Страница 2 из 16
Отдельные оценки и высказывания, встречающиеся в его рецензиях и полемических статьях, могут показаться излишне эмоциональными и прямолинейными. Вполне вероятно, что с течением времени они утратили свою остроту и актуальность, изменились подходы и методология исследований. Однако они остаются живыми, бесценными свидетельствами истории науки, яркими примерами распространенных в советское время исследовательских подходов. Сохранив дух времени, они не утратили научной ценности самого исследования (например, в случае подробного анализа публикаций о Парижской коммуне).
Особый интерес в книге представляют работы о Гиго Дзасохове. Не будет преувеличением сказать, что Х. С. Булацев открыл русскому читателю имя этого талантливого осетинского публициста, литературного критика, педагога и просветителя, посвятив ему кандидатскую диссертацию и многие другие работы, в том числе монографию «Гиго Дзасохов – публицист-революционер» (1982). В настоящую книгу включены как научные статьи о творчестве Дзасохова, так и многострадальная история с изданием книги о нем, отраженная в переписке Х. С. Булацева с Х. С. Черджиевым.
Читая сейчас, на исходе второго десятилетия XXI в., написанное Хазби Сергеевичнм почти 50 лет тому назад, в условиях другой идеологической эпохи, с другими общественными ценностями, невольно задумываешься: а насколько это может быть интересно современному читателю, живущему в новой системе координат, с иными идеалами и системой приоритетов? Людям моего поколения, получившим образование в советское время, пережившим несколько общественных формаций, ставшим свидетелями произошедших перемен и пытающимся осмыслить все случившееся со страной и с нами, – это близко и понятно как история нашей жизни. Для современного же поколения книга явится своего рода хрестоматией к изучению минувшего времени и его проявления в судьбе одного человека.
Ушли в прошлое идейные баталии XX в., отражением которых является эта книга, но поиски истины в науке, социальном устройстве жизни продолжают сохранять свою актуальность. И в этом смысле сборник избранных произведений доктора исторических наук, профессора, заведующего кафедрой истории журналистики Санкт-Петербургского (Ленинградского) государственного университета Хазби Сергеевича Булацева – мудрого, честного и бескомпромиссного представителя советского поколения – является свидетельством яркой и содержательной жизни ушедшей великой эпохи.
Статьи
Из истории провинциальной печати
(«Камско-Волжская газета», 1872–1874 гг.)
Русской провинциальной прессе, начавшей свою летопись еще с 1788 г. (с появления «Тамбовских известий»), понадобилось чуть ли не целое столетие, чтобы обнаружить первые серьезные признаки возмужания и поворота к социально-политическим проблемам. Лишь к 70-м годам XIX в., как отмечал В. Г. Короленко, печать провинции все-таки заняла уже свое место в русской жизни, а отдельные ее органы стали играть определяющую роль в решении многих местных вопросов1.
Среди именно таких провинциальных изданий Короленко в первую очередь называл казанскую «Камско-Волжскую газету», первый номер которой вышел ровно 100 лет назад. Предварительно следует заметить, что эта газета, заслуживая самого пристального внимания исследователей, пока не изучена (как, впрочем, и многие другие издания тогдашней провинции). А та краткая характеристика, которая дается «Камско-Волжской газете» в справочнике «Русская периодическая печать», далека от того, чтобы признать ее верной. Нельзя в частности, согласиться с утверждением, содержащимся в этом справочнике, что страницы «Камско-Волжской газеты» посвящены только «малым делам», равно как и с утверждением, что возникшее в 1872 г. «Политическое обозрение» к середине года исчезло со страниц газеты2.
«Камско-Волжская газета», просуществовав лишь два года (1872–1874), явилась настолько заметным изданием, что ее не могли обойти молчанием как в дни существования, так и после ее закрытия. Журнал «Дело», например, при его весьма требовательном отношении к провинциальной печати, еще в 1873 г. отмечал, что в «Камско-Волжской газете» и политический от дел «ведется с тактом и толком» и что местную хронику она «ведет гораздо толковей других изданий и вообще отличается умным выбором местных известий и что она вполне грамотна, опрятна; в ней вы не встретите ерунды и нередко найдете черезвычайно любопытные корреспонденции, умные и живые статьи»3.
Позднее, спустя примерно 20 лет после запрещения этой газеты, с большой похвалой отзывался о ней В. Г. Короленко, отмечавший, что «в лице „Камско-Волжской газеты“ печать Поволжья сделала огромный шаг вперед…»4
«Камско-Волжская газета» сразу же заявила о себе в полный голос. Это был не робкий и невнятный голос новорожденного младенца, а голос серьезный и требовательный, выражавший мысли и настроения лучших деятелей русской провинции. В газете сотрудничал широкий круг передовых представителей провинциальной публицистики, такие, например, как А. С. Гациский (от Нижегородской губернии) и Н. М. Ядринцев (от Сибири). Уже в первом номере «Камско-Волжская газета» решительно отвергла мнение, будто провинциальная пресса «бесполезна». Достойную отповедь, в частности, получила «Неделя», утверждавшая, что «при тех обстоятельствах, в какие поставлена провинциальная печать, какова бы ни была энергия отдельных представителей печатного слова, они ничего не могут сделать».
«Там, где ничего нельзя сделать, остается, очевидно, сложить руки и ждать», – иронизировала по этому поводу «Камско-Волжская газета». И продолжала: «Мы переживаем теперь такое время, когда общественным деятелям в каком бы то ни было роде нужно много энергии и много веры в свое дело, чтобы устоять против повального обессиления, разочарования, апатии, благодаря которым у многих опускаются руки при мысли о предстоящей работе. И чем больше встречается в наше время эта свежая вера, тем непростительней отравлять ее торопливым и неразборчивым скептицизмом. Разрушать эту веру – значит становить ся на сторону того старческого благоразумия, которое ищет только покоя, закрывая глаза на будущее… „Жди и надейся“ – вот неизбежный совет, который вы встречаете отовсюду и во имя которого большинство мало-помалу погружается в равнодушие.
Ждать и надеяться – необходимо и неизбежно, но придадим этим словам более точный смысл, будем говорить: „Жди и действуй, действуй и жди!“» (1872. № 1). Так объясняла мотивы своего появления «Камско-Волжская га зета», всей своей деятельностью подтвердившая верность целям, ради которых и была создана. Именно поэтому она су мела сыграть, по отзыву В. Г. Короленко, очень важную и многоопределяющую роль местной жизни.
«Камско-Волжская газета», выходившая вначале два, а позднее три раза в неделю, печаталась в основном на шести полосах, равных по формату примерно нашей нынешней «Неделе». Ее издатели и сотрудники, экономя газетную площадь (значительную часть которой они вынуждены были отводить официальным материалам), ограничивали себя сравнительно узким кругом вопросов, но освещали их обстоятельно и постоянно. Много места и внимания газета уделяла проблемам политики, просвещения и литературы, но центральным для нее был крестьянский и рабочий вопрос, о котором «Камско-Волжская газета» вела разговор из номера в номер. Газета рассматривала этот вопрос как единый, ибо она не смогла (да и не могла еще) понять социально го различия между крестьянами и рабочими. Для нее крестьянские и рабочие массы, одинаково задавленные административным гнетом и беспросветной нуждой, сливались в одно понятие – народ. В рабочем человеке она еще не видела представителя того развивающегося революционного класса, которому суждено было возглавить борьбу за освобождение всего трудового народа от самодержавного гнета и решать судьбы страны; основную революционную силу «Камско-Волжская газета» признавала за крестьянскими массами. «Главная масса населения, – писала га зета, – наиболее нуждающаяся в помощи, наименее имеет возможность ее ощущать вследствие тех условий жизни, которые по удобству и невинности выражения назовем хоть историческими. На какие бы категории ни делило себя человечество, оно всегда, насколько это теперь можно предвидеть, будет состоять из двух крупных групп: группы людей, живущих на готовых хлебах, и группы людей, которые даже понятия не имеют об этих готовых хлебах. Степень благосостояния общества измеряется степенью благосостояния основной массы этого общества. Там, где эта масса забита нуждой, трудом и невежеством, там нет и благосостояния. В нижегородском Поволжье, например, основная масса эта, как и везде, крестьянская…» (1872. № 50). Из этого положения газета делала вполне закономерный для нее, типично народнический вывод о том, что каждый, кто сочувствует трудовому народу и посвящает себя делу его освобождения, должен прежде всего думать о крестьянских массах и ориентироваться на их революционность. Кто поступает иначе, тот, по мнению газеты, обречен на неудачи и поражение. Этим, например, газета объяснила и главную причину поражения Парижской коммуны. (К этому вопросу нам еще придется вернуться.)