Инвиктус

— Я голосую за спасательную вылазку, — подала голос Имоджен. — Что мы теряем?

— Себя. — Прия посмотрела на всех по очереди, остановив взгляд на Фаре. Комната покачнулась. — Возможно, мы останемся жить в этом новом мире, но будем не теми, кто мы есть сейчас. Эта жизнь на «Инвиктусе», все, через что мы вместе прошли…

Вновь молчание, еще один полет мыслей. Этот более конечный: 7 мая 2371 года, рассвет — туманный, как и все прочие, — когда они, четверо, стояли у штурвала безымянного корабля, восторгаясь безупречными голографическими экранами, обеспечивающими невидимость, и своим отражением в них — превосходная, блестящая команда. Их самая первая миссия в Португалию восемнадцатого века в тот же день, за бутылкой портвейна в коллекцию Лакса. С того момента их жизнь была чередой исторических вылазок за очередным трофеем: изумруд «Кошачий глаз», полотна Климта, яйца Фаберже… За каждым сокровищем — приключение; за каждым приключением — мешанина из слез и смеха, поцелуев и ссор. А за всем этим?

Семья.

— Теми, кто мы сейчас, мы не можем остаться. — Имоджен указала на меловую стену с разноцветными каракулями Фара. — Много ли из этих записей наших вылазок ты могла бы переписать? А сколько мы бы не сохранили, никогда не узнав об этом? И сколько еще до того, когда мы даже не будем знать друг друга? Лично я за полную перезагрузку системы. По мне, так лучше уж рискнуть и — будь что будет.

— Я тоже, — сказала Элиот. — Если это послужит хоть каким-то утешением, «Инвиктуса» не было, пока я не появилась на сцене.

Думать об этом было как-то странно. Фар подошел к создательнице его мира, девушке на голову ниже его самого. Пробора у нее не было, а запястья в наручниках казались тоньше, чем были на самом деле.

— Скажи мне, почему ты до сих пор не телепортировалась?

— Один не на шутку разозленный мальчишка как-то сказал мне, что доверие выстраивается. — А! Вот она снова, эта ее мимолетная дерзкая ухмылка. — Думаю, я положила не один кирпич после того, как попыталась убить тебя.

— Да, ну что ж… на твоем месте я бы тоже меня пристрелил.

— На моем месте? Ха. Мило. — Ее смех прозвучал так, словно отразился от латуни.

Фар не рассмеялся в ответ, потому что говорил совершенно серьезно. Столько гнева, столько страха растрачено на эту девушку, и из-за чего? Ее разрушенная жизнь — его вина.

— Я ужасно сожалею, Элиот. О твоей маме, твоей кузине, твоем детстве. Мне жаль, что оно потеряно. — На подбородке у Элиот появилась ямочка. — В этой команде есть для тебя место, если хочешь, — продолжал он. — Знаю, долго это не продлится. В ближайшее время нам предстоит прыжок, и мне понадобится любая помощь на борту, чтобы создать эту поворотную точку…

Воздух перед ним замерцал, и Фар снова вспомнил уличных фокусников. Элиот исчезла вся и сразу, вместе со столой и всем остальным. Пустые наручники остались висеть на трубе, слегка раскачиваясь взад-вперед. Движение воздуха всколыхнуло развешенную одежду — и желтое платье среди прочего.

— Она… — Грэм заморгал. — Она только что сделала нам ручкой?

Фар уставился на бледно-желтое платье, покачивающееся в своем призрачном вальсе.

Все исчезало перед ним. Все…

Он оглянулся на тахту, где Прия не отрывала глаз от помятого путеводителя, рассеянно водя пальцем по буквам. Ее стрижка выглядела чересчур радикальной с этого угла: короткой и длинной, как два ее образа, слепленных воедино.

— Смотрите! — Имоджен указала пальцем на консоль, где из-за проволочно-матерчатого Бартлби выступила Элиот.

— Давайте начнем заново. — Девушка вновь появилась в общей комнате, растирая посиневшие запястья. — Новая миссия, новый мир. И нам придется поторопиться, если мы хотим одолеть Угасание.

— Насколько поторопиться? — Фар почувствовал себя лучше, возвращаясь к роли капитана. Бороться за будущее, пусть и альтернативное, предпочтительнее, чем ждать забвения. — О каком временном отрезке мы говорим? Дни? Недели?

— По моим лучшим подсчетам — первое. — Элиот схватила вилку и проковыряла V-образную дыру в верхней половине десерта. — Представьте мультигалактику как тирамису. Каждый слой — мир. Моя вселенная — верхний слой. Тот, что ниже, — мир объекта «Один», и так далее. Эта вселенная, с временем Фара на дне, по большей части нетронута. Но распространение Угасания, — она зачерпнула на этот раз побольше, царапнув по дну кастрюли, — экспоненциально. Чем дольше мы медлим, тем быстрее оно распространяется.

— Вера не оборудована никакой топографической системой? — спросил Грэм.

Элиот покачала головой.

— Мы можем использовать гардероб, чтобы сделать свою. — Имоджен воткнула вилку в тирамису и принялась снимать одежду. Желтое платье, рабочая рубаха, треуголка, камуфляжная полевая куртка… — Сложим все, что мы не помним, в кучу, вычислим даты, которые были стерты. Это, по крайней мере, даст нам ощущение масштаба…

— Гениально, Имоджен! — Грэм повернулся к Фару: — Какое задание выполнял «Аб этерно» перед твоим появлением на свет?

— 31 декабря 95 года, — выдавила Прия. — Эту дату он всегда пытался втюхать мед-дроиду.

— Ни разу не вышло, — пробормотал Фар.

Прия улыбнулась воспоминанию, заправила прядь подлиннее за ухо, и Фар вздрогнул, словно пораженный громом: есть только одна Прия, его Пи, которая еще долго напевает песню после того, как та закончится, которая с каменным лицом рассказывает самые жуткие медицинские истории, которая чувствует на уровне, для большинства из них непостижимом. Фар никогда не представлял, что любовь может быть такой основательной, и вот пожалуйста. Вернуться назад во времени, бросить все и поехать в Вудсток без какой-либо причины, просто чтобы быть с ней…

— У нас есть «когда». А как насчет «где»? — напомнил Грэм.

О своем происхождении Фар знал немного, точнее, почти ничего. Личность отца всегда была вопросительным знаком, мертвой паузой в разговорах. Он знал лишь обстоятельства своего рождения, потому что Берг бесконечным множеством пересказов превратил эту историю в миф. Определенные подробности были скреплены в канон: стола Эмпры цвета индиго, буйные кудри Фара. Другие, такие как местоположение корабля перед Решеткой, были тщательно вычеркнуты.

— Э, Рим. — Это была догадка, сложившаяся за годы из разрозненных кусочков. Где еще говорящая на латыни путешественница во времени могла носить столу в 95 году? — Я так думаю. Мама никогда не говорила об этом.

— Ты думаешь? — Грэм нахмурился. — Не обижайся, Фар, но мы не можем действовать по наитию. Нам надо иметь ясную картину того, что мы пытаемся изменить, и график времени с точностью до минуты.

— А как насчет записей данных? — Имоджен продолжала сортировать одежду. Смокинг сюда, брюки туда. Так много забвения помимо всех прочих бед… — У каждой одобренной Корпусом миссии они были.

— Записи 95 года никогда не публиковались. — Каждый год на свой день нерождения Фар пытался посмотреть отснятые материалы миссии и каждый год получал один и тот же ответ: Пожалуйста, обратитесь к архиву 12-А11В. Секция для служебного пользования, к которой его, кадета, и близко бы не подпустили. — Кто-то надежно запер их на платиново-черном уровне.

Его слова отозвались общим стоном.

И только Элиот подбоченилась.

— Значит, мы должны его хакнуть.

— Нельзя хакнуть строго засекреченный платиново-черный архив Корпуса. — Для инженера, воспитанного на нормах компьютерного поведения Академии, сама эта мысль была кощунственной. — Их серверы изолированы, поэтому, чтобы получить к ним доступ, надо находиться непосредственно в аппаратной Главного штаба Корпуса. Туда, конечно, можно телепортироваться, но это место под завязку напичкано камерами со сканами распознавания лиц. Любой, кто не должен там находиться, будет обнаружен раньше, чем сможет приблизиться к серверу, тем более взломать его.

— Вы воры черного рынка или кто? — прошипела Элиот.

Фар пожал плечами: