Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 21

– Отчего же? Мне доподлинно известно, что он сохнет по Кате Астаховой.

– Помнится, ты с трудом припомнила о ее существовании. – Произнеся это с эдаким прищуром, Анна Олеговна отправила в рот очередную ложечку мороженого.

– Ну и что, – пожав плечами, парировала девушка. – Тогда вспомнила с трудом, сейчас просто само прилетело на кончик языка. Не суть важно.

– Действительно не важно. Главное – то, что эта девица – обыкновенная акула. И сейчас Клим для нее не представляет никакого интереса. Пока не стало известно о его будущем наследстве и он не начал получать содержание. Ты же всегда была с ним дружна.

– И что с того? Может, мне еще и Николая рассматривать как жениха? А что такого? Будущего наследства нам будет более чем достаточно. Сословная рознь – сегодня не более чем предрассудки. К тому же я не из княжеского или графского рода. Остается только вывести в люди Николая. А при должной поддержке ему это по плечу.

– Алина, я слышать не желаю о подобном мезальянсе! Даже если это всего лишь шутка, – поморщилась Анна Олеговна.

– Господи, тетушка, да у меня и в мыслях не было, – весело возразила девушка. – Я просто хотела сказать, что Клим мне просто друг, и ничего более.

– Но ты все же присмотрись к нему, – метнув в племянницу недовольно-осуждающий взгляд, попросила она.

– Тетушка, ну вот ей-богу, не ко времени все это.

– Что значит «не ко времени»?

– Кхм. Я хотела сообщить тебе об этом только завтра. Но-о…

– Говори. Или погоди. Ирина!

– Да, Анна Олеговна, – тут же отозвалась кухарка.

Хотя правильнее все же будет сказать «прислуга». Кстати, следовало бы подумать о помощнице для нее. Средств у хозяйки вполне хватает. Впрочем… Скорее всего, обеих все устраивало, так что новая прислуга тут обоснуется еще не скоро. Опять же, дочь Ирины Капитоновны появлялась здесь не реже одного раза в месяц, и тогда в доме начиналась капитальная уборка, длившаяся весь день.

– Принеси мне, пожалуйста, успокоительные капли.

– Уже несу, – бросив на Алину осуждающий взгляд, заверила та.

Девушка же в ответ глянула на кухарку так, словно хотела опровергнуть безосновательные обвинения, напирая на свою непричастность. Ну правда! В чем она-то виновата? В том, что это ее жизнь и ее выбор? Молода и глупа? Вот и поднаберется жизненного опыта.

Убедить в своем выборе отца было невероятно трудно. Но она все же управилась. Владимир Олегович после гибели супруги во многом потакал дочери. Да и с выбором она определилась еще два года назад. Он не сомневался, что это сделано под влиянием момента. Однако постепенно решение Алины только крепло. Конечно, служба в армии сопряжена с риском, но он вовремя понял, что если встанет неприступной стеной, то потеряет еще и дочь.

– Ну, давай. Вываливай на меня свою новость, – опрокинув в себя успокоительное, решительно рубанула тетка Анна.

– Я решила поступать в бронеходное училище. Можешь не обрывать трубы пневмопочты, папенька в курсе моего решения и уже одобрил его.

– Вернее, смирился с ним, потому как ты настояла на своем.





– Не суть. Решение принято.

– То есть ты непременно желаешь оказаться в числе лейб-гвардии потаскух. Так тебя понимать?

– Лейб-гвардии отдельного «батальона смерти», тетушка.

– Овеянного славой на полях сражений Великой войны, – продолжила Анна Олеговна. – Насколько я слышала, прославились они лишь тем, что усиленно раздвигали ноги перед солдатами и офицерами. Причем без разбора, – ничуть не смущенная тем, что разговаривает с невинной девицей, процедила женщина.

– Я иду служить, тетушка. А все эти разговоры… Хорошего же ты обо мне мнения.

– Я-то как раз хорошего. Но что скажут в свете? Ты понимаешь, что у всех у них испорченная репутация?

– Надеюсь, теперь и ты понимаешь, что я не могу составить партию Климу Сергеевичу, дабы не испачкать его честное имя, – резко бросила обиженная Алина.

Для нее это не первый разговор на непростую тему. Но куда более болезненный. Отец все же выбирал выражения, боясь ее ранить. К тому же он кадровый офицер, жена которого прошла через дальние, глухие заставы. Да и девочку растили не розой в теплице.

Тетушка же… За все время она ни разу не позволила себе в отношении племянницы ни единого грубого слова. Между ними ни разу не случилось сколь-нибудь серьезной размолвки. И даже ребячество Алины с ее переодеванием было воспринято Анной Олеговной как некая блажь. Но сейчас все выглядело совершенно иначе.

– Если ты не отступишься, я лишу тебя наследства и отпишу все обществу вспомоществования сиротам, – холодно заявила Роговцева.

– Тетушка, ты действительно полагаешь, что я здесь ради наследства? Ла-адно. В конце концов, ты можешь думать все что угодно. Вот только я от своего решения не отступлюсь. Можно жить в царских палатах, источая грязь, а можно жить в грязи так, чтобы она к тебе не приставала. Это твои слова, тетушка. И я очень хорошо усвоила этот урок. – Алина бросила быстрый взгляд на часы. – Прости, но я не желаю доставлять тебе неудобства своим присутствием. Уеду в Петроград семичасовым поездом.

Девушка поднялась и стремительно направилась в свою комнату. Нет, это была не игра. Она действительно намеревалась выполнить свое обещание. Что же до наследства… Она никогда и не воспринимала себя наследницей тетушкиных капиталов.

Хотя именно они являлись основной причиной неприязни со стороны Астаховой, прямо-таки исходящей завистью. Подумаешь, она не имеет никакого отношения к роду Дробышевых или Роговцевых. Это просто несправедливо, когда кто-то другой получает жирный кус, а ты вынуждена безучастно наблюдать за происходящим.

Алина пусть и была возбуждена, тем не менее действовала холодно и расчетливо. Не прошло и пяти минут, как первый чемодан был упакован, а на постели оказался второй. Да, ей обидно, да она переживала из-за ссоры с тетушкой, но в то же время девушка не видела повода для истерики.

Дверь тихо отворилась, и в спальню вошла тетя. Окинув племянницу печальным взором, она вздохнула и, пройдя к постели, как-то совсем уж тяжело опустилась на нее. Перебрала уложенные в чемодан вещи и снова вздохнула:

– Алиночка, прости меня, девочка моя. Репутация, грязь – все это ничто. Я не знаю, что должно приключиться, дабы очернить тебя не то что в моих глазах, но и в глазах света. Просто я боюсь. Девочка моя, форма смотрится красиво и даже эффектно. Но… Антон Павлович, Дима… они ушли на фронт и не вернулись. Твоя матушка, незабвенная Ириша… На службе государевой гибель – не редкость. Ты не представляешь, сколько я натерпелась, пока Андрей вместе с вами служил на Дальнем Востоке. С каким страхом я ожидала почту. И выплакала все глаза, когда узнала о гибели невестки. Возможно, ты и возненавидишь меня, но перевод твоего отца в столицу – в немалой степени результат моих стараний. Нет, Володя достоин занимаемой должности, он превосходный офицер. Но он так и прозябал бы на задворках, если бы не мое вмешательство. И вот когда, казалось бы, все мои волнения остались позади, ты заявляешь, что хочешь стать офицером.

– Тетушка, это всего лишь служба. Вот и все, – присаживаясь рядом и обнимая Анну Олеговну за плечи, примирительно произнесла девушка.

Ну вот не могла она по-настоящему на нее злиться, и все тут. Нет, если бы та продолжила наседать, требовать, грозиться… Но в спальню вошла усталая и испуганная женщина, ищущая в жизни опору и избравшая на эту роль ее, Алину Дробышеву, родную племянницу и единственного близкого человека, кроме младшего брата.

– Девочка моя, я внуков хочу, а ты… – вновь огорченно вздохнула женщина.

– Я вовсе не вижу себя в роли военного до конца своих дней, – возразила Алина. – Три года в училище, пять – в гвардии, а затем увольнение в запас. Даю слово, ровно через девять лет ты возьмешь на руки моего ребенка. Даже если мне придется выйти замуж за первого встречного, а потом дать ему пинка под зад. А война… Уверяю тебя, этой напасти больше не случится. Уж Тесла о том позаботился.