пустые вагоны развернули поперек путей, перегородив движение. А самих пассажиров, которые не прошли фильтрацию, прогнали в обратном направлении, причем пешком.

Старушка Британия завопила как оглашенная. Мейджор заявил протест, открытым текстом обвиняя «шотландских сепаратистов» в том, что они нарушили железнодорожное сообщение Лондона с Эдинбургом, разгромили пассажирский поезд и выгнали пешком в сторону Англии сотен так пять «онижедетей». Шотландцы, как водится, вопли Мейджора проигнорировали, более того, приняли закон, по которому в случае победы на референдуме сторонников отделения уже с первого мая по всей территории Шотландии автоматически прекращается действие всех британских законов, а королева Елизавета лишается всей власти над шотландцами.

Решающий поворот во всем этом деле наступил тридцатого числа, когда с самого утра, когда открылся участок, и в Хогсмид валом повалила толпа народа – голосовать.

Мы со Сьюзен не ходили, поскольку по английским законам, да и по шотландским тоже, участвовать в выборах еще не могли. Зато вот Дора сходила, и то, в чью пользу отдала свой голос, нетрудно было предугадать. Чтобы позлить всех «чистокровных», она весь день выборов щеголяла по школе с шевелюрой цветов шотландского флага, синей с белым.