Страница 9 из 16
Новые легионы
Поляки попадали в армию Наполеона различными путями, и часто они приходили готовыми обученными солдатами. Разделенный народ воевал в армиях противников Бонапарта: австрийской, прусской и русской. Барон де Марбо в своих мемуарах описывает характерный случай:
После Аустерлицкого сражения Наполеон осматривал озеро, на льду и в водах которого погибло множество русских и австрийских солдат. Вдруг он заметил на льдине человека в форме русского унтер-офицера – всего в орденах и раненного в бедро.
Раненый также увидел, что на него обратил внимание император со своим эскортом. Унтер-офицер «приподнявшись, как только мог, на локоть, … воскликнул, что воины всех стран становятся братьями после того, как битва окончена, и попросил о своей жизни у могущественного императора французов».
Он мог рассчитывать на милость, ибо в те времена еще воевали без смертельной ненависти к врагу. Битва являлась своеобразным рыцарским поединком, и к поверженному противнику относились благожелательно-снисходительно. Обычно пленных сразу же отпускали на свободу, взяв с них обязательство: не воевать против победителя определенное время (полгода или год). Другое дело, что в нашем конкретном случае проблематично было помочь человеку на льдине в центре озера.
Храбрец Марбо вместе с артиллерийским лейтенантом разделись ради этого в декабре, подплыли к раненому и вытащили его из ледяной воды.
Наполеон подождал, пока врач сделает перевязку русскому, а затем подарил ему несколько золотых монет. Пленнику дали сухую одежду, закутали в теплые одеяла, а на следующий день перевезли в госпиталь.
«Он был литовцем, – рассказывает Марбо о дальнейшей судьбе пленника, – и родился в провинции бывшей Польши, присоединенной теперь к России, потому, как только он выздоровел, то заявил, что хочет служить только императору Наполеону. Он присоединился к нашим раненым, когда их увозили во Францию, и впоследствии был взят в польский легион. Он стал унтер-офицером гвардейских улан, и каждый раз, когда встречал меня, он на своем очень экспрессивном наречии выражал крайнюю благодарность».
С началом войны с Пруссией (1806 г.) Наполеон все чаще вспоминает своих преданных поляков. Завоевателю необходим надежный союзник, и поляки подходили на эту роль идеально. Ведь Пруссия владела значительной частью коренных польских земель, в том числе столицей – Варшавой. Для того чтобы в очередной раз воспламенить тлевший энтузиазм поляков, необходима была самая малость – дать им надежду. И Наполеон (осторожно и дозировано) в нужный момент произносил именно те слова, которые угнетенная нация желала услышать.
Бонапарту не удалось сделать знаменем борьбы самого известного польского бунтаря – Костюшко, и тогда он воспользовался прежними боевыми соратниками. Из Италии в Берлин прибыл «отец» первых польских легионов – Ян Домбровский. Он и разнес среди соотечественников оброненную Наполеоном фразу: «Если поляки докажут, что они достойны иметь независимость, они ее получат».
В Берлине оказалось множество поляков: ветераны итальянских походов во главе с Домбровским, бывшие пленные австрийских и прусских армий, сюда потянулись горячие головы с польских земель. 19 ноября 1806 г. Наполеон принял делегацию из Варшавы во главе с графом Дзялыньским. Патриоты услышали заветные слова, но за мечту необходимо было платить кровью:
«Франция никогда не признавала раздела Польши…, – произнес Наполеон на встрече с поляками. – Если я увижу в польской армии тридцать-сорок тысяч человек, я объявлю в Варшаве Вашу независимость, и это будет непоколебимо. Именно в интересах Франции и всей Европы Польша должна быть свободной. Предлагаю Вам не прекращать борьбы. Ваша судьба находится в ваших собственных руках».
Что ж…, поляки были готовы проливать кровь за свободу родины.
Из пленных и дезертиров – поляков служивших в войсках Австрии и Пруссии – в сентябре 1806 г. был образован Северный легион. Его возглавил ветеран Египетской кампании генерал Зайончек. (В марте 1807 г командование легионом принял князь Михал Радзивилл.)
После прихода французов в Польшу в 1806 г. неутомимый Ян Домбровский обратился с призывом к нации. В короткий срок было набрано около 30 тысяч человек. Первые добровольцы вместе со вспомогательными баденскими войсками и французской дивизией составили 10-й корпус (около 15 тысяч воинов) под командованием маршала Лефевра. Поляки участвовали в осаде стратегически важного города Данцига, сражались во многих битвах на полях Пруссии.
Сомо-Сьерра
Жаркие бои кипели и на другом конце Европы. Однако испанская война шла совсем не так, как обычно протекали молниеносные наполеоновские походы против австрийцев и прусаков: одно-два генеральных сражения, и побежденная сторона подписывала мир на условиях победителя. Побед на этой земле было мало, и они ничего не значили, а только ожесточали воинственных испанцев. Поражений французы познали гораздо больше – причем, жестоких и болезненных. Война велась совсем не по благородным европейским правилам, когда пленные отпускались тотчас же после битвы, и победители с побежденными праздновали окончание войны за одним столом.
Наполеон, как всякий великий человек, просчитывал все на шаг вперед, еще не начав войну в Испании, он спланировал ее послевоенное политическое будущее; он прекрасно знал состояние испанской армии, и потому туда были посланы новобранцы и недостаточно опытные генералы – набраться боевого опыта и получить первое крещение огнем противника. Он не предвидел, что против французов поднимется весь народ Испании, что вспыхнет беспощадная партизанская война – доселе ему неизвестная.
Национальный характер испанцев сильно отличался от характера австрийцев или прусаков, и он не оставлял завоевателям ни единого шанса на победу. Как пришел к выводу барон де Марбо, «у испанцев есть огромное достоинство – даже если их разбивают, они никогда не теряют мужества. Они убегают, собираются вдалеке и возвращаются через несколько дней, снова полные уверенности в победе. Победы не случается, но уверенность никогда не исчезает!..»
Летом 1808 г. в Андалузии французская армия Дюпона оказалась в чрезвычайно трудном положении. Она могла сражаться и уйти с потерями, но малодушный командующий пошел, как ему казалось, более легким путем. О дальнейшей судьбе армии рассказывает воевавший в это время в Испании барон де Марбо:
«За исключением батальона г-на де Сент-Эглиза (который заявил, что не исполняет приказов генерала-военнопленного), вся армия генерала Дюпона из 25 тысяч человек сложила оружие. Тогда испанцы, уже ничего не опасаясь, отказались соблюдать пункты капитуляции, в которых говорилось о возвращении французов на родину. Они не только объявили их военнопленными, но обращались с ними недостойно, и дали возможность крестьянам убить несколько тысяч солдат!
Только Дюпон, Вендель и несколько генералов получили разрешение вернуться во Францию. Офицеров и солдат сначала держали на старых судах, стоящих на якоре на рейде Кадиса. Среди них началась такая сильная эпидемия лихорадки, что испанские власти, испугавшись, что болезнь распространится на весь Кадис, перевезли оставшихся в живых на пустынный остров Кабрера, где не было ни воды, ни жилья! Каждую неделю им привозили несколько тонн солоноватой воды, гнилые сухари и немного соленого мяса. Несчастные французы жили там почти как дикари, без одежды, белья, лекарств, не получая никаких известий ни о своих семьях, ни о Франции, а чтобы как-то укрыться, были вынуждены рыть себе норы, как дикие звери!.. Это продолжалось шесть лет до заключения мира в 1814 году. Почти все пленники умерли от лишений и горя…
Когда император узнал о байленской катастрофе, его гнев был тем более ужасен, что до сих пор он считал, что испанцы такие же трусы, как итальянцы, что крестьянский мятеж – это единственное, на что они способны, что несколько французских батальонов за несколько дней легко справятся с ними. Теперь он плакал кровавыми слезами, видя уничтожение своих знамен. Французские войска потеряли репутацию непобедимых!..»