Гувернантка

КузьмаЕгорович столь же страстно и решительно, как шел, взял из рук гувернантки ЫПравдуы и бросил напол, потом выключил свет, примостился.

-- Но право же, -- лопоталаЖюли по-французски и нежно. -- Я так давно этого не пробовала! должно быть, разучилась, -- асамаКузьму Егоровичаласкала.

Метель билась заокном, яркая в пламени ртутного дворового фонаря. КузьмаЕгорович напрягался изо всех сил, но по лицу было видно, что ничего не получается. Скупая мужская слезавыкатилась из левого глазаКузьмы Егоровичаи замерла, подрагивая, нащеке.

Для Жюли все это в каком-то смысле было испытанием профессиональной чести, но через минуту и онапоняла, что дело швах: ласки из эротических стали постепенно жалостливыми, сочувствующими, и из глазатоже выкатилась слеза.

-- Уйдут, -- тихо прокомментировал КузьмаЕгорович неудачу. -- Теперь отчетливо вижу: уйдутю

Назакрытом теннисном корте сияло искусственное солнышко над искусственной травкою. КузьмаЕгорович, хоть и выглядел, мягко скажем, странно в спортивном одеянии, играл удовлетворительно.

Партнер, знакомый нам Седовласый, паснул мяч с репликой:

-- Значит, трудно, говоришь, сегодня в России настоящему коммунисту?

-- В каком это смысле? -- опустил КузьмаЕгорович ракетку.

Молодой человек, тот, кто обычно ассистировал Седовласому при просмотрах, поднес Кузьме Егоровичу мяч нагазетке ЫФигароы с фотографией Кузьмы Егоровичав обнимку с Жюли: накрыльце, в рождественскую ночь.

КузьмаЕгорович взял газетку.

-- Выучился уже, или дать перевод? -- спросил Седовласый.

-- Играйте, Борис Николаевич, -- обратился КузьмаЕгорович к сидящему рядом Ельцину и вышел вон.

Никитас ансамблем намаленькой ресторанной эстрадке пели мрачную свадебную песню.

Несколько официантов, уборщицы посуды, буфетчицасгрудились в кухонном закутке возле портативного телевизора, по которому передавалось какое-то важное кремлевское заседание.

-- Ну? -- агрессивно подскочил к группке оторвавшийся наминутку от плиты повар с длинным ножом.

Никитадопел. Публикавзорвалась аплодисментами и восторгами несколько, может быть, пьяноватыми. Никитаснял гитару, направился застол, нажениховское свое место, рядом с которым, одетая в белое и в фату, поджидалаВероника.

-- Горько! -- закричал гость со значком Ыветеран партииы.

-- Горько! Горько! -- подхватили остальные.

-- Варвары, -- прокомментировалаВероникаи поцеловалась с Никитою.

-- Раз, два, три, четыре, пятью -- считали варвары хоромю

В этот как раз момент тяжелый лимузин Кузьмы Егоровичаподкатил к ресторанным дверям.

КузьмаЕгорович сидел, не трогаясь с места, и не то что бы плакалю словом, это было Прощальное Сидение. Потом полез в подлокотный тайничок, достал коньячную фляжку. Разведя руками, улыбнувшись как-то виновато, пояснил водителю и Равилю:

-- Вот, значитю

-- Данечто мы, КузьмаЕгорович, не знали? -- ответил немолодой водитель, растроганный тоже едване до слез. -- Вы ж выпиваете, выпиваете, аонаж не порожнеет. Кто ж вам тудаи доливает, как не мы?..

Чтобы не разрыдаться, КузьмаЕгорович вышел из автомобиля, Равиль с водителем тоже оказались наулице. Возникланекоторая пауза.

-- Ну, ребятки, прощайте, -- сказал КузьмаЕгорович и расцеловался с одним и с другим. -- Спасибо, что довезли, -- и двинулся в ресторан.

У дверей толклось человек пятнадцать. Застеклом виселатабличка: МЕСТ НЕТ. КузьмаЕгорович пошел сквозь толпу.

-- Кудалезешь, папаша?

-- Э, щакак дам!

-- Дасвадьбау меня, ребята! Свадьба! -- КузьмаЕгорович ловил, казалось, кайф от столь полного унижения.

-- Отец! А чем ты жениться собрался?

КузьмаЕгорович покраснел, кто-то захохотал.

Добравшись все-таки до дверей, КузьмаЕгорович принялся стучать, но швейцар делал вид, будто не слышит.

Возник Равиль.

-- Иди, Равиль, иди, -- отправил его КузьмаЕгорович. -- Надо ж начинать привыкатью

-- Как шутка? -- спросил меж тем Никита, склоняясь к вероникину уху.

-- Шутка?

-- Ну, все это, -- обвел рукою свадебный стол. -- Отца-то могут снять в любую минуту, -- и попытался оценить впечатление жены от открытой тайны. -Здорово попала?

-- Мечтаиметь наивного мужасбылась! -- отозвалась Вероника. -- Запомни: завсю жизнь я еще не ошиблась ни разу. Даже наипподроме. -- И, глянув в сторону вестибюля, добавила: -- Уже сняли.

Дело было заполночь. Все успели так или иначе разбрестись-разъехаться кто куда. У подъездаресторанаостались только КузьмаЕгорович и Жюли, наруках которой виселасонная Машенька.

КузьмаЕгорович неумело ловил такси. Машин было мало, но и те не останавливались. Однавсе же притормозила.

-- НаРублевку, -- сказал КузьмаЕгорович.

Водитель, оценив парочку, отрицательно мотнул головою и показал табличку В ПАРК.

-- Ах, в парк?! -- зловеще переспросил КузьмаЕгорович. -- А я вот номер сейчас запишую -- и полез нетвердой рукою во внутренний карман пиджака.

-- Дапошел ты, папашаю -- не договорил таксист кудаи врубил передачу.

Жюли вынуладвадцатифранковый билет и показалатаксисту.

-- Так бы сразу и говорили, -- полюбезнел тот и сам открыл дверцу.

-- Вот с-сволоч-чи! -- выругался КузьмаЕгорович сквозь зубы, усаживаясь. -- До чего страну довели!

Аглая стоялау входав освещенную дачу и смотрелагорько-иронически, как бригадагрузчиков-ментов человек в пятнадцать выносит с дачи мебель, ковры, картины, посудую

-- Че пялиссься? -- приостановился совестливый сержант, проходя мимо с огромными часами наплече. -- Вещи казенныею

-- А дача? -- спросилаАглая.

-- Дача? -- не понял аглаиной логики мент. -- Дачатоже казенная. Детскому дому, наверное, передадутю

Навстречу грузчикам по аллее шагали КузьмаЕгорович и Жюли со спящею Машенькой наплече.

-- Злорадствуешь? -- бросил КузьмаЕгорович Аглае, проходя мимо. -- Вовремя смылась? -- ата, вдогонку, потянулась к Машеньке, вошлав домю

-- Не трогайте! -- неприязненно произнеслаЖюли по-русски. -- Разбдите.

Аглая приостановилась:

-- Vous pouvez parlez franзais, si vous voulez bien.

-- Вот еще, по-французски! -- передернулаЖюли плечами и понеслаМашеньку в детскую.

-- Я, КузьмаЕгоровичю -- опустилаАглая глаза. -- Если вам негде пожитью Кутузовскую тоже, наверное, отберут. Я надвамесяцауезжаю, так чтою

КузьмаЕгорович подошел к Аглае, нежно, благодарно поцеловал:

-- Извини. Завсе.

Жюли выглянулаиз детской, ревниво сверкнулаглазками:

-- Кузьма, можно вас? Помогитею Эти антикоммунисты унесли кроватку.

КузьмаЕгорович развел руками и пошел к Жюли.

-- Я твоей ёюой партии, -- закричал Никитас порога, -- иск напятьдесят тысяч предъявлю! Долларов! Кутузовскую опечатали, аппаратуру налестницу вышвырнули!

-- Ты вон ей предъявляй! -- высунулся КузьмаЕгорович и кивнул наВеронику. -- Не ее бы статьяю

-- А нечего проституток из Парижавыписывать! -- хмыкнулаВероника.

-- Это кто проститутка? -- осведомилась Жюли и тут же самаи ответила: -Это ты -- проститутка!

-- Твоя мачехаутверждает, -- с удовольствием перевелаАглая Никите, -- что твоя новая супруга -- проститутка.

-- Как вам не стыдно! -- появилась напороге пробудившаяся Машенька. -Такие словапри ребенке!

Вероника, хоть и в подвенечном, хоть и в пылу скандала, ане упускаласверкать блицем своей Ымыльницыы.

-- Снимай-снимай! -- заорал КузьмаЕгорович. -- Тебе партия все дала, аты!..

-- Мне??!

Перепалкаперерасталав настоящий итальянский скандал: все орали, чуть не вцеплялись друг другу в волосы; таскающие мебель менты ходили мимо, деликатно стараясь не видеть -- не слышатью как вдруг КузьмаЕгорович как бы выпал из ситуации: прислушался, поднял указательный палец.

Состояние и жест оказались заразительными: замолчали все, и тогдаявственно стал внятен специфический зуммер вертушки-кремлевки из верхнего кабинета.

Тихо, ступая почему-то чуть не нацыпочках, КузьмаЕгорович пошел назвук и все остальные -- так же тихо -- заним.