Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

Пахан, лишивший Курицына последних иллюзий, строгий и требовательный мужчина, титан нетрадиционного секса, этот человек отбыл, наконец, в колонию. Отбыл, не успев выбить Курицыну все зубы, отбыл, уходя из госпиталя, сказал напоследок:

– Не прощаюсь. На зоне встретимся. Драть тебя буду там, с драным очком весь срок проходишь. Кровью срать будешь!!! До скорого.

Но доведется ли встретиться. Дороги, которые не мы выбираем, друзья, с которыми не успеешь познакомиться. Глядишь, иных уж нет, другой на лесоповале. Надо, надо начинать новую жизнь.

С Чингисхановым было сложно. Чингисханов погрузился в море разврата и уже пользовался в камере известным успехом. Уже и не только в своей камере, уже и вызывали его, по вызову ходил по культурному обмену в соседские камеры, читал лекции о состоянии футбола в зарубежных странах. Возвращался неприятно возбужденным, пахло от него давно забытыми напитками с воли. Тройным одеколоном пахло, лосьоном мужским пахло, чужими носками пахло.

Пропал друг Чингиз, пропал, будто его и вовсе не было на свете.

До суда оставалось всего ничего, сущие пустяки оставались. Друзья на воле, конечно, шуровали, но конечно ничем не могли помочь. Режим крепчал, режим жаждал крови. И куриная кровь хлынет рекой и застонет футбольная общественность.

Ночью Курицыну в койку лез уже новый персонаж.

– Что я тебе подарю!!! Шептал.

Подарит или СПИД или сифон, думал Курицын.

– Встать! Суд идет!

И грянул суд.

Позднее, когда футболист Курицын вспоминал те незабвенные минуты отечественного суда, самого гуманного в мире, припаявшего ему аж четыре с гаком. Но оставившего ему надежду.

– Даже в Мордовии сынок живут люди, сказал ему в коридоре суда золотозубый ходок по этапу. Старый сиделец, мокрушник Чифирев.

– Динамовцев в зоне не любят. Говори, что ты в Спартак метил. То сё, народная команда. Братки, они за народ. Может и не опустят.

Курицын понял и он понял, что ему и дальше надо понимать, жить по понятиям, приобщиться и опроститься. Купить вазелину и принять жизнь во всей её сложности и непредсказуемости, научиться хорошо делать минет.

Звенят, звенят колеса. Сторонники отечественного футбола готовят побег, на всех железнодорожных трассах устроены засады. Обещают подорвать состав.

– А когти рвать, вы уж сами рвите. Мы вас подхватим. Абрамович обещал принять в Челси.

Ни Челси, ни Абрамович не были дороги сердцу простого русского парня, славянина и бисексуала, футболиста основного состава.

– А я бы лучше, поиграл бы лучше с Роналдо. В Ювентусе лучше. Он такой горячий, Роналдо. Такой рослый.

Мечты, мечты. Стучат колеса. В России вечно стучат, сплошные стукачи в России. И, конечно, стукнули начальнику конвоя, что заключенные намылились сбежать. Этой ночью разбирали рельсы, искали взрывчатку. Этой ночью не сбывались мечты. Мечты они такие, вечно не сбываются. Этой ночью Курицына изнасиловали в четырнадцатый раз. В вагоне, где ехал Чингисханов шла оргия, выдавали замуж выдающегося полузащитника за квалифицированного скокаря.

– Я тебе подарю бриллианты в ночи, забросаю тебя осетриной. Жри Чинга, жри и в глаза мне смотри. Любишь своего пупсика?

И Чингисханов признавался в любви, подлый мазила из захудалого клуба высшего дивизиона предавал самое святое, что должно быть у физкультурника.

Долго ехали они по просторам страны. Кто скажет, что Мордовия недалеко, тот солжет, везли их в Оренбург.

– Отсталость, бескультурье, ужасался Курицын. Там сплошной волейбол, век футбола не видать.

Сорок семь лет без футбола живут, звери!

Чингисханов спал, Чингисханов стал другим человеком и даже говорил иногда колоратурным сопрано.

– Что день грядущий мне готовит?! Заводил иногда. Но замолкал. Не береди лихо, пока тихо. Спонсор сойдет на дальней станции. Будет весь в шоколаде, трава по пояс, место на нарах по понятиям. А меня, горемычного повезут в дальние края. Кто поймет, кто возьмет в жены испорченную.

Он потерял счет случайным любовникам, он не берег себя, расточительно относясь к сокровищу невинности.





Стук колес оборвался на самом интересном месте. Курицын вздохнул, освобождаясь от непристойных притязаний.

– Футболисты выходят из эшелона, прозвучало в динамике.

Повторяю, футболисты выходят, остальные сидят и не чирикают. Стреляем без предупреждения.

Выходить в трусах, без трусов выходить запрещается.

– Слышь, Курёха. Может, без трусов выйдешь? Мы тебя во всех видах перевидали. А народу там интересно. Народ захочет приобщиться.

– И думать не смей, зашумели на нарах. Всем давать будешь, что от тебя останется. Береги себя Курёха. Выйди и будь тверд.

– Поцелуя без любви не давайте никому, пели вслед ему.

В поле у эшелона собралась толпа зрителей. Растерянных трусиконосцев встретил начальник близлежащей женской колонии.

– Футбольная команда нашей колонии вызывает на товарищеский матч футболистов из вашего эшелона.

Женщины заключенные приветствуют товарищей мужчин. И обещают им теплую дружественную игру.

Мы чемпионы области. Говорят, у вас в эшелоне крутые мужики есть. А у нас девочки все крутые. Интересная будет игруха.

И грянул бой. С поротой жопой не очень то отыграешься. Но Курицын старался. Предатель Чинга остался в вагоне, не вышел ответить вызову дружественного секса. Женщины на поле играли все интересные, некоторые в лифчиках, но чувствовалось, что все лесбиянки.

Хватали за трусы, ставили подножки. Местный судья засуживал безбожно. Вечерело, кусали комары, удалось забить один мяч. Его не засчитали.

Потом в эшелоне Курицына били. Он плакал, он вспоминал родной клуб. Лицо любимого тренера, мертвое и укоризненное.

– Все ты, Курицын у меня мажешь. По блядям таскаться при живой жене можешь, а играть тебе западло.

– Простите, товарищ тренер, кричал он во сне. Его толкали в бок, пару раз стукнули.

Шел поезд, вез сотни человеческих судеб. Не все были футболисты, но животы болели у всех. Там, на поле после матча всех накормили тушенкой. Какая она была, эта тушенка, лучше не спрашивайте. Я не посмею вам этого сказать.

Глава 3. Ты начальничек, винтик-чайничек

Что вы все о тушенке, да о тушенке. Давайте лучше об избирательной компании.

Шел конкурс красоты, избирали первую красавицу оренбургской колонии, мисс Вселенная оренбургская.

Заключенные голосовали активно, победительнице светило участие во всероссийском конкурсе. А там и условно-досрочное. Менты, они тоже люди, им тоже свойственно чувство прекрасного.

В трусиках и в лифчиках, подмазанные и слегка умытые, участники были чудо как хороши. Конечно, в финал вышли Чингисханов и бывший друг Курицын. Основной конкурент, заключенный Петухов, сошел с дистанции в полуфинале. Не сумел исполнить песню “Виновата ли я”. Давно лишенный невинности мужичина хрипел и басил.

– Не верю!!! Не верю!!! Кричала толпа заключенных. Суд признал, что ты виноватый, ну и сиди себе, не возникай. Следующего, следующего на подиум. Сними лифчик Чинга, потряси бедрами.

– Без нездоровой эротики, строго предупреждал дежурный по колонии. Наша эротика должна быть патриотичной. Вот вы Чингисханов, чем вы ответите на происки американской разведки? Чтоб никаких Майклов Джексонов и никаких Мадонн в русской колонии не было. Из карцера у меня не выйдете.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.