Страница 128 из 128
Иван Михайлович Тырдяйкин чувствовал себя паршиво с самого начала дежурства. Ничего удивительного, когда тебе за шестьдесят, когда не выспался, когда меняется погода…
Он потряс головой, потянулся, встал с кресла и растворил вертикальную створку стеклопакета. По городу ползло серенькое пасмурное утро. Воздух был сырым и свежим. Он пах скорой весной. А ещё - гарью. Где-то был пожар. Ну да, конечно, пожар…
Иван Михайлович с удовольствием подставил лицо сквозняку. Хотелось стряхнуть с себя остатки сна. И заснул-то всего на пять минут, просто откинулся на кресле и задремал. Но ему успели присниться сны, а это с ним случалось нечасто. Что-то станное. И далёкое.
Иван Михайлович вздохнул. Что же ему приснилось? Он прикрыл глаза и попытался вспомнить.
Постепенно образы проявились, пронеслись в голове словно ветер. Иван Михайлович улыбнулся. Надо же. Ему приснился прадед. Человек, которого он и припоминал-то с трудом.
Да, этот старый-престарый дедушка, придирчивый, визгливый и совершенно выживший из ума. Он умер где-то в начале семидесятых, ему уж было за девяносто.
И звали его так же - Иван Михайлович. Так уж повелось, что с незапамятных времён всех детей мужеского пола в их семействе назвали либо Иванами, либо Махаилами. Никакой фантазии. Такая вот традиция. Прадед тоже был доктором. Работал хирургом в маленькой областной больнице, пока совсем не потерял зрение. Ну, а когда-то прошёл войну. Полтора года в блокаде, между прочим.
Сон почему-то принёс беспокойство. Иван Михайлович будто бы должен был что-то вспомнить. Что-то очень важное и непонятное. Но не мог.
Он ещё раз втянул ноздрями свежий воздух. Слишком сильно пахнет гарью. Закрыл окно. Сел в кресло. Подумал. Встал, надел халат и решительно вышел в коридор. Душа требовала действий, а нервное напряжение - выхода.
Коридор был пуст. Иван Михайлович приоткрыл дверь ординаторской. Задремавшая женщина тут же вскочила с дивана.
- Ничего, Катюша, - и закрыл дверь.
Напрягала полутьма. Проклятые экономисты. Иван Михайлович по ходу нажимал на все выключатели и озарял спящую больницу, позабыв про то, что ещё вечером сам распекал сестёр за расточительство электроэнергии.
Напрягала тишина. Никто не ходил, не хлопал дверями/ Cпала приёмная, спали больные.
И тут раздался тягостный крик. Иван Михайлович прислушался. Крик повторился и затих. Он словно врезался в мозг. Кричал мужчина. Да, это ведь его привезли последним. Что же он тогда орал? Что-то вроде: «Зачем, ты?! Зачем?!»…
Ничего, разберутся, мало ли.
Иван Михайлович ещё раз сердито прошёлся взад-вперёд. Неясная мысль не давала доктору покоя. Когда этот парень закричал, он вроде бы что-то вспомнил, всего на один миг, и вот…
На втором этаже две медсестры пили чай. Иван Михайлович вспугнул их ненароком. Но только раздражённо махнул рукой - ну вас, боритесь со сном, кукушки.
Он постоял на лестничной площадке. Подумал. Справился с лёгкой одышкой - сам не так ддавно перенёс операцию. Спустился в полуподвал.
На весь этаж горела всего одна лампа. Тут ему точно делать было нечего. И всё же он прошёл. Потянул на себя тяжёлую железную дверь, окунулся в неприятный холод, щёлкнул выключателем. Тут ведь нет ничего нового, он точно это знал. Первого привезли утром - сердечный приступ. Второй умер сегодня в больнице, и это было ожидаемо - ещё бы, последняя стадия… И третья… Иван Михайлович поморщился. Он проработал в больнице большую часть жизни и, по сути, должен был привыкнуть ко всему, но такие случаи… Это просто угнетало.
И всё-таки именно здесь он почувствовал - стало спокойнее. Пройдя мимо двух железных столов, Иван Михайлович остановился и уставился на маленькую руку, торчащую из-под простыни.
Как жаль. Совсем девочка.
Сам не зная, почему, он осторожно приподнял кисть. Спи спокойно.
Просто укрыть, позаботиться. Неизвестно зачем.
И тут тонкие холодные пальцы сжались.
Иван Михайлович вскрикнул.
Но он был доктор до мозга костей, доктор в пятом поколении. Он видел и не такое. И всё-таки… чёрт возьми!
Он тут же отдёрнул простыню. Она смотрела на него. Неестественно расширенные зрачки. Короткие судорожные вдохи. Что-то в лице… Удивление? Почерневшие губы сухо шевельнулись, и он наклонился, чтобы услышать.
- Иван Михалыч?
И в этот миг воспоминание оглушило его, а потом потерялось навсегда где-то внутри, в переплетении времён и нейронов.
Остановись, мгновенье! Вот сейчас, именно сейчас. Замри. Ибо есть незримая граница между прошлым и будущим. Всего один бесконечно малый миг, выдох времени, нотка вечной Вселенной, без которой музыка остановится.
Всё хрупко. Снег тает. Деревья вырастают и цветут. Солнце садится по вечерам. У людей меняются лица и мысли. Мир непрочен, а каждая секунда только одна. Только одна, чёрт возьми.
Всё дело в том, что чем дольше живёшь, тем острее видишь преимущества настоящего, потому что каждый день может стать последним.
Уж она-то поняла это давным-давно.
Одна секунда.
Режущий вопль: «Идиоты! Реанимацию!»
Боль, оглушающая боль.
Радость, от которой можно задохнуться.
Жадность. Воздух. Холод.
Через бетонные стены, угаданный кожей, а не слухом - крик, его крик: «Зачем ты?! Зачем?! Где ты? Гдеее?!!»
Не кричи. Я здесь. Теперь я здесь. С тобой.
***
Дорогие читатели. Спасибо за то, что вы есть. Мне важно Ваше мнение о романе. Буду бесконечно рада комментариям, а также другим формам поддержки. С уважением, Надежда.