Страница 8 из 41
Совершенно случайно мой взгляд упал на зеркало, которого ранее не замечала, и я едва не свалилась в обморок при виде распутной девки в его отражении! Но даже терять сознание было нельзя, тогда лорд ректор точно меня изнасилует. Ведь спящая девушка не может отказать или сопротивляться!
Вот только пускай. Пускай он нарядил меня в эту развратную одежду, которая обнимала мое невинное тело нежными кружевами, такими приятными на ощупь. Потому что я, даже выйдя в ЭТОМ к нему, все равно откажу! И скажу, что не собираюсь заниматься с ним всякими непристойностями! В самом деле, не может же он быть настолько мерзавцем, чтобы взять меня силой?
Набрав полные легкие воздуха, я расправила плечи и вышла в гостиную.
— Потрясающе. Как я и думал, ты в этом просто невероятна, — проговорил мужчина, пожирая меня взглядом настолько откровенно, что у меня моментально подкосило коленки. И чтобы не упасть, оставалось только прислониться к ближайшей стене. Как же кружилась голова! — Не стой там, иди сюда. Садись, — бросил он, указав на кресло напротив.
Дрожа и спотыкаясь на ровном месте, я дошла до кресла, нерешительно опустилась в него и только тогда решилась снова посмотреть на Константина Квинси.
— Итак, адептка, предлагаю обсудить ваше наказание, которым вы должны будете отработать новый планшет, — с издевкой заговорил лорд ректор. — Для начала я хотел бы кое-что уточнить.
— Что же? — нерешительно шепнула я.
— Как хорошо ты знаешь песни Олега Газманова?
— О чем вы?! — ужаснулась я, ощутив, как спина покрылась холодным потом.
— Только не говори мне, что у тебя вообще нет слуха или голоса, и петь ты вообще не умеешь.
— Нет конечно, умею!..
— Просто замечательно, — продолжал ректор. — В таком случае сейчас мы с тобой устроим соревнование караоке.
— Как это? — опешила я, не веря собственным ушам.
— Как? — протянул мужчина. — На вон том огромном плазменном телевизоре пойдут ролики с текстом песен, которые начнут играть. Каждый из нас возьмет по микрофону, и будет по очереди петь. Петь песни, которые выберу я! — властно заявил ректор. — А программа будет подсчитывать, кто из нас справился лучше. Ну а если ты проиграешь… то я не завидую тебе, — хищно добавил мужчина. — И не нужно делать такие большие перепуганные глазки! — рассмеялся он.
— Пожалуйста, не нужно! — взмолилась я, наблюдая за тем, как ректор встает с дивана, сбрасывая мантию со своих плеч, и запускает программу караоке.
— Но ведь ты же должна отбыть наказание и компенсировать испорченный планшет, — пожал плечами мужчина, протягивая мне микрофон. — Давай, начинай.
Мне просто не верилось, что это в самом деле происходит. Что я, встав с кресла, робко подошла к лорду ректору, и взяла микрофон, теплый от его руки, испуганно подняла взгляд… чтобы встретиться с его глазами вместо того, чтоб смотреть на плазменный экран, где запустился клип «Господа офицеры».
— Чего ждешь? Давай, пой, — хмыкнул лорд ректор, проведя кончиком указательного пальца по моим губам. — Почему молчишь? Неужели боишься?
— Да, — неожиданно призналась я, и от этого слова едва не лишилась чувств!
— А зря, тебе понравится делать это, — протянул мужчина, проводя пальцем по моей шее вверх, до подбородка! — Он тебе нравится, Эвелина. Я прав?
— Он…
— Ведь нравится, я вижу, — соблазнительно прошептал ректор. — И ты хочешь спеть его песню. Просто до чертиков желаешь открыть рот и начать. Верно?
— Это… это неправда…
— Не лги себе, куколка. Давай, просто начни, а потом сама не сможешь остановиться!
А то я уже устал ждать и ведь могу сорваться…
Вздрогнув от этих слов, я несмело поднесла микрофон к губам. Раньше, в деревне, мне приходилось петь совсем другие песни — «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», «Ах, утушка моя луговая», «Во поле береза стояла»… И теперь, когда петь приходилось Олега Газманова, я испытывала пугающее, сковывающее смущение. С которым выдохнула из своей груди:
— Господа офицеры, по натянутым нервам Я аккордами веры эту песню пою.
Тем, кто, бросив карьеру, живота не жалея, Свою грудь подставляет за Россию свою.
— Шикарно, — прорычал ректор, встав позади меня и запуская пальцы в мои волосы.
От этого нехитрого движения я едва не сошла с ума! И против воли застонав, на чистом автомате с надрывом пропела:
— Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом За Россию и свободу до конца!
Офицеры, россияне, пусть свобода воссияет, Заставляя в унисон звучать сердца!
Неужели… неужели я в самом деле делаю это? Пою песни Газманова в покоях своего ректора? Держу в своем рту микрофон, да еще и так тяну при этом что-то кроме народных песен, которые распевала на крыльце отчего дома в родной деревне… Это конец, для меня все кончено! Я испорчена, как же я испорчена! Даже выйдя замуж в родной деревне, я никогда не стала бы петь таких не-девичьих песен! Ох, как же я пала так низко? Докатилась до столь ужасающего дна? Узнай об этом моя матушка, и ее бы хватил инфаркт! Ведь разве… разве девушка должна петь песни Газманова? Разве это вообще нормально?
— Вновь уходят ребята, растворяясь в закатах, Позвала их Россия, как бывало не раз.
И опять вы уходите, может, прямо на небо.
И откуда- то сверху прощаете нас.
Песня лилась из меня легко и естественно. Единственное, что усложнилось, это мои собственные чувства. Потому что нормальная порядочная девушка просто не должна получать удовольствие от ТАКОГО!..
Внезапно музыка стихла, и я лишь постфактум поняла, что уже прокричала последние аккорды. Поперхнувшись, я закашлялась и выпустила микрофон ректора из рук.
— Ты в порядке? — с неожиданной заботой спросил он, коснувшись моей щеки.
— Кажется… — пробормотала я в ответ.
Ох какой стыд!
— Хорошая девочка, — тем временем проговорил мужчина, подхватывая меня и укладывая на диван.
Неужели он передумал? Неужели сейчас просто возьмет меня, возбудившись от моего исполнения Газманова? Но что хуже всего, мое тело сейчас пылало так, что я бы даже наверное не стала бы сопротивляться, вздумай он в самом деле лишить меня невинности прямо здесь!..
— А теперь моя очередь, — довольно ухмыльнулся ректор, беря микрофон, и запуская следующую песню.
Заиграла динамичная, бодрая музыка, явно не предназначенная для девичьих ушек. Под которую мужчина с азартом запел:
— Я уеду в город с видом на прибой Где пески поют фальцетом под ногой И в зеленую волну прямо с берега нырну И уйду от всех подальше в глубину!
Тяжело дыша, я лишь всхлипывала, хватаясь пальцами за обивку дивана, и выгибалась дугой, запрокидывая голову.
Какой ужас! Я только что пела караоке «Господа офицеры», а теперь с неприличным наслаждением слушала, как он сам пел! Даже больше — ощутила этот момент преступного блаженства, который накрыл меня, когда из глотки ректора с раскатом понеслось:
— А я девушек люблю, я их вместе соберу, Вдоль по линии прибоя за собою уведу, Вдоль по линии прибоя за собою уведу!
И мужчина замолчал, я продолжила лежать на спине, пялясь в потолок. И даже не шелохнулась, даже не вскрикнула, когда губы ректора коснулись моих.
— Надо же, похоже, ты победила, — услышала я словно сквозь туман. И приподнявшись на локтях увидела, что Константин Квинси смотрит на таблицу в программе караоке, где мой результат был буквально на два бала выше, чем у него. — Так и быть, считай, что тебе повезло. Переоденься, а после иди прямо на склад. Найдешь ведь дорогу?
Гитиннэвыт будет ждать там через час. Я сообщу ей, чтоб выдала тебе новый планшет.
Растерявшись, я замерла на несколько секунд, и лишь после кивнула.
Постыдные эмоции постепенно отпускали меня из своего плена и мой разум все больше осознавал произошедшее. От чего мне хотелось кричать — громко, что есть мочи! Но нужно было сдерживаться. Так что я лишь закусила губу, снова возвращаясь в спальню ректора. И переодевшись в свою одежду, выскользнула из этих комнат, чтобы поскорее добраться до своего подвальчика, и прежде чем идти к складу, немного, совсем капельку покричать, зарыв лицо в подушку!