Чары Клеопатры

И снова молчание.

— Мы заплатим. Наш БТР во дворе у вас стоит. Не бойтесь.

— Ладно, — сказала женщина. — Только оденусь.

Хлопнула дверь. Прапорщики ждали минут пять.

Наконец отодвинулся тяжелый засов и их впустили.

Первое, что бросилось в глаза Вано, когда они вошли в избу, — черная худая коза с двумя козлятами. Она стояла на соломе, недружелюбно посматривая на пришельцев, нагнув голову и выставив рога. Маленькие, такие же черные козлята испуганно жались к ногам матери. За козой с козлятами в левом углу Вано рассмотрел фанерную загородку с дверкой, начинающуюся не от самого пола и не доходившую до потолка — не хватило материала. Справа, в небольшом закутке за русской печкой, стояла кровать. На ней сидел старик в нижнем белье.

— Здравствуйте, — сказал старший. — Извините нас, заплутали в метель. Дорогу замело, не знаем, куда сунуться. Разрешите хоть с часик переждать.

— Пожалуйста, пожалуйста, — гостеприимно отозвалась хозяйка, — раздевайтесь. У меня муж тоже военный, третий месяц в Чечне конституционный порядок наводит. Живым бы вернулся.

— Чечня — крепкий орешек, — сочувственно вздохнул старший прапорщик. — Я там дважды бывал. Не дай бог снова пошлют. — Он сбросил куртку, женщина положила ее на лавку, предложила помыть руки.

Вано наблюдал, как женщина аккуратно и экономно поливала старшему прапорщику на руки. Ей было лет тридцать пять, не больше: сильная и ловкая, несколько полноватая, игривая — в ее движениях, в улыбке, которой она одаривала командира, в неумелом кокетстве видно было желание понравиться. Дед искоса поглядывал на свою невестку, чесал пятерней бороду, недовольно покряхтывал.

Вано тоже решил раздеться. Но едва сделал шаг к скамейке, как коза вдруг приняла боевую стойку.

— Ишь ты, драчунья. — Вано протянул к козе руку, чтобы погладить ее, успокоить. Но коза сделала выпад рогами. Вано невольно отдернул руку.

— Вот я тебе пободаю! — незлобиво прикрикнул на козу старик и стал натягивать портки. Прошлепал босыми ногами по полу к козе, почесал ей за ухом. — Ложись, дурочка, ложись. Никто твоих сорванцов не тронет.

К удивлению Вано, коза послушалась старика, легла и стала лизать козлят.

— Вот ведь какая она, жизня: и люди, и скотина вместе, — пожаловался старик. — Сарай совсем в негодность пришел, и ремонтировать нечем. Холодина. Вот и пришлось их в хату забрать.

Старший прапорщик между тем вымыл руки, повеселевший, взбодренный вниманием симпатичной женщины, начал «обрабатывать» старика:

— У каждого, дедусь, свои беды. Мы вот тоже, как говорится, пошли по шерсть, а вернемся стрижеными — заплутали. Командир за это по головке не погладит. Да что теперь поделаешь. Продрогли, не заболеть бы. Может, найдется у вас граммов по сто пятьдесят для сугреву? Мы хорошо заплатим и вас угостим, — достал из кармана несколько сторублевок.

Дед стрельнул наметанным глазом по деньгам, кивнул на невестку:

— Разве что у нее где… Наталь, надо уважить командира.

— Уважим, как не уважить, — расплылась в улыбке Наталья. Подала старшему прапорщику полотенце и, взяв спички, вышла в сенцы. Вернулась с трехлитровой бутылью мутноватой жидкости. Старший прапорщик сунул ей в руку деньги:

— И если можно, что-нибудь закусить.

— А ну, Маш, слезай с печки, начисть картошки! — скомандовала Наталья.

На пол спустилась девочка лет четырнадцати, симпатичная, в простеньком платьице, плотно обтягивающем грудь. Зыркнула на Вано черными, как антрацит, глазами и смущенно потупила их. Очень понравилась она молодому ракетчику…

У хозяев нашлись квашеная капуста и соленые огурчики. Через час вся компания, за исключением Маши, сидела за столом и старший прапорщик, как заправский тамада, наполнял рюмки и произносил тосты. Самогонка была вонючая и горькая (похоже, для крепости в нее добавляли табаку), и Вано с трудом цедил ее сквозь зубы, а старший прапорщик пил, словно воду, не морщась, не торопясь закусить. Старик и молодица не отставали от него. Лица их раскраснелись, глазки пьяно поблескивали.

Маша выполняла обязанности официантки, и старик время от времени сердито на нее покрикивал. Невестка тоже не жаловала девочку вниманием, и Вано понял, что она здесь не пользуется любовью. Когда все достаточно захмелели, он набрался смелости:

— Пусть и Маша с нами посидит. Хватит ей, как прислуге, суетиться. — Даже налил ей рюмку. — Выпей, красавица, закуси и отдохни. Укрась наш стол.

Сослуживцы горячо его поддержали:

— Правильно! Иди к нам. За столом у нас никто не лишний.

Старик и Наталья не возразили. Маша осмелела, пригубила рюмку и закусила.

Вано с вожделением поглядывал на нее, не переставая наблюдать и за остальными. Наталья частенько бросала призывные взгляды то на старшего прапорщика, то на механика-водителя (игнорируя почему-то Вано, видно, молод для нее); поддразнивая их: ну, кто из вас смелее?

Старший прапорщик стал рассказывать, как воевал с чеченскими боевиками, беззастенчиво врал, дед слушал с открытым ртом, изредка задавая один и тот же вопрос: «Когда же там кончится?» Наталья слушала в пол-уха, выражая нетерпение. И едва старик зевнул, скомандовала:

— Спать, батяня. Спать. И товарищам командирам надо отдохнуть. Они умаялись в дороге, и еще предстоит поколесить по сугробам.

Дед, пошатываясь, встал, окинул комнату взглядом: где же ты нас всех разместишь?

— Ты на печке поспишь, — распорядилась Наталья. — Товарищи командиры — за перегородкой, на моей кровати; надеюсь, все трое поместятся, они не толстые. А я в закутке, на твоей. Машка — на лежанке.

Дед одобрительно кивнул и заковылял к печке. Старший прапорщик помог ему забраться на теплые кирпичи, прикрытые видавшей виды дерюжкой.

Второй прапорщик, едва только старший оставил Наталью, петухом закружил вокруг нее, помогая ей и Маше убирать со стола.

Старший прапорщик не собирался уступать товарищу и нанес ему коварный удар:

— Вот, Миша, какую жену надо выбирать: и хозяйка, и мать, и любовница. А ты…

— Он что, жениться собирается? — спросила Наталья.

— К сожалению, — вздохнул старший прапорщик. — Был человек, а теперь решил дружбу поменять на любовь.

— Правда?

— Правда, — не стал отпираться товарищ. — Он тоже ухлестывал за моей избранницей. Но она мне предпочтение отдала. — И гордо расправил плечи. — Кстати, если хочешь, я могу тебе ее уступить. Мне вот Наталья больше понравилась. Возьму и сделаю ей предложение.

Старший прапорщик прикрыл ему рот ладонью:

— Тс-с. Вот дед тебе даст предложение. Пошли-ка лучше спать.

Когда они проходили к загородке, коза снова встала и наставила на них рога.

— Ну-ну, — предостерегающе погрозил ей Вано. Он не спешил за перегородку. Остановился около Маши, чтобы помочь ей забраться на лежанку. Когда она улеглась, спросил участливо: — Обижают здесь тебя?

Маша только вздохнула.

— Ты им кто?

— Пятая вода на киселе. Мамка недавно умерла от белой горячки, а отец еще до войны в Чечню уехал на заработки и бесследно исчез. Меня и взял к себе дед Пашка, дальний родственник мамки. — Снова вздохнула. — Я у них за прислугу: и за скотиной ухаживаю, и воду из проруби ношу, и убираю, и стираю. Уехать бы отсюда, куда глаза глядят.

— Да, положеньице, — посочувствовал Вано и будто случайно коснулся грудей девочки. Она не среагировала. И Вано прижался к ним лицом. — А хочешь, я заберу тебя к себе?

— Хочу.

Дед храпел на печи на все лады. Наталья ворочалась в своем закутке, подавая знак, что ждет. Старший прапорщик шепнул товарищу:

— Я первым пойду. — Встал, подошел к двери-калитке, толкнул ее, раздался скрежет. Старший прапорщик замер на месте. Не хватало еще деда разбудить. Выждал немного, и его осенило: лег на пол и по-пластунски пополз под перегородку. Остановил его глухой удар и тревожное: «Бе-е!»

Вано и Маша зажали рты от давившего их смеха.

— Иди к черту, рогатая, — проворчал старший прапорщик. — Не нужны мне твои бесенята. — Отполз подальше и вылез. Протопал в закуток.