Страница 18 из 29
– Но, прости меня, все эти «незаконные» повышения, как ты говоришь, – не выдержал Псковитинов, – о них ведь все знают, стало быть, тут лишнюю деньгу не утаишь. Да если он только положит хоть копейку из этих денег себе в карман, об этом сразу же станет известно!
– Вот именно, у меня есть неопровержимые доказательства того, что Жеребцов проводит эти избыточные средства по графе «экономия», а сэкономленные деньги у нас традиционно направляются на разного рода строительные работы. Аракчеев ведь все время что-то строит. А стройка – это такое место, где и сотни, и тысячи, да что там – миллионы могут сгинуть, и следа не останется. Механизм тут простой, он выделяет деньги на конкретное строительство, заранее договариваясь с кем-то из господ, что за этот самый объект отвечают. После чего они покупают худшие материалы, нежели это изначально стоит в смете, направляют для работы на заводы не вольных, а крепостных и солдат-штрафников – тем, разумеется, не платят, деньги опять же делят между собой наш милейший губернатор и его подельники.
Аракчеев привык к Жеребцову, который выполняет его приказания. Нужен кирпич для постройки казарм, Дмитрий Сергеевич строит кирпичный заводик, понадобилось рыть котлованы, он выделяет людей. Разумеется, он доволен таким исполнительным подчиненным и, я готов голову позакладывать, понятия не имеет о его махинациях.
– Но Аракчеев помешен на отчетах, мне говорили, что он прочитывает все письма, адресованные лично ему. – Псковитинов отметил, что его чемоданчик понесли в спальню Корытникова, и крикнул Якову об ошибке.
– Так Жеребцов ему и отчитывается, что, согласно распоряжению за таким-то номером, от такого-то числа, перечислил деньги, значащиеся в реестре как сэкономленные, на строительство домов для такого-то военного поселения, и прислал туда такое-то количество мастеров. Так он тебе и признается, откуда деньги и что за люди!
– Думаешь, сам Алексей Андреевич к этим делишкам непричастен?
– Аракчеев-то?! – Корытников усмехнулся. – Скорее про папу римского поверю, что приехал специально из Италии и теперь у моего отца в Ям-Чудово из курятника теплые яйца из-под несушки ворует.
Посмеявшись вволю, Петр Петрович быстро скользнул в свою спальню, где переоделся к слушанию, и вовремя, зал заседания уже начал заполняться людьми. Но едва судейские заняли свои места, мрачный, как туча, в мундире с орденом Александра Невского на груди, его сиятельство прошел через комнату и, пожав следователям руки, молча устроился в углу на креслице.
Первым делом Псковитинов велел писарю Алексееву записать имена всех присутствующих. На этот раз адъютанты сидели тут же, предусмотрительно разместившись на стульях у входной двери, готовые сорваться по первому требованию, выполнить любое, даже самое сложное и ответственное, задание. Служба в импровизированном суде, скорее всего, воспринималась молодыми людьми как веселая игра.
Выложив на стол орудие убийства, Псковитинов попросил Петра Корытникова зарисовать его, а тем временем вызвал Агафона и Шишкина.
– Сколько поваров, поварят и кухонных работников приписано к особняку покойной госпожи Шумской? – обратился он к стоящим перед ним свидетелям.
Оказалось, что два повара, кондитер и семь человек поварят и на «подай-принеси». Впрочем, в тот роковой день гостей не ожидалось, и при особняке находились только повар Тимофей Лупалов[57], помощник повара Василий Антонов, а также кондитер Николай Николаев[58] и еще три кухонных мужика.
– Антонов? – прищурился Александр Иванович. – А не родственник ли он Прасковьи Антоновой, которая вчера пыталась нас уверить в том, будто бы совершила убийство?
– Родной брат, – выдохнул Шишкин, заметно бледнея.
– Приведите Василия Антонова. – Псковитинов откинулся в кресле, начало ему нравилось.
– Отчего же «будто бы» совершила убийство? Почему вы считаете, что не совершала, если сама призналась? – вскочил граф.
– Когда человек орудует ножом, тем более таким ножом, – он кивнул на лежащий перед Корытниковым мясницкий нож, – он почти всегда и сам себя ранит. Вот, извольте взглянуть, ваше сиятельство, это ведь не то, что ваша шпага, никакой защиты для руки. Ладони же Прасковьи были без царапин. Кроме того, ее одежда при поверхностном осмотре не показалась нам вымазанной кровью, а при столь кровавом убийстве она не могла совсем не запачкаться.
– Следует проверить всю одежду! Она могла быть в нижней рубашке! Она могла выбросить окровавленные тряпки и предстать перед вами в чистом!
– Сегодня мы обыщем все вокруг и постараемся найти окровавленную одежду, если таковая где-то запрятана. Пока же нам очень помогло уже и то, что Федор Карлович распорядился посадить под замок всю прислугу, не дав им опомниться и переодеться. Если же убийцы успели заменить одну рубаху на другую, тогда будем надеяться, что остальным вашим слугам удалось припомнить, в чем был каждый из арестованных.
Аракчеев кивнул.
В комнату ввели перепуганного темноволосого паренька лет двадцати. Тощий, но жилистый, чем-то он неуловимо напоминал свою крошечную старшую сестричку.
– Василий Антонов? – Псковитинов доброжелательно глядел на юношу.
– Я. – Парень пугливо озирался по сторонам, разглядывая незнакомые лица.
– А не твой ли это нож? – Псковитинова задал свой вопрос так нежно и вкрадчиво, как только умел, но для подсудимого он прозвучал, как гром среди ясного неба.
– Мой! – выдавил из себя парень и вдруг рухнул на колени и заплакал. – Не трогайте сестру. Я это! Я убил Минкину!
Когда вопли прекратились, Псковитинов велел Агафону поднести Василию воды, после чего следователи осмотрели его ладони, они оказались в глубоких и свежих порезах. Далее Шишкин раздел Василия до исподнего, на шароварах и подкладке зипуна последнего были обнаружены бурые следы, напоминающие кровь.
Тут же в темницу за вещами арестованных были откомандированы адъютант Николай Кириллов и двое судейских, присланных из Новгорода в помощь Псковитинову. Пока служители Фемиды еще плохо ориентировались в расположении усадьбы, прибывшие сюда раньше адъютанты оказались как нельзя более кстати.
– Отчего вы сразу же заподозрили работника кухни? – поинтересовался Миллер.
– Вряд ли какая-нибудь из комнатных девушек или лакей могли незаметно для остальных держать среди своих вещей такой ножище. – Наблюдая за тем, как приходит в себя Василий, излагал Александр Иванович.
– А остановили свой выбор именно на Антонове, так как он родной брат Прасковьи и она его покрывала.
– Как-то так. – Псковитинов попросил Шишкина поставить на середину комнаты стул и усадить на него Василия.
– Как ты убил госпожу Шумскую? – спросил он и тут же покосился на Аракчеева. – Быть может, ваша светлость, вам лучше не слушать этого?
– Не беспокойтесь, я выдержу. – Алексей Андреевич сделался еще бледнее, но держался. Он явно одобрял манеру ведения дел Псковитинова, так что можно было надеяться, что, даже если в конце концов Жеребцов решится изничтожить следователя, тому будет у кого искать защиты.
– Анастасия Федоровна с утра прическу изволили делать. Сестра моя ей волосы завивала, да, видать, обожгла. Вот она на нее и накинулась и ну бить щипцами, да по голове, куски мяса выдирала. Параша уж на что терпеливая да покорная. Не выдержала, ко мне на кухню кинулась. Я как раз нож заточил, свинину должен был порезать, ну и… за сестру, в общем…
– Так уж куски мяса? – поднял брови Псковитинов. – И из головы? Что-то мы вчера, допрашивая твою сестренку, никаких свежих ран на ней не приметили.
– Так на простом человеке, точно на собаке, все быстро заживает, – встрял в разговор Шишкин.
– И крови на сарафане не оказалось. Ладно, сейчас принесут остальную одежу, проверим более внимательно. Уведите его пока что.
– Сознается, – уверил он Аракчеева. – Немного поломается – и все как было выложит.
57
Лупалов Тимофей – уроженец села Грузино, повар. Проходил по делу об убийстве А. Шумской.
58
Николаев Николай, уроженец села Грузино, кондитер. Проходил по делу об убийстве А. Шумской.