Страница 10 из 20
Появился блондинистый круглолицый паренек лет восьми, старательно одетый и причесанный под Баскова. Подбодренные бурными аплодисментами, юные вокалисты преступили к исполнению Рождественской песню на мотив «Лавстори»:
— В этот светлый день, нам счастье музыки и праздника дано! — бодрым голоском вывела Даша.
— Легкою стопой приходит в мир под сенью радости оно… — вторил юный Басков.
Хор дружно подхватил: — Оно в тебе, оно во мне… И нет таких домов, где не горит звезда, где не живет добро и навсегда, и навсегда…тебе и мне любить дано… всегда дано — оно!..
Зинуля зашептала матери в щеку:
— Дашка Смирнова — совершенная принцесса… Ей, между прочим, это платье волшебница принесла совершенно за бесплатно. Все потому, что папа волшебницу сильно уговаривал.
— Видно, очень сильно, — съязвила бабушка. — Не меньше ста баксов на уговоры выложил. И с песней постарался, даровитый наш. Музыку вон какую душевную супруга сочинила.
— Музыку написал французский композитор Френсис Лей! — поправила ее внучка.
— Они хоть что–то сами сделали, а другие отлынивали, деньгами откупались, — вступилась за Смирновых Саша. — Иннокентий Феликсович всегда помогает. Он подарил саду компьютеры и вообще, много всего делает, но никогда не выставляется. А Сарыкин — вон тот богатырь с бородой — тоже спонсор, пригласил гостей из Дома ветеранов контрреволюции. Это отец Вити, что Баскова изображает. Когда его шофер на «Мерседесе» подвозит — за углом останавливается, что бы детей не смущать.
— Компьютеры им Смирнов подарил! А чего ему еще детям тащить — водку? «Смрнофф»! Ой, как солидно звучит! — Не унималась Зинаида Константиновна. — До чего вообще деликатный детсад! Даже деньги только на счет им переводи! Вроде прямо бесплатно тут выламываются. А дерут без всяких сентиментов — того и гляди, последние штаны снимешь, — она выразительно глянула на потертые джинсы дочери.
— Зато мы французский будем знать, рисовать как Ренуар, и танцевать не хуже Наташи Ростовой. Правда, Зинок? — Саша посадила дочь на колени.
На сцене появились танцующие пары. Ученики старшей школьной группы старательно исполняли вальс под пение дуэта.
Зинуля едва сдержала слезы: — Ну почему мне с ухом нельзя было участвовать? Все равно под бантом компресс не видно было бы.
Танец эффектно завершился: девочки с реверансами поднесли представительному бородачу и скромным супругам Смирновым, написавшим песню, изделия собственного ручного творчества — бумажные головные уборы, украшенные ушами, хоботами, нимбами-.
Господин Сарыкин, здорово смахивающий на русского богатыря, сверкнул разбойничьим глазом в сторону Смирновых, подхватил на руки девчушку, одевшую ему тюбетейку с нимбом из фольги и шагнул на сцену.
— А теперь стишок от меня, от вашего чайного спонсора, — произнес он низким, напевным голосом.
— Дорогие наши дети! Дорогие наши тети,
также мамы вместе с папой, те, что вечно на работе,
кто в забое, кто в запое,
кто в ракете на орбите или в творческом улете,
все вы — наши дорогие, растакие, рассякие -
— выпить гостю не нальете ль? — И коротко хохотнул: — Экспромт от чая «Линкольн» — вашего, прошу особо отметить, безалкогольного спонсора. Благодарю всех, кто устроил этот светлый праздник! Особенно песня тронула: «… когда горит звезда… ла–ла–ла… Одна и две горят и три и пять, а значит цены будем поднимать…» Извините уж, мотивчик собственный вышел, бодрый.
Расцеловав, он опусти на пол девочку, с особым чувством обнял музработницу и подал знак кому–то у двери. Крепенькие парни вынесли из — за колонн коробки с подарками.
— Похоже, спонсоры разборки затевают, — оживилась Зинаида Константиновна. — Не могут они без драки — олигархи фиговы.
— Мам, тише! Они же не конкуренты — чай и водка.
— А Смирнов вообще на альтиста Башмета похож — ничего плохого с виду и не подумаешь.
— «Смирнофф» — это на самом деле его жена. Иннокентий Феликсовивич — концептуальный поэт. Поэтому у него с песней не очень вышло. Не его стезя, — пояснила ситуацию Саша.
— В целом, мне понравилась. Смотри, чаевик–то, чаевик — вот щедрая душа!
На сцене происходил оживленный разбор подарков веселого «Линкольна». В первую очередь прихватили полосатые «чулки» балерины. Витя, что пел под Баскова, галантно преподнес подарок будущей Алсу.
Это произвело на Зинулю ужасное впечатление.
— Витка — изменщик! — сквозь слезы выпалила она и рванулась к выходу. — Все равно я лучше, лучше Дашки танцую! Смирнова спину совсем не держит. Швабра — смотреть противно. Пойдем отсюда. Подарки мне совершенно не нужны, от них только лишний вес набирать.
… Домой ехали на автобусе, в котором уже вовсю пахло праздником. Люди везли связанные елки, какие–то веселые подростки у заднего окна танцевали под магнитофон, а сидящие женщины бережно держали на коленях торты.
Устроившись у окна в самом хвосте, Зинуля ворчала: — Вот получился шикарный праздничек! А я ждала, ждала…
— Не горюй, красавица. У тебя еще столько этих праздников в жизни будет! Надоест и думать, — уверенно успокаивала бабушка, сама этот водоворот причитающихся женской судьбе празднеств, не испытавшая.
— А твой день рождения дома отметим, ладно? — обняла дочку Саша.
— Оказывается, я родилась на французское Рождество! — сообщила Зинуля громко, косясь на пассажиров.
— А мы православное в январе отметим и ты нам станцуешь. И вообще получше садик найдем, — то же, скорее для публики, чем для внучки сообщила бабушка. — Не по карману нам буржуйские замашки…
Саша упорно смотрела в сторону. Дискуссии о новой буржуазии мать затевал постоянно. Но зачем же на людях? Девочка, всегда чувствовавшая усиление напряженности, попыталась разрядить атмосферу:
— Наверно, я вся в маму. Просто балдею от танцев. Как музыку услышу — и все — сплошной склероз. Ну, ничего плохого не помню!
Она с завистью наблюдала за танцующими ребятами и нарочито громко обратилась к матери:
— У тебя же главный приз был, когда ты на коньках танцевала. Правда, мам?
— Был у нее приз, как же… Самая молодая мама, — тихо хмыкнула Зинаида Константиновна.
— Наследственность, куда денешься, — буркнула Саша, несмотря на то, что поклялась себе на провокации матери не отвечать.
— Это что такое — наследственность? — девочка подышала на морозное стекло, протаивая в льдистой корке дырку.
— А такая семейная традиция. Потомственные путешественники по мужской линии в роду. У нас и дедушка, и твой папа — самые отважные путешественники. Как отправились, так и путешествуют…
— Мам, пожалуйста! Хоть сегодня, не надо! — взмолилась Саша.
— У меня тоже наследственность! — обрадовалась Зинуля. — Хочу путешествовать как дедушка с папой. Дашку на каникулы в Швецию увозят. У нее мама знаете кто? Денежный мешок!
— Вот ведь контингент у них там — кто мешок, кто с волшебницами запросто контактирует, — не унималась бабушка, глубоко буржуйским праздником обиженная. — Одни мы — с кувшинным рылом…
— Лучше бы вообще не ходили… — Зинуля, наконец, сделала во льду на окне дырочку. В нее ворвались разноцветные огоньки новогоднего базара, разместившегося вокруг огромной, вертящейся елки.
Зинуля охнула:
— Клево сверкает! Может, Дашины родители здесь с волшебницей знакомятся? Позови ее, мам! Про себя — тихонько, но настойчиво. Характер проявлять надо.
— Это она только со мной может. А что, зовите волшебницу, пусть явится. У меня список большой: лекарства, сапоги зимние, детсад, телефонные переговоры, долги… Это твоя мать, гордая, слушать не хочет. А волшебница как миленькая все должна выслушать и принять во внимание.
Бодрый голос водителя объявил следующую остановку:
— Господа–товарищи, прошу не забывать в салоне подарки и Ангелов–хранителей. Мне своих инвалидов на шее хватает.
— Нам выходить, Зинуля! — встряхнула дочь Саша.
Уже стоя у дверей автобуса, Зинаида Константиновна продолжала перечислять: — А еще до сих пор электричество не оплачено. В ноябре масляной батареей нажгли. Вот отключат, будет вам елка.