Страница 5 из 29
Он также понимает, что когда людям такое говорят – ибо сам Роб на сцене чувствует не то и не так, как все привыкли думать, особенно если все считают, что своими глазами видели противоположное – то информация эта раздражает в лучшем случае. А в худшем люди ей не верят. Ему не верят. Они думают, что это такой извращенный способ привлечь к себе еще больше внимания и раздутое хвастовство, прикинувшееся скромностью.
Так что он попросил бы, если вдруг собираешься поразмыслить на эту тему, то лучше поскорее выбрось ее из головы. Забыть, что твои инстинкты говорят тебе о шоу-бизнесе и индустрии развлечений, и о том, что ты представляешь себе чувства того, кто на сцене.
«Бывает, – отмечает он, – совершенно неестественная обстановка».
Попробуйте просто задуматься об этом, начиная с основ. Подумайте об этом как о группе людей – публика плюс артист – и о том, что они находятся в определенных отношениях в этот конкретный вечер в этой конкретной точке планеты. Представьте себе, что для некой игры после школы всех расставляли по командам, и расставили совсем неправильно.
«Их восемьдесят тысяч, – объясняет он. – И один ты».
Настоящий тест на выдержку – концерты будут идти много недель, начало в первых числах июня, но и сейчас, в апреле 2006-го, уже запланировано несколько концертов в Южной Африке. Я прилетел, чтобы пообщаться с ним, за два дня перед первым концертом в Дурбане. Он уже находится в этой стране какое-то время – репетирует новую программу и шоу, снимает клип на следующий сингл “Sin, Sin, Sin”. Приехав к нему, я сразу понимаю, что у него в голове нечто странное. В номере отеля он одновременно смотрит, как Лейстер бьет Кристал Пэлас, играет мне новые песни, при этом ему массируют ноющую паховую область, и он рассказывает мне что когда он узнал, что его летние концерты на Уэмбли отменили из-за каких-то задержек в строительстве, то он не мог сдержать ликования, хотя так реагировать и не следовало бы, он понимает. (Те концерты перенесены в Milton Keynes Bowl, так что какое бы победное чувство он ни испытывал, оно – пустое.)
Когда массажистка ушла, он с какой-то одержимостью зачитывает мне некие фрагменты своего текста. По большей части – страшные истории о его свиданиях – жестокие, безнадежные, подчас – мстительные. Он говорит мне, что это все – начало некой книги. После того как я ухожу, он до глубокой ночи составляет эклектичный плейлист для вечеринки, куда входят композиция “Pacific State (808 State)” и “Dancing With Myself” Билли Айдола. Безо всякой причины этим занимается, только потому, что решил: надо сделать.
На следующий день у него запланировано посещение детей-сирот – для того, чтобы привлечь внимание к работе ЮНИСЕФ с местными семьями, пострадавшими от СПИДа. Роб сотрудничает с ЮНИСЕФ на постоянной основе, официально он даже является послом доброй воли в Соединенном Королевстве, хотя термин «посол» его и смущает. Но он уже ездил с миссиями от ЮНИСЕФ. Этой организации его представил Йен Дьюри, с которым он познакомился через гримера Джин Кейн и который сказал, что хочет «передать» пост. В 1998-м они вместе отправились на Шри-Ланку, в 2000-м Роб поехал в Мозамбик, а в 2003-м посетил программы по защите детей в России. Но нынешний визит преследует двойную цель. Недавно они с Джонни Уилкесом мечтали о том, чтобы устроить футбольный матч знаменитостей против легендарных игроков прошлого. Мечта стала реальностью: в следующем месяце состоится такой матч, под названием Soccer Aid («Футбол помогает»), все доходы пойдут в ЮНИСЕФ. Так что сегодня ему нужно снять один из тех роликов, который будут показывать в связи с Soccer Aid – чтобы и просвещать телезрителей о деятельности ЮНИСЕФ, так и призывать делать пожертвования.
Хотя, наверное, это хороший ход в начале тура, но Роб находит все это довольно затруднительным. Во-первых, ЮНИСЕФ наметил брифинг в одном из бизнес-номеров отеля. Роб все время сидит в темных очках, не только потому, что он поздно лег и рано встал – «Я обычно часа на четыре позже встаю», – сразу приносит он извинения, входя в номер – но и еще по одной причине, которую он мне объяснит позднее: «Я боялся, что кто-нибудь в глазах моих прочтет «ох, пожалуйста, заберите меня отсюда». Вот еще почему хочется быть в группе – вы с Эджем все делаете…» Он часто представляет себя членом некой группы, и даже пытался свою группу собрать, всегда по одной причине: хотя бы какое-то время поклонники будут бегать не за тобой, а за другим музыкантом. (Оборотная сторона этого та же, что и лицевая: люди обращают на тебя внимание.)
Дети, к которым мы едем сегодня в гости, – из семьи Зонди. Они живут несколько вдалеке от Дурбана, в месте под названием Умбумбулу. Несколько лет назад они потеряли отца, а недавно – и маму тоже. Они бросили школу и стали целыми днями искать еду. Так их заметил сотрудник опеки над детьми из ЮНИСЕФ, стал заходить к ним домой и помогать. Пока мы едем в машине, работники ЮНИСЕФ учат Роба здороваться на языке зулу, говорят савубона, он повторяет. Но в основном он сидит тихо; позже скажет мне, что пока мы ехали, он все рисовал в голове секторную диаграмму – насколько процентов эта его деятельность альтруистична, а насколько – эгоистична. «Вот это вот «посмотри на меня…» – сколько процентов, какая доля круга, насколько она крупнее нашей гуманитарной миссии?» Он не может понять. «Да кто, блин, это знает?» – делает вывод. – Я лично знаю вот что – я это делаю вне зависимости от того, что думаю и чувствую, а также невзирая на то, что другие думают или чувствуют. И вот если это понять, то все остальное испаряется просто».
Мы съезжаем с мощеной дороги и теряем из виду наше нежелательное полицейское сопровождение, которое после трудных переговоров все же соглашается дальше нас не сопровождать. Мы петляем по сухим рыжим земляным дорожкам, которые вьются вверх-вниз по холмам, на которых разбросаны хижины. По прибытии Роб сразу начинает дружески болтать с братьями, спрашивать их про футбол – а это международный язык всех мужчин, общая тема. Спрашивает, сколько им лет. Мбонисени – 18 лет, а Млунгиси – 14. (У них есть две сестры, Балунгиле и Кхетиве, девяти и шести лет.)
«А мне вот 32, и это много, очень много, – рассказывает он им. – Я певец из Англии».
Так они болтают некоторое время, пока их не перебивают люди из ЮНИСЕФ – у нас тут важное дело, ради которого, разумеется, Роб и приехал. Они просят детей рассказать, как и когда умерли родители и что после этого происходило. Это, без сомнения, необходимо, но и создает напряженную обстановку. Возможно, Роб и его окружение привыкли к недостатку такта и неуместным вопросам, присущим индустрии развлечений, но сложно было представить, что в мире благотворительности и гуманитарной помощи происходит то же самое. Но вот иногда противоречия себя проявляют слишком уж ярко и откровенно. И уже несколько минут спустя Роба снимают на могилах родителей – несколько минут ходьбы, простые могилки, ничем не украшенные. На камеру Роб рассказывает о беде семьи Зонди и о том, как ЮНИСЕФ помог сиротам. К этому моменту вокруг нас уже собралась внушительная толпа, по большей части состоящая из местных детей, с которыми Роб поиграл в футбол и которых эти неожиданные гастроли обрадовали неимоверно. Но их прекрасное настроение – это совсем не то, что сейчас требуется.
«Ребят, извиняюсь, – говорит оператор, – но у меня смех ваш пишется».
Роба передернуло: «Да уж, вы, пожалуйста, горюйте».
Вернувшись в дом, Роб присаживается с четырьмя детьми. Млунгиси водит пальцем по татуировкам Робби – они его явно привлекают. Его палец останавливается на одном портрете.
«Это мой дедушка», – объясняет Робби.
«Любишь его?»
«А как же. Очень!»
Он показывает на картинку на левом плече: «А это вот из Новой Зеландии, тут молитва маори написана, она меня и семью мою защищает». Он рассказывает Млунгиси про другие – стаффордский узел на тыльной стороне правой руки («мой родной город»), чуть ниже левого уха буква «B» («в честь бабушки моей, Бетти»). Потом на предплечье, крупными заглавными буквами: «Мама моя татуировки ненавидит, а тут написано “мама, я люблю тебя”, – и эту она не ненавидит». Потом он заворачивает рукав футболки, чтобы еще одну показать. «Лев!» – восклицает Млунгиси, хватая его за правую руку.