Страница 114 из 139
Лето заканчивалось, а вместе с ним и блатная, разгульная жизнь на воле. Вкус «фламинго» отозвался своим терпким ароматом снова.
«О-о, братан! И тебя взяли?» – с улыбкой и распростёртыми объятиями встретили Александрова в Череповецкой следственной тюрьме.
– И меня… – поняв, что все «свои» уже здесь, ответил Саня. – А наши, я так думаю, тоже тут?
– Тут…
– Плотно сели-то?
– Да в этот раз точно…
Допросы, следствие, куча свидетелей. Дело раскручивалось быстро. Все те, что когда-то клялись в вечном молчании и божились, что «никогда не сдадут», вдруг написали чуть ли не тройные заявления и забирать их совсем не собирались. Надавить на свидетелей было некому – в этот раз милиция отработала всю сеть.
«Да чего уж там… – вели разговор в камере подследственные. – Погуляли два года… Поотдыхали. Никто нас не беспокоил. Теперь обратно поедем. Всей толпой!»
В тюрьме Саня переживал не очень – позабыл, что наследил в доме Беркова. Он с такой лёгкостью думал, что тот скончался от побоев, что даже не печалился по этому факту. Проблемы начались позднее, когда оказалось, что Берков, провалявшись три дня в реанимации, вместе со всеми остальными написал на него заяву, да к тому же, совсем не кстати ещё и свидетельница нашлась его расправы – бабка со второго этажа, которая якобы слышала весь разговор…
«Да не может быть! – успокаивал себя Санька. – Это наверняка менты всё придумали, чтоб я признался!»
Он стал настаивать на следственном эксперименте: «Пусть она стоит на своём втором этаже, а я на первом, в квартире Беркова буду вполголоса говорить! И пусть она все мои слова чётко произнесёт! Не избивал я его до такой степени! Дал пару затрещин и всё! А уж кто после меня к нему заходил – не моё дело!»
Вскоре бабка, как свидетельница, отпала, но вину Александрову признать всё-таки пришлось: уж наследил крепко – везде свои пальчики оставил. А потом ещё и другие весточки от благодарных жителей прилетели – на тебе, Санька, получи за всё! И за вывозы мужей в лес по ночам, и за драки, и за всё-всё! На следствии кто-то даже сказал, что Александров ногти у него выдирал. Будто в гараже закрыл и пассатижами… «Прижимать – прижимали – пугали просто, а другого ничего не было», – вступался за себя Саня.
Был у них кран с цепью, на автоматике работал. Так вот к нему наручниками прицепляли и подвешивали. Об этом на следствии, кстати, тоже вспомнили…
***
Судили всю шару в разных местах. Политика, так сказать, вмешалась и в эту отрасль. Бабаевских послали в Кадуй, потому как знали, что дома у них всё куплено, а Саньке снова повезло – нашли судью для него, как им казалось, непредвзятого.
Вера Борисовна, строгая седовласая женщина, в специальном помещении для переговоров Дантисту сказала:: «Саня, скажу тебе, как есть: срок скостить не удастся… У тебя ни болезни, ни детей, характеристики, сам знаешь, какие… Самое лучшее, что я могу – восемь лет тебе дать. Но остальных на 10-12 закроем. У вас организованная преступная группировка! Причём на два района: Кадуйский и Бабаевский». «Так, тёть Вер, я ж всё понимаю! Я знаю, что мне не одна пятилетка светит! Если выгорит такое дело, век не забуду! Спасибо тебе большое!» «Да ладно, Надю просто жалко. Да и тебя тоже. Я в посёлок на выходные поеду – расскажу ей», – сказала бывшая соседка из дома напротив.
– Ты чё – знаешь её что ли? – спрашивали после ухода судьи дежурные.
– Соседка моя… по огороду! – то ли в шутку, то ли всерьёз ответил Саня.
***
Хорошую новость вскоре быстро сменила другая: Настя написала, что она ждёт от Саньки ребёнка. Письмо передали в конверте, который Сашка разорвал за две секунды и почувствовал знакомый свежий аромат. «Настенька… – возникла перед ним её улыбка. – Девочка моя маленькая… Загрызут тебя теперь. Загрызут. Или аборт мамка делать заставит, или замуж за кого-нибудь по-быстрому выдаст… А ведь у меня мог быть сын… Или дочь… Просра-ал! Всё просра-ал!»
Санька, умываясь слезами, сползал по стене вниз и смотрел на дверь камеры-одиночки. «Она же на меня надеялась! А я… Раз! И нет меня! Всё! Выпал из жизни! У самого семьи не было! И у ребёнка моего её не будет!» – содрагалась каждая клеточка его тела в нервных конвульсиях. «Раньше хоть я мог за неё вступиться, а теперь кто?.. Заклюют её родственнички! Не дадут родиться моему ребёнку», – наконец-то начинало приходить к нему осознание того, что он натворил. «Статья от 8 до 12 лет! Куда там – да он меня и знать даже не будет… Ё-о! – схватился Сашка за голову. – К чему я шёл? Я всю жизнь хотел семью, хотел быть нужным… И всё променял!»