Инвиктус

После бесчисленных интервью, проводившихся с целью исключить возможность пересечения временной линии, разборов записей информационных потоков и анализов крови, Корпус пришел к заключению, что экипаж матери Фара изменил историю, создал параллельную вселенную, а отправившись в будущее, прибыл в мир, где они уже существовали. Вуаля! Две Эмпры! Два Берга! Два Дока! Два Николаса! Целая новая отрасль науки! Светлые умы выдвинули теорию мультивселенной, а обе команды «Аб этерно» поднялись в интеллектуальных кругах до статуса знаменитостей. Грэм, прочитавший все написанное по данной теме доктором Марсело Рамиресом, знал о возможном происхождении Фара даже больше, чем он сам.

— Горю желанием познакомиться с ними. Ты уверен, что я не помешаю, вторгшись на твой праздничный обед?

— Ты приглашен, так что ни о каком вторжении речь не идет.

— Убедительный довод.

— Иногда со мной такое случается.

Грани кубика выстроились в нужном порядке через тридцать секунд. Грэм вернул его Фару: перемешай и повтори. Несколько оставшихся остановок парни смеялись над последними выступлениями инструктора Марина, требовавшего не ставить костюмные манекены в компрометирующие позы. На интерфейсе Фара выскочила реклама июньского концерта «Кислотных сестер» (включая их новейший хит «Каждый день — прошлый»! НЕ ПРОПУСТИ, ФАРВЕЙ!). Он выбросил ее прежде, чем мелодия успела сделаться «ушным червем».[16]

— Наша следующая. Виа Аппиа. Зона 3.

Фар жил с матерью в квартире через два дома от остановки. К этому же адресу, учитывая, сколько времени он проводил там, можно было приписать и Берга. Историк всячески старался придать жилому пространству характер, заставляя полки книгами, а кухню приспособлениями и устройствами, которые никогда не использовались. Фар нисколько не сомневался, что половина содержимого квартиры — контрабанда из прошлого, хотя среди старых вещей попадались и действительно старые, как, например, витражное стекло, найденное матерью в антикварном магазине в Зоне 2. Окно с цветным стеклом появилось в столовой, где цвета сияли независимо от времени суток благодаря яркой рекламе на стене соседнего здания.

Квартира была их капсулой времени.

Фар открыл дверь — тоже антикварную, из кипарисового дерева, — запахам, которые стоили, должно быть, целое состояние. Мясо, помидоры, что-то хлебное. Над окном растянулся баннер с радужными световыми пятнышками, складывающимися в буквы: С СЕМНАДЦАТИЛЕТИЕМ, ФАРВЕЙ! Стол под баннером был накрыт на восьмерых. Мама, ее дублер (проходившая в семье как Тетя Э.), Берг, Имоджен, тетя Изольда, дядя Берг, Грэм и виновник торжества. Перед каждым гостем стояла тарелка, но Фар не мог избавиться от впечатления, что их неверно посчитали.

— Приятное местечко. — Грэм обвел комнату взглядом будущего профессионального рекордера. — Винтажный штрих придает сходство с симулятором.

— Такое случается, когда ты окружен историками, — отозвался Фар.

— Сюрприз! — На пороге кухни появилась Имоджен — с желтыми, стянутыми в хвостик волосами. Судя по сорвавшейся с фартука мучной лавине, кое-что из кухонных приспособлений Берга было наконец опробовано в действии. Обняв Фара, кузина взметнула белое облачко.

— Устраивать вечеринку-сюрприз никто не собирался, — запротестовал Фар.

— Сюрприз уже в том, что ты дожил до семнадцати лет без больших неприятностей! — Имоджен повернулась к Грэму и протянула руку. — И ты тоже. Ты — сюрприз.

— Меня зовут…

Представиться по полной форме он не успел из-за громкого сокрушительного звука. Одно из тщательно оберегаемых Бергом блюд упало на пол и разбилось на кусочки. Трагичности несчастью добавляли разлетевшиеся деликатесные сыры: гауда, чеддар, манчего. Над всем этим беспорядком застыла мать Фара. Муки у нее на лице не было, но оно все равно казалось необыкновенно бледным.

— Ты… ты — Грэм? — спросила она напряженным, надтреснутым голосом. — Помнишь, что случилось в этот день?

Гость нахмурился.

— Извините? В какой день?

Ооооʼкей. Фар никогда еще не видел мать в таком состоянии и теперь попытался по мере возможности сгладить возникшую неловкость.

— Что я говорил, Грэм? Твоя репутация гения бежит впереди тебя. Познакомься, это моя мама.

— Очень приятно, мисс Маккарти. — Ответ Грэма вполне соответствовал образцу из урока этикета Старого мира. — У вас чудесный дом.

— Мисс Маккарти? Ты так это говоришь, что я чувствую себя старухой. Пожалуйста, называй меня Эмпрой. — Она нахмурилась. — Мы точно не встречались раньше?

Грэм покачал головой:

— Может быть, вы видели меня в Академии?

— Может быть.

— Или в новостях, — предположил Фар, хотя знал, что мать редко смотрит новости. — Они там представляли его несколько месяцев назад. Грэм сейчас заканчивает курс по второй специальности.

Имоджен, присевшая над разбившимся блюдом и собиравшая сырную нарезку в мешочек на фартуке, подняла голову.

— По второй? А какая первая?

— Инженер. В следующем месяце стану еще и рекордером, если, конечно, сдам заключительный экзамен на симуляторе. Вот только историком пока не получилось. — Грэм наклонился, чтобы подобрать пластинку манчего.

— И не надо. У историков сейчас с работой трудно, — предупредила Имоджен. — Даже если закончишь с отличием, все равно будешь в лучшем случае на побегушках у сенаторских жен. Платят неплохо, но скука смертная. Самое лучшее, что я получила от работы, — вот этот сыр на полу.

Грэм внимательно осмотрел тонкую полоску манчего.

— Запах у него настоящий.

— Так и есть.

— Жена одного сенатора, чье имя останется неназванным, имеет хорошие связи на черном рынке. Попросила достать кое-что во время следующей гардеробной экспедиции ЦМВ «Черчилль». Э… тетя Эмпра, вы ничего такого не слышали, ладно?

Мать Фара посмотрела на племянницу затуманенным взглядом:

— Чего такого?

— Вот именно, — подмигнула Имоджен.

А вот Фару показалось, что мать и впрямь не поняла, о чем идет речь. Сегодня ей, пожалуй, стоило бы вызвать дроида для помощи по дому. Когда он, обойдя осколки блюда, подошел и тронул ее за руку, она вздрогнула, как будто пребывала мысленно в другом мире.

— Мам, что случилось?

— Ничего. — Сколько помнил себя Фар, Эмпра всегда была силой, с которой нельзя не считаться: уверенной и независимой — не отступай и не сдавайся; смейся, пока жив. Этот ее ответ шел вразрез со всеми правилами и привычками. И вдруг как-то четче проступили приметы возраста: серебро в волосах, суровые складки у рта.

— Мам, — чуть настойчивее повторил он.

Она покачала головой, переступила через сыр, прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Имоджен бросила на кузена недоуменный взгляд — что еще такое случилось? Он раздраженно пожал плечами — а мне откуда знать! Внезапные уходы и разбитые блюда никак не соответствовали modus operandi Эмпры Маккарти. Что-то определенно сбилось, и Фар не представлял, как быть и что с этим делать. Может быть, поможет Берг, когда придет? Берг помогал всегда.

Дзинь! — звякнул таймер.

Имоджен подскочила, позабыв про собранный в фартук сыр, и он снова разлетелся по комнате.

— Вот же блевотина крысиная!

— Крысы не блюют, — тут же вставил Грэм. — Мышцы пищевода у них недостаточно сильные, чтобы вызвать рвоту.

Фар вполне мог бы прожить всю жизнь, не зная об этой особенности крыс. А вот Имоджен, посмеявшись над заявлением Грэма, тут же провела ответный удар:

— А ты знал, что разносчиками бубонной чумы в Европе четырнадцатого века были не крысы, а песчанки?

— Песчанки? — удивился Грэм. — Неужели?

— Такие пушистые зверушки, — пробормотал Фар. — Не доверяй им, приятель.

— Что ж, придется почистить список и исключить крысиную блевотину, — вздохнула Имоджен. — Жаль. Мне оно так нравилось.

— Если хочешь, чтобы твои ругательства были более точны с точки зрения биологии, можешь попробовать крысиное дерьмо, — предложил Грэм.

16

«Ушной червь» — прилипчивая, назойливая мелодия.