Страница 79 из 90
Когда стало ясно, что Онунд, Мурроу, Кэтилмунд и остальные выжившие из первоначальной восьмёрки, которую он отправил вместе с Олафом, снова встали на сторону Орма, а вместе с ними и большинство бывших Красных Братьев, которые принесли Клятву Одину, Воронья Кость почувствовал горечь, будто бы желчь растеклась во рту.
На его стороне остались христиане и те, кто всё ещё считали, что их принц благословлён богами и приведёт их к богатству. Большинство оркнейцев, взяв тела Ода и Эрлинга, встали под начало Ульфара, своего кормчего, который лишь мрачно кивнул Орму и отправился в обратный путь к побережью и своим кораблям.
— Думаю, это опрометчивое решение, — хмуро произнёс Воронья Кость, обращаясь к Орму, наблюдая, как уходят оркнейцы. — Они могут поджечь наши корабли, и тогда мы останемся здесь.
— Зачем им это делать? — сказал Орм. — Они дали слово.
Воронья Кость помолчал, думая, что должно быть у Орма не всё хорошо с головой. А затем он поднял глаза к небу, услышав далёкие крики последней стаи гусей, птицы направлялась на юг, пролетая над ними, над этой землёй, которую северяне называют Холодными берегами.
— Я угодил во все ловушки, на которые ты меня обрёк, — сказал он с горечью. — Хотя, может быть, для тебя ещё осталось две или три впереди. Но, всё равно, нам следует поспешить, настоящая зима уже близко, и, если нам не повезёт, мы застрянем в этих льдах на несколько месяцев.
Орм кивнул и натянуто улыбнулся, пытаясь восстановить разрушенные мосты между ними.
— Я не направлял тебя в ловушки, — ответил он. — У меня были свои дела, и я подумал, что тебе для твоего же величия понадобится этот топор. И я решил дать тебе ключ к Королевскому Ключу — палку, за которую Мартин готов отдать Кровавую секиру.
— Значит, ты не хотел сам получить этот топор? — отрезал Воронья Кость.
Орм не ответил, он понял, что ему уже пора смириться с тем, что это мальчик уже давно не тот девятилетний парень, которого он освободил от рабской цепи Клеркона. Орм прорычал это про себя, Воронья Кость спросил его об этом и, словно камнем, расколол все его надежды. В конце концов, Орм смог лишь покачать головой.
— Я был уверен, что твои небеса не рухнут, — сказал Орм, но слова выходили с трудом, словно он вытягивал их из бездонного морского сундука. Я дал тебе надёжных воинов и поручил Хоскульду позаботиться о вас. Всё что тебе нужно было сделать — пойти с торговцем и выяснить, где спрятан жертвенный топор.
— Но ты знал, что всё это затеял Мартин, — угрюмо возразил Воронья Кость. — Ты знал, что он выдавал себя за Дростана, но не сказал мне об этом.
— Я не был уверен, — ответил Орм. — Возможно, настоящий Дростан как-то участвовал в этом, и коварный Мартин воспользовался этим. Мне кажется, Мартин убил Дростана, а не стоял за ним. Я подумал, как только ты достигнешь острова Мэн, тебе всё станет понятно.
— Я выяснил правду гораздо раньше, — резко ответил Воронья Кость. — Хоскульд провёз Мартина везде, где проходили пути соперников, желающих заполучить Дочь Одина. Хоскульд не посчитал нужным рассказать мне всё это. А тебе он рассказал?
— Нет, — подтвердил Орм, — хотя, позже, я подозревал что-то подобное. Тебе надо было быть более терпеливым, Олаф, и Хоскульд рассказал бы тебе всё. Тебе он совсем не доверял. Тебе ещё многому предстоит научиться.
— Я преподал ему пару уроков, — прорычал Воронья Кость, и Орм печально взглянул на него. "Уж лучше бы он меня ударил", — подумал Олаф.
— Ты повесил всю его команду, как я слышал, — произнёс Орм и печально покачал головой. — Они были добрыми моряками, я знал их долгое время. А что же с самим Хоскульдом?
Воронья Кость оттолкнул от себя чувство стыда, внезапно рухнувшего на него, словно занавес, и прохрипел, презрительно махнув рукой.
— Спроси Гудрёда. Он вытащил Хоскульда с острова Мэн, и больше о торговце никто не слышал.
Орм вздохнул и почесал бороду. — Печальный конец.
— Всё закончилось худо, — хрипло сказал Воронья Кость. — Тебе не следовало использовать меня, как какого-нибудь трэлля, которого пускают впереди и ему достаются все удары.
Орм прищурил глаза и чуть приосанился.
— Я не использовал тебя вообще. Я предоставил тебе свободу выбора и дал всё что мог, чтобы ты сам нашёл свою судьбу. Я надеялся, что ты останешься верен Клятве Одина, которую ты принял, надеялся, что ты прежде всего человек, а уж потом принц. Но, мне кажется, я полностью ошибался.
Воронья Кость почувствовал, будто оказался внутри вращающегося вихря, земля внезапно ушла из-под ног. В этот миг его охватил ужас, и он запаниковал, что останется совсем один, словно корабль вдали от берега. Но затем всё исчезло, и мир снова вернулся в прежнее состояние.
— И вот мы здесь, — сказал он, глядя Орму в лицо. — Мы продолжим это дело вместе?
И всё же, чувство утраты было таким острым, будто кто-то в самом деле умер. Орм встретил взгляд его разноцветных глаз и кивнул.
— Да, — произнёс он, — ведь ты отыскал для меня мою Торгунну, и рассказал мне об этом, несомненно, к этому приложил руку сам Один. Самое меньшее что я могу сделать, то, что и делал ранее — поддержать тебя, чтобы твои небеса были, как и прежде, высоки. Но недолго, так сказали мне твои птицы.
Он замолчал, почесал бороду и задумался.
— Эрлинг сказал, что Гуннхильд и Гудрёд охотятся за жертвенным топором, — задумчиво сказал он, и Финн зарычал на Воронью Кость.
— Он смог бы рассказать ещё больше, — сказал он, словно ткнул Олафа охотничьей стрелой, — но понял, что нелегко говорить, когда у тебя меж бровей торчит топор.
Воронья Кость признал свою ошибку, резко хлопнув в ладоши, а затем, прищурившись, пристально посмотрел на нависающую над ними курящуюся гору.
— Ну что же, — проворчал он, — возможно Гудрёд уже ушёл вместе с топором, или Эрлинг думал, что это так, или ему просто поручили так сказать. Мы узнаем правду, лишь когда войдём в эту гору.
Он замолк потому, что появилась любопытная Берлио, ей хотелось увидеть живую легенду — Орма, она напялила на себя всю свою одежду, чтобы выглядеть чуть более привлекательной.
— Твои норвежцы называют это место Морсугур, — сказала она Орму. — Мне сказали, что это означает "время, что растапливает жир". Хорошее название.
Воронья Кость почувствовал её ладонь на своей руке, попытался стряхнуть и поразился её настойчивости.
— Вместе, — согласился он, глядя на Орма, понимая, что они вместе пока не закончат это дело.
— Я потерял всякий интерес к гаданию по птицам, — добавил он. — Теперь я не боюсь Матерь конунгов, как раньше.
— Dimidium facti, qui coepit, habet, — сказал Адальберт, оказавшийся вдруг поблизости. Орм обернулся и увидел костлявого священника, тот прятал руки в рукавах, капюшон рясы надвинут на лоб, на лице уже начала пробиваться густая борода. Адальберт улыбался.
— Тот, кто... — начал он.
— Тот, кто начал, уже сделал половину, — перевёл Орм. — Я тоже знаю это, священник.
— Странная у тебя нынче компания, — добавил он тихо Вороньей Кости, который хмуро посмотрел на него в ответ, мрачный, словно комок грязи.
— Это Адальберт, — сказал он. — Священник присоединился ко мне на острове Хай. Чтобы спасти мою душу — “probae etsi in segetem sunt deteriorem datae fruges, tamen ipsae suaptae eniten”. Хорошее семя, даже посаженное в скудную почву, принесёт хорошие плоды по своей природе. Разве не так ты мне сказал, священник?
— Очень хорошо, молодой принц, — пробормотал Адальберт. Орм усмехнулся.
— Ну, по крайней мере, ты выучишься латыни, — сказал он, а затем взглянул на Берлио.
Повисла длинная и неловкая пауза.
— Берлио, — сказала она твёрдо, когда поняла, что Воронья Кость не собирается её представлять. — Я из вендских земель.
— Рабыня, — добавил Воронья Кость, а затем многозначительно посмотрел на неё, — принадлежавшая принцессе.
Орм ничего не сказал, хотя и был уверен, что Берлио считала себя более важной персоной, чем Воронья Кость о ней думал. Он просто кивнул и отвернулся, его сердце ликовало; Воронья Кость вырос, но всё же ему предстояло ещё многому научиться — любви, дружбе и силе клятвы.