Страница 13 из 29
Январь 2016 года
В студии он работает над очередной песней, которую назвал “My Intentions Are Good”. Он предлагает строчку текста «Ты должен уметь прочитать мои мысли» и объясняет, что конкретно это значит.
«Иногда, – говорит он, – Мне кажется, что голоса в моей голове так громки, что их все могут услышать. Вот когда я на телевидении, у меня берут интервью, а люди снаружи, которые не могут услышать, что я говорю, начинают: “О, ты на телеке, на телеке! Ты все просрешь! Просрешь! А телевидение покажет!” Вот такие штуки моя голова выкидывает».
Все смеются.
Чуть позже он замечает, что иногда ему снится, что он не может заснуть.
Однажды за поздним завтраком Роб объясняет, что не будет спускаться в студию какое-то время.
«Мне кровь надо сдать на анализ», – говорит он.
«Чтоб убедиться, что он – человеческое существо», – объясняет Айда.
Визит Гая подходит к концу, и устраивается прослушивание материала. Полностью закончены четыре песни. Одна, “The Heavy Entertainment Show”, станет на альбоме заглавной. Еще две – “Best Intentions” (это окончательное название для “My Intentions Are Good”) и “Time On Earth” в конце концов попадут на делюкс-издание альбома. Четвертую, маниакальный диско-фанк под названием “Wicked Wonderchick” – нечто среднее между КС and the Sunshine и Gorillaz – никуда не вписывается вообще, и ее кладут на полку.
Тем временем продолжаются трансляции телешоу «Большой Брат. Знаменитости».
«Я смотрел и думал: как же мне нравится Даррен Дэй, – говорит Роб. – У него черт-те какая репутация. Он парень вроде меня. Все было б, может, лучше, если б он не пил и не употреблял наркотики – ни в прошлом, ни в настоящем. Да уж, был бы хорошим мужем – не пил бы если б. И наркотики б если не употреблял. Если б я занюхал дорожку кокса или выпил бы – все, я бы все просрал. Я знаю, как оно бывает».
Он решает: нужно что-то делать. Как только Дэй выбывает из соревнования (приходит третьим), Роб снимает видео, которое отправит ему.
Видео начинается крупным планом Роба, который, сидя на кровати, улыбается.
Роб: «Даррен, это Робби Уильямс. Я шлю тебе это видео, чтобы попросить прощения за то, что звонил Анне Фрил и приглашал ее на свидание в то время, когда она встречалась с тобой. То, что я сделал – очень некрасиво. Ну, для мужика, у которого тысячу лун назад голова была в жопе. Я прошу прощения и надеюсь, что ты его примешь. Я себя чувствую дерьмом из-за того, что расстроил тебя. Уверен, ты дико злишься на меня и я у тебя в списке мудаков конченых… а мне в таком списке фигурировать не хотелось бы. Хотелось бы, чтоб мою фамилию оттуда удалили. Мне очень, очень жаль. А вот… (камера поворачивается к Айде)… моя жена».
Айда (машет): «Привет, Даррен. Отлично сделано. Я бы хотела только добавить, что это у Робби типа пятнадцатое видео для тебя – он все время его переписывал, потому что он очень, ну правда очень сильно, хочет, чтоб его простили. Так что от его имени я тоже скажу: жаль, что он был таким мудаком. Я полностью понимаю. А он уже больше не мудак…»
Февраль-март 2007 года
«Когда ты впервые отправляешься в рехаб, это пугает, потому что ты не знаешь, что там. А во второй раз это пугает… потому что знаешь».
Частный самолет доставил его в Аризону.
«Я в рехабах только “хардкоровых” лежал, – рассказывает он. – В шикарных-люксовых – никогда. Где я лежал – никаких бассейнов, телевизоров, блюд от шеф-повара, короче – не пять звезд. Там почти что студенческий хостел, а на собрания “завязывающих” надо ходить каждый час ежедневно. При том, что ты совершенно отрезан от цивилизации – без телефона, телевидения, музыки, книг – только про духовное и самосовершенствование, радио тоже нет, вообще никаких развлечений. И это все так, сука, скучно. Ты – наедине с самим собою. А ты ж так долго от себя бежал, что теперь, встретившись лицом к лицу с собою, испытываешь неиллюзорный дискомфорт. И я бы сказал, что мне с моими проблемами лицом к лицу не очень хотелось сталкиваться – я хотел каким-то обходным путем подойти, или какой-то простой-легкий способ найти. Помню, в первом рехабе я хотел стать хорошим мальчиком и послушно выполнять все указания. А в этот раз – уже не очень. Не очень вовлекался. Сопротивлялся».
Все-таки часть тебя не хотела стать лучше или же ты не хотел беспокоиться из-за…?
«Я хотел не употреблять наркотики. В больнице, или когда ты отрезан от всех путей получения чего-либо, само желание употреблять проходит довольно быстро. У меня желание употреблять было огромным, я вообще только об этом и думал, но в клинике через четыре дня оно прошло. То есть все дело было в том, чтобы поставить несколько дней между мною и наркотиками, и вот успешный результат».
Когда тебя избавили от зависимости, как ты себя чувствовал? Счастливым? Или беспокоился, что делать дальше?
«Я впал в сильную депрессию, потому что до того наркотики служили самолечением».
Где-то в глубине души ты чувствовал, из-за чего у тебя депрессия?
«Испытывать депрессию из-за чего-то – такого не существует. Это не про депрессию вообще. Депрессия – это просто болезнь. Я заболел и стал лечиться, хотел выздороветь. Ну или хотя бы не чувствовать себя больным. Мне кажется, теперь люди уже немножко лучше начали понимать, что такое депрессия. Смотри, я в шестнадцать лет начал употреблять наркотики и пить. Лет в 17–18 это уже превратилось в настоящую проблему. В 19 я понял, что у меня проблемы. И с девятнадцати я пытался оставаться трезвым, в чем более или менее преуспел. Были, конечно, вспышки активности моей борьбы за трезвость, но в общем и целом я был трезв лет с 21–22-х. Ну, конечно, покуривал, бывало, и все такое. Но, к счастью, удержался от веществ, из-за которых мог бы развестись, лишиться дома, карьеры, жизни».
То есть ты держался подальше от алкоголя и тех наркотиков, которые считаются тяжелыми?
«Ага. Была у меня однажды неделя… как только появляется желание употреблять там, где это невозможно, то ты как бы попадаешь в поток и все – это твоя жизнь теперь, это становится нормой. И довольно быстро дружить с головой снова стало нормой».
Вот что происходило в человеке. Но мир смотрел на поездку Роба в клинику под совершенно другим углом. Лег он за день до церемонии Brit Awards. А это был тот самый Brit Awards, на котором Take That в виде квартета скрепили свое возрожденное сотрудничество. Их камбэк увенчался наградой в номинации «Лучший британский сингл» – за “Patience”. Все это – последнее, о чем думал Роб. «Я понятия не имел, что Brits идет», подчеркивает он. Но в Британии новость из Америки восприняли как попытку саморекламы и даже – как зависть и ревность Роба к бывшим коллегам по группе, и что своей мелодраматичной историей он хочет оттянуть внимание на себя.
И это еще более усилилось довольно снисходительным и необдуманным восприятием тех проблем, из-за которых Роб оказался в рехабе. Официальное заявление гласило: «Робби Уильямс сегодня поступил в один американский лечебный центр из-за зависимости от прописанных лекарств. Дальнейших комментариев по данному вопросу не будет». И это было все – или, наверное, даже больше – что кому-либо стоило знать.
Но замечательно, как британская пресса отфильтровала эту информацию и что выдала публике. Хотя, конечно, некоторые издания поместили страшные сенсационные заголовки (первая полоса Mirror: «ПОЛОЖИТЕ МЕНЯ В РЕХАБ ИЛИ Я СОВЕРШУ САМОУБИЙСТВО»), но по большей части отношение было как к некой полушутливой выходке звезды. Ведущий Brit Awards Рассел Бренд, от которого можно было бы ожидать немного больше чуткости, все время шутил об этом со сцены.
Недостаток настоящей информации – это для прессы пустячное препятствие, когда нужно написать интересную историю. В такой ситуации инстинктивно выбирается такой вариант: смотрим досье и переносим то, что было в прошлом, на настоящий момент. Так что некоторые статьи говорили о зависимости от антидепрессантов. Но самые популярные – о кофеине. Во время тура он сделал невероятное: с целью то ли перевести разговор на другое, то ли взять быка за рога он дал интервью обозревателю газеты The Sun Виктории Ньютон, той самой, которая разнесла его Rudebox. После этого три дня печатались громадные истории (первая озаглавлена «Если ты женат – должен держать ширинку застегнутой… А я не могу!»), и она сделала следующее наблюдение: «Ясно стало, что его новая зависимость – КОФЕИН. За два часа нашей беседы он опустошил шесть чашечек крепчайшего эспрессо. Если это его обычный темп потребления кофе, то в день он выпивает, что невероятно, 36 чашек».