Сообразим на троих

— Заткнись, — спокойно попросил я, — когда любишь, нельзя трахаться с кем попало.

— Я все еще хочу быть с тобой, — уперто продолжал оборотень, — я уже не хочу никого, кроме тебя, правда. А если и захочу, никогда больше не буду изменять, потому что не могу еще раз тебя потерять.

— Ты потерял меня только один раз, и больше у тебя такой возможности не будет, хватит тут цитат из ванильных пабликов! — фыркнул я. — Можешь идти, это бесполезные уговоры.

— Пожалуйста, малыш, давай…

Не выдержав, я сделал шаг вперед и со всей возможной силой въебал ему в челюсть.

— Всех их так звал, да? — прорычал я ему в лицо, ухватив за грудки. — Каждую шлюху, которую трахал где-нибудь в туалете, ты звал так же, как меня, да? Да, сукин ты выблядок?

— Только последний год, когда представлял тебя на их месте, — нахально улыбнулся он, из уголка рта потекла кровь, — ты такой охуенный, когда злишься.

Чуть отступив, чтобы замахнуться, я тут же получил довольно жестокое напоминание о причинах нейтралитета вампиров и оборотней. Мы живучие, а эти шерстяные ушлепки сильные.

Накрыв ладонью мой кулак, Никита без труда отвел его в сторону. Я рванулся было назад, зная, что сейчас произойдет, но не успел. Ухватив меня за плечо, он впечатал меня спиной в стену.

Едва не потеряв сознание от оглушительного оргазма, я осел ему в руки. От возбуждения закатывались глаза, и я с готовностью ответил на поцелуй, посасывая горячий язык, такой классный, такой любимый…

Расстегивая на мне рубашку, Ник вжимался в меня своим стояком и этим только заводил сильнее. Тихо постанывая, я огладил мощную шею, запуская пальцы под отглаженный воротничок, ослабил темно-синий галстук, расстегнул первую пуговицу.

— Я так скучал, малыш, — выдохнул мужчина, проводя ладонями по моему животу, — я люблю тебя…

Начиная осознавать, я засопротивлялся было, но он чуть приподнял и опустил меня, заставляя проехаться спиной по стене, и я снова забыл, что хотел сказать и сделать.

Прижимаясь кожа к коже, мы жадно целовались. Стиснув в кулаке его волосы, я неприкрыто застонал, ощутив его горячие руки на пояснице.

— Чш-ш, тише, малыш, тише, — рвано целуя мою шею, Ник расстегнул мои джинсы.

Они едва держались, но мне ужасно хотелось от них избавиться. Впившись пальцами мне в бедро, он резко его вздернул, буквально втираясь в меня пахом, и я едва не всхлипнул, царапнув его шею.

— Ты все такой же отзывчивый, — урчал оборотень, вылизывая мою шею, — повернись, малыш, я вылижу тебя так, что ты имя свое забудешь.

Стоило ему отпустить меня и отстраниться, я пришел в себя. Да, от желания подставить ему задницу коротило мозг, но я встряхнул головой, подхватил спадающие штаны.

— Ну уж нет! — я уперся ладонью ему в грудь. — Ты охуел, а? Между прочим, склонение к сексу стимуляцией вампирской эрогенной зоны является изнасилованием, ублюдок!

Сумев произнести такую сложную фразу, я окончательно отрезвил себя и застегнул джинсы. Как одна из его шлюх чуть не отклячил жопу, стоило только зажать в углу! Ну заебись!

— Малыш, эй, — взяв меня за запястье, он, игнорируя мои усилия, поднес его к лицу и нежно коснулся губами разбитой костяшки, — было же хорошо. И будет, обещаю. Больше никаких измен, клянусь тебе.

Вздохнув, я вдруг ощутил ужасную усталость. Нахуй мне это все…

— Отъебись, — попросил я, аккуратно высвобождая руку, — забудь меня и дай мне забыть тебя. И так переговнял уже самые сильные чувства в моей жизни.

Не слушая и даже не пытаясь слушать, я сел за стол, сложил руки перед собой и ткнулся в них лбом.

— Но ты ведь еще любишь меня, — Никита коснулся волос на моем затылке, — а я люблю тебя. В чем проблема?

— Проблема в том, что я всегда тебя любил, а ты всегда это знал, — глухо проворчал я, — знал, и все равно трахался на стороне. Не нужна мне такая взаимность, ебись она конем вместе с тобой и твоими блядями.

— Малыш…

— Просто. Отвали.

Боже, как я его люблю. Как я хочу согласиться. Как трудно будет ему доверять. Как мне будет больно еще раз узнать о его изменах. Я такое еще раз не переживу. Лучше уж буду любить так, забуду рано или поздно. Ненавижу, как я его ненавижу.

Потратив минуту на то, чтобы поправить одежду, Никита все же внял и ушел. И на том спасибо. Но мне нужно это дело смазать.

Написав брату, что еду пить и можно меня не ждать, я выключил телефон, оставил его на столе и пошел искать такси на стоянке торгового центра.

========== Часть 5 ==========

Раскалывалась голова, ломило шею. Рядом что-то шуршало, громко и отвратительно, но зато пахло жареной картошечкой.

— Доброе утро, пьянчужка, — усмехнулся самый мой любимый голос, — под правой рукой стакан.

Промычав благодарность, я жадно глотнул прохладной крови. Как же я люблю своего брата…

Брат шуршал рядом, но и на кухне кто-то звенел посудой. После недолгих мучительных попыток сообразить, до меня дошло — Лариса.

— Рассказать тебе про твои подвиги? — приоткрыв один глаз, я покосился на брата. Он шуршал блядским пакетом, совершенно пустым, причем шуршал с полной нахального удовольствия улыбкой. — Мне позвонил Алик, — ага, бармен нашего любимого бара, — когда я приехал, ты курил один на двоих косяк с какой-то девкой, — застонав, я закрыл глаз, — паровозиком, — зажмурившись, я еще и ладонями лицо прикрыл. Стыдоба какая, вечно меня на блядки тянет по пьяни… — а по пути домой упрашивал меня разрешить тебе один маленький поцелуйчик.

— О, боже… — с трудом сев, я с силой потер щеки. — Прости, бро, прости за это.

Пристроившись на краешке кровати, брат ухватил меня за подбородок. На секунду перехватило дыхание — поцелует? Правда поцелует? Но нет, строго нахмуренные брови опровергли поспешную и постыдную, между прочим, догадку. Прекратить надо уже оглядываться на брата, родного, так-то. Ну, наполовину родного, но это не важно!

— От тебя несет этим ублюдком так, что загрызть охота, — мрачно рыкнул брат.

Отшатнувшись, я потер шею. Не потому, что побоялся за ее целостность, а потому, что будто заново ощутил отвратительные умелые поцелуи.

— Он… Он приходил, — пряча взгляд, я отбросил одеяло и встал, — втирал мне опять про вечную любовь и всякое такое дерьмо.

Снова загорчило в горле от застарелой боли. В гейских отношениях страсти кипят не хуже, чем в гетеро, не говоря уже о возможности душевно набить друг другу морду.

— Хуево? — тихо спросил брат, раскрывая объятия.

— Очень, — сглотнув, я вцепился в большое теплое тело, как в соломинку, спрятал лицо на жестком плече, пахнущем морем от геля для душа, кожей, кровью, домом.

— Все будет хорошо, — пробормотал брат, гладя меня по затылку и прижимаясь щекой к уху, — я тебя ему больше никогда не отдам.

Усиленно прогоняя от себя мыслишки о романтическом подтексте, я только кивнул и прижался чуть крепче, отпечатывая свой запах на брате. Отстранившись, вполне правдоподобно улыбнулся девушке с невероятными синими глазищами… Так, стоп, что? Синие, да, но почему такие блеклые? Где бирюзовые крапинки? Что за хуета-а?!

— Доброе утро, — Лариса сцепила пальчики в замок. А под ухом засосище, видать, брат вчера успел опробовать приобретение перед подъемом по тревоге, — как ты себя чувствуешь?

— Как с похмелья, — выдавил я, отводя взгляд.

Отправившись в ванную греться, я обнаружил на стиралке свой выключенный телефон. Похоже, брат еще и в салон съездить успел. Бедняга, сколько к него со мной проблем, пора завязывать с такими загулами…

После нескольких вчерашних встревоженных сообщений пришло одно сегодняшнее. “Да, линзы. Вернуть?”

Вздохнув, я отложил мобильник, включил воду, разделся, почистил зубы, чтобы дать себе время подумать. В принципе, да, я разочарован, и конкретно. Это наебалово похуже ваты в лифчике! С другой стороны, она миленькая, знает, зачем нам нужна, и потому права качать вряд ли будет. Если брат успел ее вчера оприходовать — ему она тоже нравится. Так что моим ответом было предложение попробовать ее оставить. Может, что-нибудь из этого и получится.