Страница 26 из 36
Девять магистров воззрились на меня. Мне хотелось бы сказать, что они выглядели грозно, точно вороны на ограде, или вроде того. Но хотя все они были в своих парадных одеяниях, они выглядели слишком разными, чтобы казаться единым целым.
А кроме того, я видел на их лицах признаки усталости. До меня только сейчас дошло, что, как ни ненавидят экзамены студенты, для магистров это тоже далеко не прогулка в саду.
– Квоут, сын Арлидена, – официально объявил ректор. – Ре-лар.
Он указал на правый конец стола:
– Магистр медицины!
Арвил пристально посмотрел на меня. В своих круглых очках он выглядел добрым дедушкой.
– Каковы медицинские свойства мхенки? – спросил он.
– Сильное обезболивающее, – начал я. – Вызывает сильную кататонию. Может действовать как слабительное…
Я замялся.
– Она обладает еще множеством сложных побочных действий. Перечислить их все?
Арвил покачал головой.
– В медику пришел пациент, жалующийся на боли в суставах и затрудненное дыхание. Он испытывает сухость во рту и утверждает, что чувствует сладковатый привкус. Жалуется на озноб, но на самом деле потеет и его лихорадит. Какой диагноз вы ему поставите?
Я набрал было воздуху, потом замялся.
– Магистр Арвил, ставить диагнозы в мои обязанности не входит. Я бы позвал кого-то из ваших эль-те.
Он улыбнулся мне, вокруг глаз разбежались морщинки.
– Верно, – сказал он. – Но, чисто в учебных целях, как вы думаете, что с ним?
– А этот пациент – студент?
Арвил приподнял бровь:
– А как это влияет на цены на масло?
– Ну, если он работает в фактной, это может быть литейная лихорадка, – сказал я. Арвил вскинул бровь, и я добавил: – В фактной легко можно отравиться металлами. Такое случается редко, потому что обычно студенты хорошо подготовлены, но человек, работающий с раскаленной бронзой, всегда может вдохнуть смертельную дозу паров, если не будет осторожен.
Я видел, как кивает Килвин, и радовался: мне не пришлось сознаваться, что знаю я все это только потому, что сам словил литейную лихорадку не далее как месяц тому назад.
Арвил задумчиво хмыкнул, потом указал на другой конец стола:
– Магистр арифметики!
Брандер сидел на левом конце стола.
– Сколько пенни вы получите с таланта, при условии, что меняла берет четыре процента? – спросил он, не поднимая глаз от лежащих перед ним бумаг.
– Каких именно пенни, магистр Брандер?
Он поднял голову и нахмурился.
– Мы пока еще в Содружестве, если я правильно помню!
Я принялся считать в уме, основываясь на данных из тех книг, которые он выложил в архивах. Это были не те курсы обмена, которыми пользовались ростовщики, это были официальные курсы валют, которыми пользовались государства и финансисты, чтобы иметь возможность лгать друг другу на общей почве.
– В железных пенни – триста пятьдесят, – сказал я, потом добавил: – И еще один. С половиной.
Брандер оторвал взгляд от бумаг прежде, чем я успел договорить.
– Золото вашего компаса указывает на двести двадцать, платина – на сто двенадцать, а кобальт – на тридцать два. Где вы находитесь?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Ориентация по триметаллическому компасу требовала подробных карт и сложных тригонометрических расчетов. Обычно этим занимались только моряки и картографы, и для расчетов они пользовались готовыми подробными картами. Я и компас-то живьем видел всего два раза в жизни.
Либо этот вопрос обсуждался в одной из книг, которые Брандер выложил для подробного изучения, либо он был нарочно придуман затем, чтобы вставить палку мне в колесо. Поскольку Брандер с Хемме были друзьями, то скорее второе.
Я закрыл глаза, мысленно представил себе карту цивилизованного мира и постарался прикинуть, где это может быть.
– Тарбеан? – сказал я. – Или, может быть, где-то в Илле?
Я открыл глаза.
– Честно говоря, понятия не имею.
Брандер что-то пометил у себя в бумагах.
– Магистр имен! – сказал он, не поднимая головы.
Элодин ухмыльнулся мне ехидной, заговорщицкой улыбочкой, и меня внезапно охватил страх, что он сейчас всем расскажет о том, какую роль я сыграл в том, что мы натворили в комнатах Хемме нынче утром.
Но он всего лишь театрально вскинул три пальца.
– У вас на руках три пики, – сказал он, – а еще пять пик разыграно.
Он сложил пальцы домиком и серьезно уставился на меня.
– Сколько всего пик, а?
– Восемь пик, – ответил я.
Прочие магистры зашевелились. Арвил вздохнул. Килвин сник. Хемме с Брандером даже переглянулись и закатили глаза. Все вместе создали впечатление страдальческого долготерпения.
Элодин обвел их гневным взглядом.
– Что такое? – осведомился он, и в голосе его зазвенела сталь. – Вы хотите, чтобы я относился к этим песням и пляскам более серьезно? Вы хотите, чтобы я задавал ему вопросы, на которые может ответить лишь именователь?
Прочие магистры застыли. Им явно сделалось не по себе, они избегали встречаться с ним взглядом. Только Хемме посмотрел ему в глаза, открыто и злобно.
– Ну хорошо, – сказал Элодин, снова оборачиваясь ко мне.
Глаза у него потемнели, и голос обрел странную звучность. Он звучал не так уж громко, но когда Элодин говорил, казалось, будто его голос заполняет собой весь зал. Другим звукам не оставалось места.
– Куда уходит луна, – мрачно спросил Элодин, – когда она исчезает с нашего небосвода?
Когда он умолк, в зале сделалось неестественно тихо. Словно его голос оставил дыру в мироздании.
Я выждал, чтобы понять, весь ли это вопрос. И признался:
– Понятия не имею.
После голоса Элодина мой казался довольно тонким и слабым.
Элодин пожал плечами и любезно указал через стол:
– Магистр симпатической магии.
Элкса Дал был единственным, кто явно чувствовал себя комфортно в парадной мантии. Своей черной бородой и узким лицом он, как всегда, напомнил мне злого колдуна, персонажа ряда дурных атуранских пьес. На меня он взглянул сочувственно.
– Что вы можете сказать о связывании в случае линейного фульманического притяжения?
Я бойко отбарабанил нужные формулы.
Он кивнул.
– Каково расстояние непреодолимого затухания для железа?
– Пять с половиной миль, – ответил я. Это был ответ из учебника, хотя насчет «непреодолимого» я мог бы поспорить. Разумеется, перемещение сколько-нибудь значимого количества энергии на расстояние более шести миль было статистически невозможным, однако использовать симпатию для определения наличия предмета или вещества можно на значительно больших расстояниях.
– У вас есть унция кипящей воды. Сколько теплоты потребуется, чтобы она выкипела досуха?
Я порылся в памяти, припоминая таблицы испарения, с которыми работал в фактной.
– Сто восемьдесят таумов, – ответил я куда увереннее, чем чувствовал себя на самом деле.
– Меня все устраивает, – сказал Дал. – Магистр алхимии!
Мандраг отмахнулся пятнистой рукой:
– У меня вопросов нет.
– Он здорово разбирается в картах! – подсказал Элодин.
Мандраг сурово посмотрел на Элодина.
– Магистр архивов!
Лоррен посмотрел на меня. Его длинное лицо осталось бесстрастным.
– Каковы правила посещения архивов?
Я вспыхнул и опустил глаза.
– Ходить тихо, – начал я. – С уважением относиться к книгам. Повиноваться скрибам. Не пить. Не есть… – я сглотнул. – И не вносить огня.
Лоррен кивнул. Ничто в его тоне или поведении не выражало неодобрения, но от этого было только хуже. Он скользнул взглядом вдоль стола.
– Магистр артефактов.
Я выругался про себя. За последний оборот я прочитал все шесть книг, которые магистр Лоррен выложил для ознакомления ре-ларов. На одно только «Железо и пламя: Атур и империя» Фелтеми Рейса у меня ушло добрых десять часов! Мало о чем я мечтал больше, чем о допуске в архивы, и я отчаянно надеялся произвести впечатление на магистра Лоррена, ответив на любые вопросы, какие он мог задать…