Возвращение домой

Она гордо вскинула голову.

— Порвала. И, как видишь, здравствую, — ухмыльнулась неприятно. — А ты что? На тебе запах Марка. Поражаюсь легкости, с которой ты скачешь по стаям.

— Я не принадлежала Старкам.

Лизистрэйт изогнула брови.

— Да ладно? Вот сюрприз. Не твоего полета птицы?

Я поджала губы и, осознав это чисто материнское выражение неодобрения, поморщилась. Вместо оправданий ограничилась лаконичным:

— Так сложились обстоятельства.

— Обстоятельства, — с притворным пониманием протянула она. — Бедняжка. Нелегко тебе пришлось под крылом того мужика, да?

— Нелегко! — вспылила я. — Остаться без поддержки клана, а потом и Вуди, было очень хреново, знаешь ли! Ни жилья, ни денег, некуда пойти и неоткуда ждать помощи!

— О, как я тебе сочувствую, — сказала Лиз еще более ядовито. — Наверное, ты тоже легла под старого обрюзгшего мужика с дряхлым брюхом и вялым стояком? Не по воле отца, конечно, не для оттягивания неизбежного конфликта с Шугой. О да, — с мрачным удовлетворением. — Папаша после нападения возлюбил худой мир вместо доброй войны. Сделался фанатом переговоров и уступок. Я в стае Шуга была переходящим знаменем. Из всех ублюдков один Дамиан нормально трахался, мир его праху.

Я потрясенно молчала. В голове не укладывалось, что Редарче-старший посмел продать дочь ради перемирия. И как продать — не в жены одному из сыновей Шуга, что само по себе анахронизм и дикость в двадцать первом веке, но не столь отвратительно и унизительно, как участь любовницы того, кто по возрасту годится в отцы.

— Мне жаль.

Она безразлично пожала плечами.

— Да к черту. Я приложила руку к кончине старого кобеля, а после выбрала подходящего наследника и привела его к власти. Хотела с его помощью убрать Марка — ах, славная месть, — но Дамиан всё испортил. Выстрелить не смог нормально, только пыжился вне меры.

— Ты могла его поторопить.

— Не, — развязно отмахнулась Лиз. — Не вариант. Физически он слабоват был, но чуйка запредельная. Уж как я плясала вокруг, чтоб не вызвать подозрений… В итоге опять выполнила за братца всю грязную работу.

— Слушай, Лиз, — заговорила я аналогичным панибратским тоном. — Ты сказала, мой приезд всколыхнул болото. Что же ты в детстве молчала про особое отношение Марка ко мне?

— Я должна была вас подтолкнуть друг к другу? — фыркнула она. — Отдать стаю так просто, по доброте душевной? Да я делала всё, чтобы предотвратить это. Окучивала тебя, как могла. Ты и сама неплохо справлялась с неприязнью, но я не упускала случая подкинуть дровишек.

От жестокой правды я изменилась в лице. Склонила голову, скрывая горечь, кое-как обуздала эмоции и постаралась изобразить равнодушие.

— Так наша дружба была ложью?

— А твоя любовь к моему братцу правда? — живо переадресовала вопрос. — Или ты наконец осознала выгоду? Статус, деньги, сытая жизнь, не самый худший секс, как я слышала. Отчего бы не клюнуть?

Я промолчала. Она махнула рукой.

— Расслабься. Плевать мне на твои мотивы. А что до прошлого… Только слепой не заметил бы зацикленности Марка. Мать была довольно откровенна в оценке: ты не из богатой семьи, зато здоровая, сильная и приятная внешне — подходящая кандидатура. Я познакомилась с тобой, чтобы контролировать ситуацию, со временем привязалась. Если тебя это утешит, никого более близкого к понятию «друг» у меня не было. Только смысл это теребить? Ничего уже не вернешь.

Это верно. Ничего не вернешь. Даже иллюзии, и те безвозвратно утеряны.

Лизистрэйт в последний раз окинула взглядом древние стены. Скольким событиям они свидетельствовали, не счесть. Да и не нужно. Иные воспоминания следует хоронить без могильного камня, чтобы уничтожить все намеки на их существование. Как это металлическое кольцо, вмурованное в цемент меж кирпичей: когда-то к нему крепилась цепь ее ошейника. Оно подалось с третьего удара специально утяжеленной подошвы, упало с глухим скрежетом. Рассыпается под гнетом веков старая кладка… Жаль, не суждено застать полное разрушение ненавистной тюрьмы.

Лиз склонилась к сумке и замерла. Голоса. Ада сдала? Вряд ли. Не похожа на лицемерку. Вот она могла посочувствовать, а после вонзить нож в спину. Всякое творила. Ада нет, слишком правильная. Так она и сказала: братцу под стать. Оба «принципиальные». А у нее из принципов выживание любой ценой да достижение цели. Достигла, ага… Сама себя перехитрила. Отвела от стаи угрозу, а какой с того прок, если внутри зарубцевавшаяся рана вместо связи с кланом?

Горе от ума, мать его.

Двое на подходе. Замолчали, точно на охоту вышли. Жаль бросать подготовленные вещи, но бежать лучше налегке. Схронов у нее много, а жизнь одна.

Силуэты на пороге.

— Что, прямо тут?

— Ага. Вон там, гляди, подушка подранная.

Она ослабила хватку на рукояти. Мальчишки, беспечные щенки: она распласталась по стене, но следы присутствия на лицо, а они не чешутся. Таращатся на подушку, вспоротую когтями, — она еще гадала, кого и как угораздило сюда забрести. Похоже, одного из этих. Что странно: для подростков специально отведено помещение.

Лиз пригляделась. Ну точно, малыш Конте, известная головная боль родителей. Второй темнокожий — уж не Ады ли? В стае одна негроидная семья, женщина с двумя дочерьми, а вот слухи о скандальном муже Адалины курсировали активно. Хотя паренек вроде метис, есть что-то в чертах лица и оттенке кожи…

Увидели, наконец. Замерли зайцами: того и гляди сиганут. Лиз оттолкнулась ногой, шагнула вперед, не пряча пистолет.

— Мисс Редарче, — откашлялся Конте. Шустрый малец: оценивает расстояние до проема и быстроту реакции приятеля, готовится заговаривать зубы.

Она на такие фокусы не ведется.

— Так это вы Лизистрэйт Редарче? — заинтересовался второй.

Лиз усмехнулась.

— Ну допустим.

Лукас несколько дней порывался со мной заговорить, но каждый раз одергивал себя. Видя его терзанья, я тем не менее прикидывалась занятой. По неясной причине не спешила начинать разговор. Интуиция, возможно. Предчувствие. Он проводил дома только вечера, пропадая едва ли не сутками в компании Алекса. Иногда на опушке, тренируясь с каким-то остервенением, иногда у развалин храма, где их встречал Сол. Я сначала перепугалась, но Картер специально проверял элементарные укрытия — Лиз там не оказалось.

Лукас казался одержим некой идеей, и я боялась, что догадываюсь, какой именно. Он не обсуждал со мной информацию, полученную от Старка, да и в принципе вел себя куда более обособленно, чем до последнего оборота. Перестал делиться всеми переживаниями. Я думала, потому что у него появился друг, принимала это как неизбежную часть взросления, хоть и скучала по былой близости.

А потом он решился.

— Ада. Мама, — поправился, и сердце стукнуло в ушах. Когда он был маленьким, всегда называл меня так, но после взрослой беседы о нашем родстве, после правды о существовании биологической матери чаще обращался по имени.

Он глубоко вдохнул, собираясь с силами, а у меня внутри всё сжалось.

— Я хочу отправиться в Эфиопию. Хочу увидеть место, где она жила, найти сородичей…

Повисла пауза. Я уговаривал себя не паниковать, отгоняя сонмы риторических вопросов и восклицаний, мечущихся в голове. О стае. О доме. О Марке.

— Что ж… понимаю, — выдавила с трудом. Забарабанила пальцами по столу, такое вот признание нервозности. — Понадобится немного времени, чтобы скопить денег, но…

— Нет, — прервал он звонко. — Тебе нужно остаться.

Показалось, я ослышалась. Зажмурилась до боли, так, что заплясали цветные круги. Преодолевая чувство бесконтрольного падения, крепче ухватилась за деревянный край.

— О чем ты говоришь, дорогой? — улыбнулась непонятливо. — Лукас, это невозможно. Как я могу отпустить тебя одного?

— Я буду не один, — сказал он твердо и немного виновато. Замялся. — Тебе это не понравится, но я договорился с Лизистрэйт Редарче. Знаю, неожиданно… Да ты подумай! — добавил пылко, когда у меня кровь отхлынула от лица. — Она очень сильная, я буду в безопасности рядом с ней! Еще она умная и изворотливая, у нее много денег от последнего парня — говорит, за моральный ущерб. Она уже раздобыла спутниковый телефон: мы сможем созвониться почти в любой точке мира!