Воронья Кость (ЛП)

Они увидели красно-золотой пляшущий свет факела, Эйндрид наложил стрелу на тетиву и зарычал. Мартин, сидя на корточках, словно осторожная крыса, бросил взгляд через плечо; оттуда раздался крик, громкий вопль, от которого на затылке волосы встали дыбом.

А затем откуда-то, из-за красно-золотого света факела прозвучал тихий шуршащий голос, словно летучие мыши зашелестели крыльями. Женский голос, старый и мягкий, как тюленья шкура.

— Мой сын поручил мне сказать вам, что будет лучше, если вы положите вашу королевскую фигуру. Вы проиграли.

Глава двенадцатая

Команда королевы Ведьмы

Когда она размышляла о воронах, что случалось нечасто, то всегда думала о белом вороне. Говорят, что худшие зимы случаются, когда Всеотец выпускает своего третьего ворона, белого. Мысль и Память, двое воронов Одина, сгорбившись, прячут голову под крыло, а белый, тем временем, парит на белоснежных перьях над миром, расчёсывая когтями облака, выбивая широкими неторопливыми взмахами крыльев мягкие белые хлопья, которые словно сон, накрывают крутые горные вершины, усыпанные острыми камнями, и не спеша опускаются в самую душу мира.

Однажды, далеко отсюда, давным-давно, будучи ещё девочкой, она жила в тёплом доме с очагом и смотрела на равномерно укрытый снегом пейзаж, удивлённо наблюдая, как мир может быть таким тихим. Она была молода, и обнимая себя руками, страстно желала, чтобы подули тёплые ветра и солнечный свет прикоснулся к её щеке.

Этого не должно было произойти. Её привезли сюда чуть позже, и с тех пор мир для неё стал представлять собой короткое ярко пылающее, страстное лето и длинную зиму, наполненную танцующими в чёрном небе огнями, переливающимися зелёным и красным.

К ней приходили странники, пытливые и смелые. Те, кто искали богатства — приходили редко, а те, кто искал мудрости — их впускали, иногда им даже позволяли оставаться на некоторое время, чтобы поведать свои секреты и все то, что происходит в мире за огненной горой. У неё побывали даже два грека и один араб из Серкланда, которые притворялись, что им известны секреты снега и другие знания, они высокомерно рассуждали о ветрах, волнах и тучах.

Однажды она отправилась в путешествие за пределы Финнмарка, желая разузнать о новом странном боге — Христе. Когда ударили холода, люди боролись за еле тёплые комочки, воскуриваемые там, где проводились богослужения Христу. Некоторые из этих дрожащих от холода людей тайком возвращались домой, чтобы воздать древние молитвы у своих очагов. Она улыбалась этим людям, вселяя в них надежду, — а затем вернулась обратно в свою курящуюся гору, оставив людей наедине с их миром.

И всё же, она завидовала им, они сидели на корточках у костров, наслаждаясь светом и теплом, разделяя надежду, такую же древнюю, как и тьма, которую не суждено победить пламени. То был короткий промежуток в её жизни, когда она была с ними, любя тех, кто любил её.

Итак, она жила здесь до скончания своих дней по воле долга, и если кто-то и видел её, то никогда не распускал язык об этом. Её называли служительница Айятар, что вызывало её улыбку. Её огорчало то, что саамы из её родного племени называли её так, и она понимала, что заставило их уподобить её с приближённой богини мора и болезней, которая могла убить любого одним лишь взглядом, богини, вскармливающей змей. Они сделали её отражением своих извращённых и уродливых страхов, превратив её в настоящее чудовище.

Но, тем не менее, находились те немногие, кто приходил к ней, с трудом поднимаясь на огненную гору, за силой, которой, как они верили, она обладала. Некоторые называли её Мудрой женщиной, и, хотя, ей нравилось это имя больше, она обладала достаточной гордостью, чтобы выказывать своё возмущение; ведь все женщины были мудры, задолго до неё, и, конечно же, благодаря мудрости они научились познавать мир. Молодые люди не умеют слушать и многое теряют в жизни, ведь если просто смотреть и запоминать, то сможешь выловить из котла больше мяса.

Именно этим и занимались Хугин-Мысль и Мунин-Память, чёрные собратья белого ворона, и она понимала это, так как в ней текла кровь северянки. Северный бог, Всеотец тоже познал мудрость через боль, он, пронзённый копьём, провисел на Мировом древе девять ночей, чтобы услышать шёпот рун, тайное знание, которым она в итоге тоже овладела.

Те северяне, что боялись её, называли её глупой старой ведьмой, и лишь половина из них верила в то, что этим оскорбляют и унижают её. Некоторые знали её чуть лучше, называя её "коварной", и это ничуть не беспокоило её, хотя она и сомневалась, что они правильно понимали смысл этого слова. Она не обращала внимания на злобное прозвище "оседлавшая судьбу", она говорила людям, что ей пора оседлать судьбу на прощанье, когда выставляла их за дверь.

И лишь немногие звали её настоящим именем, которое было старше танцующих огней в небе, что являлись длинной полярной ночью. Спекона. Королева Ведьма. Они произносили это имя, когда приходили к ней с опущенными головами и бегающими глазами, не смея даже взглянуть на неё, с дрожащими на коленях руками, они обращались к ней с таким глупым видом, как никогда.

Она слышала это имя не от тех, кто хотел унять боли с помощью кровавого корня, или тех, кто ядовитыми корнями хотел унять душевную боль, или излечиться от болезни, погрузившись в вечную тьму. Она слышала это от тех, кто хотел заманить в западню ненавистного мужчину, наслать проклятие на соперницу или избавиться от ребёнка. Когда же она отказывала им, они шипели чуть слышно — "спекона", а против тех, чья ненависть придавала им смелость, у неё была охрана — охотники в звериных шкурах и с копьями. Эти охотники знали её настоящую силу, они знали, что она принадлежит их северным горам и им самим. Они заключили эту негласную сделку задолго до того, как люди стали скреплять соглашения, ударяя по рукам, и даже раньше, чем люди научились клясться кровью.

Теперь они пристально наблюдали за ней, собравшись вокруг костров, разведённых чуть в отдалении, они носили маски животных, которых убили, хотя она не совсем понимала, зачем это нужно. Она не возражала против того, что ей поклоняются, это было демонстрацией уважения к ней, последней в длинной веренице избранных женщин. Последняя в длинной цепочке, подумала она вдруг, пока не найдется новая богиня, которую она обучит всему.

Та, что была до неё, её имя уже не вспомнить, от отчаяния отправила своих воинов в деревню, и они выкрали её. Очень долго она чувствовала лишь страх и ненависть, а затем в какой-то миг поняла, чему её обучили, и наконец, совсем немного они работали вдвоём сообща. А затем, вдруг, она оказалась совсем одна, наедине с бременем ожидания жертвенного топора и преемницы. Топор был возвращён в каменный ларь, пока снова сюда не явится какой-нибудь смельчак, и не заявит свои права на Кровавую секиру. А преемницу она ждала для того, чтобы усадить её у огня и начать взваливать на неё груз древних знаний, накопленные долгими годами. Так было всегда, так и будет дальше.

Что же, топор вернулся к ней, пройдя сквозь кровь и опасности, потому что проклятый топор требовал жертв, — она помнила рассказ о том, как жертвенный топор не вернулся лишь однажды, когда настоящая спекона, истинная северная колдунья, применив всё своё могущество, обманула саамов, которые изо всех сил пытались вернуть Кровавую секиру обратно. Та спекона вручила жертвенный топор своему мужу, и этим добилась для него власти, она надеялась передать власть своим сыновьям по очереди, — но проклятие топора погубило всех их, так рассказал ей человек, который, в конце концов, вернул топор обратно вглубь огненной горы.

Он назвался Свеном, человек преисполненный поражением и смертью, она видела, что он разочаровался в своей вере, убедившись, что топор проклят. Его король и господин приказал ему доставить топор сюда, так он сказал. Она поняла, что король не захотел, чтобы жертвенный топор достался кому-либо из его сыновей, даже самому худшему из них, потому что понял, что никто из них не достоин Дочери Одина, и все они погибнут, будучи преданными, как и он сам. Она наблюдала за тем, как Свен ковылял прочь, ей показалось, что скорее всего он погибнет от холода, здесь в Финнмарке, потому что тот совсем не держался за жизнь.