Страница 21 из 32
Монголы остановились, песня утихла. Хулгана сполз с коня и засеменил, проваливаясь по колено в снег. Он шел, касаясь идолов и крестов. Остановился у деревьев, потрогал ветви, нашептывая молитву, оборвал с шубы серебряный колокольчик и подвязал среди лент.
– Чего это он? – удивилась Верея.
– Чужих богов надо чтить, – посмотрел на нее свысока Сохор. – Так велит Яса – закон Чингисхана. Иначе чужие боги могут разгневаться и отомстить.
– Урусы жгли чужих богов на кострах, а на святилищах строили церкви, – проворчала Верея. – Вы лучше урусов.
– Мы монголы, – гордо подбоченился Сохор. – Народ, избранный великим Тенгри. Ты обещала показать мне дорогу, шулма.
– Разве ты не видишь ее? – удивилась Верея.
– Смеешься, женщина? – Сохор бросил ладонь на рукоять сабли.
Шаман вернулся, переваливаясь на кривых коротких ногах, и взобрался на лошадь.
– Пускай ты и твои славные воины закроют глаза, – промурлыкала ведьма. – Доверься мне, господин. И пусть никто не подсматривает, особенно хитрый колдун, который вроде бы спит, но я задом чувствую похотливый, огненный взгляд.
Сохор подчинился, хоть ему это и не понравилось. Лес был насторожен и тих, свежих следов не видать. Если дрянная баба завела сыновей степи в засаду, она пожалеет. Сотник отдал распоряжение и закрыл глаза. Воины подчинялись беспрекословно, даже шаман.
– Я сосчитаю пальцы на руках и открою глаза, шулма.
– Времени хватит с лихвой, господин.
Сохор поерзал в седле. Его подмывало приоткрыть один глаз. Он сдержался. Верея бормотала рядом на непонятном языке, напоминавшем клекот орла.
– Готово, мой господин.
Сохор открыл глаза. Воины изумленно загомонили. Перед ними открылась дорога. Лес был словно разрублен ударом меча, просвет терялся в сумрачной чаще. По этой дороге могли проехать четыре всадника в ряд.
– Я поймала для тебя Блуждающую дорогу, мой господин, – улыбнулась Верея, заматывая руку тряпицей. Снег возле ее ног окрасился красным. – Кровь и древнее слово. Идем, врата скоро закроются.
Женщина смело перешагнула невидимую границу, воздух дрожал и пульсировал. Сохор тронул кобылу. Лес принял его. Вершины сомкнулись над головой, не пропуская солнечный свет. Снег на дороге растаял, но под деревьями лежал, ноздреватый, усеянный еловыми иглами, ямами просев у корней. Они не проехали и сотни шагов, как Хулгана кубарем скатился с коня, упал на колени и принялся разгребать снежное крошево, мох и гнилую траву, обнажая потрескавшуюся серую кладку.
– Я говорил! Я говорил! – Хулгана вскочил и пустился в пляс. – Хулгана чувствует силу! Ох-ох! Хулгана станет величайшим слугою Тенгри! – он погрозил в пустоту кулаком и вновь залился радостным смехом. Так радуется ребенок, которого отец первый раз сажает в седло.
Сохор оглянулся. Опушка, с идолами и крестами, исчезла. Деревья сомкнулись в неподвижном строю.
– Ох-ох, – глаза шамана блестели ярким огнем. – Прикажи ведьме идти быстрее, нукур.
– Откуда в лесу взяться мощеной дороге, шулма? – изумился Сохор.
Верея пошла у стремени, ее голос был чарующ и тих.
– Здесь не всегда был лес, господин. Много тысячелетий назад этими землями правили могучие колдуны. Они строили города и прокладывали пути, по которым шли могучие армии. Могуществом они не уступали богам. Боги разгневались и наслали с полуночи лед. Он был выше самых высоких деревьев и вершиной касался небес. Все живое бежало. Кроме колдунов. Они приняли вызов. Слишком заносчивые, слишком гордые. Они пытались остановить лед. Глупцы. Колдуны погибли, и белая стена стерла их города. Потом лед уполз и растаял, вода поднялась и поглотила огромный остров в океане, далеко на закате. Королевство колдунов исчезло, остались только фундаменты крепостей и храмов в лесу, мертвые камни, облизанные льдом и водой. Остались дыры в склонах оврагов, ведущие в запретную глубину и подземелья, где лежат древние книги на непонятных языках и сокровища.
Сохор передал разговор шаману. Сокровища Хулгану не интересовали. Хулгана затрясся при упоминании книг. Сумасшедший. Зачем книги не умеющему читать?
Лес по правую руку начал редеть. Деревья без коры стремились к облакам мертвыми, окостеневшими пиками. В прогалинах мелькала вода. Несло тиной и гнилью. Зловонная трясина в беззубой ярости грызла дорогу. Среди погибших осин раскорячилось старое городище. Раньше селение стояло на острове, но теперь болото пожирало его. Угадывались остатки бревенчатой гати. Земляные валы оплыли, убогие землянки обрушились. На кольях сгнившего, плесневелого частокола торчали позеленевшие черепа – звериные и человечьи. Некоторые из человеческих были совсем свежими – белыми, а один, с жуткой ухмылкой, отдавал краснотой, словно плоть содрали только сейчас. Сохор слышал о диких лесных племенах, чьи воины забирают в качестве трофеев лица врагов.
– На месте королевства колдунов вырос Лес, – продолжала Верея. – Урусы обходят его стороной, Лес убивает чужих.
– Почему Лес не убивает тебя? – внутри Сохора похолодело.
– Рожденные в Лесу принадлежат Лесу. Каждое третье дитя я отдаю Каш-ан-Рвааг. Когда я умру, мое тело будет питать корни деревьев. Этот Лес стоит на костях. Сдери мох, разбросай листья, всюду будут кости и черепа. Пока вы со мной, Лес не тронет и вас.
Солнце поблекло и съежилось, утонув в мутной розовой дымке. Болото отступило. По обочинам вздымались груды гнилого валежника. В кронах попадались свитые из прутьев гнезда чуткуртов. Свисающие с ветвей космы лишайника покачивались, словно живые. Ветра не было. Сохор чувствовал, как страх костлявыми пальцами ползет по хребту. Изредка в дебрях вздыхало: тяжело, надрывно и страшно. Но больше всего пугала дорога – прямая, черная, ледяная. Дорога не зарастала, Лес боялся вступить на нее, умершие деревья не падали на стезю, хотя по сторонам громоздились гниющие трупы лесных исполинов, дыбя вырванными корнями и распуская ребра острых, высохших сучьев. Зарослями владела обманчивая недобрая тишина. Не пели птицы, путь не пересекали животные. Лес затаился. Сохор затылком чувствовал следящий из чащи злой немигающий взгляд.
– Нукур.
Сохор вздрогнул, увидев десятника Тургэна. При штурме Бухары Тургэн попал под струю кипятка. Его правый глаз выкипел, вар прожег плоть на щеке до кости, оголив зубы в вечной жуткой усмешке, затек под панцирь и проложил на спине вздувшиеся багровые полосы. Сохор помнил крики десятника, катавшегося под стеной среди горящих, залитых нефтью таранов и скорченных тел. Тургэн выл и рвал с себя одежду и хатагу. Монгольские тысячи лезли наверх. В тот кровавый день Сохор первым взобрался на стену и поднял ханский бунчук. Бухара пала. Ночью, оранжевой от пожаров, под свист дудок из человеческой кости и вопли умирающих жителей, Сохор получил звание сотника, черного жеребца и золотую пайцзе. А на рассвете в лагерь победителей приполз похожий на мертвеца Тургэн…
– Слушаю.
– Воины ропщут, нукур, Лес пугает сыновей степи, – просипел десятник, корча изуродованное лицо и плохо выговаривая слова. – Зря ты доверился ведьме. Ее нужно убить.
– Воины степей ничего не боятся, – возразил Сохор. – Ты знаешь меня, Тургэн, давал ли я повод усомниться в себе?
– Нет, нукур. Но воины говорят, ведьма обманула тебя, – десятник плюнул в сторону женщины.
– Успокой воинов, шулма под моей защитой. Ведьма ведет нас к несметным сокровищам, которые мы поделим поровну. Ступай, старый друг.
Десятник приложил руку к груди и унесся, нахлестывая коня.
– Злой человек, – обронила Верея. – Он хочет моей смерти, я вижу.
– Если обманешь, я убью тебя сам.
– Справедливо, – кивнула шулма. Ребенок у нее на груди забарахтался, вереща огромным птенцом. Мать принялась убаюкивать, приговаривая на непонятном чужом языке.
– Энивха имвала-млово, энивха имвала-млово, исундха хар.
В голосе ее было море нежности и любви. Ребенок орал.
– На, пусть заткнется, – Сохор достал из седельной сумки кусочек вяленого мяса и бросил Верее.