Страница 3 из 17
Итак, восстановим хронологический ток событий: казалось бы, после обретения важного чина уже ничего не могло помешать долгожданному счастью новообретенной любви варяга и дочери боярина, но нет – не угоден был христианам брак Пелагеи с иноверцем, идолопоклонником, да и разница в возрасте многим чересчур явственно бросалась глаза.
Матери на момент торжественного принятия заслуженного, почетного чина отцом шел всего двадцать первый год, что в наше время считалось чуть ли не крайней границей выхода замуж, поэтому злые языки родни, подбирая красавице засидевшейся в девках более выгодную пассию, стали князю рязанскому шептать тайное, да козни подстраивать, против воли родительской, изрядные.
Это и вынудило гонимых и притесняемых, но не сломленных в чувстве молодых, в конечном итоге, под покровом ночи, сняться с обжитых мест и попытать счастье в дальней дороге.
Подкупив стражу ворот, а затем, скрытно скрепив свои узы браком в одном из близлежащих придорожных монастырей (для чего Ульву пришлось изобразить из себя ярого христианина и одеть православный крест) любящая пара супругов отправилась практически никуда, в надёже на лучшее место под солнцем.
Монаха, проводившего обряд венчания, удалось легко обмануть истовой молитвой, которую начитанный, умный отец исправно заучил наизусть. Впрочем, он никогда и не был противником христианской веры, а скорее внимательным наблюдателем за процессами, происходящими в православном мире, просто ему действительно ближе по духу было родноверие и языческие представления об устройстве мира, что невольно передалось по наследству и мне.
Ни смотря на первоначальное притворство, Ульв со всей серьезностью отнесся к православному обряду, после его окончания, истинно считая, что отныне его брак с Пелагеей, надлежащим образом скреплен свидетельством небес.
Этой же ночью, буквально под открытым, майским небом, на сеновале крестьянского двора я и был зачат…
Скитаясь по окраинам русской земли, родители искали место для долговременного пристанища. Как я уже и говорил, даже без татарского ига, век был неспокойный, опасный многочисленными, половецкими набегами, поэтому опытный варяг со знанием дела подходил к выбору дальнейшего места проживания.
Как говорят в народе – кто ищет, тот всегда найдет. Деревня с чудным названием Дормислова Поляна, в которой мне пришлось расти до шестнадцати лет, была окружена непроходимыми, густыми лесами, топями, да болотами. Она находилась в стороне от больших дорог, что шло на руку ее немногочисленным обитателям.
Опасностей имелось великое множество – не только отряды степных кочевников, но и лихие люди и авантюристы разных имен и племен, незваными гостями часто навещали окраину Руси. Их многочисленные отряды стремительными набегами проходили мимо Поляны, атаманы которых даже не осознавали, что за гибельными местами, чуть поодаль от основной дороги на Рязань, уже много лет не зная горя, стоят добротные избы моей малой родины.
Исключения, пусть и не часто, но встречались. Тогда ворогов встречали мечи и секиры голубооких, русоволосых Рязанских мужиков, которые всем миром, собравшись по зову небольшого колокола деревенской церквушки, выпроваживали незваных гостей, но более подробно о мужестве жителей Дормисловой Поляны я расскажу чуть позже.
Излазив вдоль и поперек территорию вокруг избранной деревни, отец решил, что данное место достаточно безопасно. В кратчайшие сроки, при помощи отзывчивых до чужой нужды, местных мужиков, Ульв поставил сруб и выложил основание любой избы – белую, добротную печь, вовремя завершив труды переда первыми серьезными холодами и поспев к самому моему рождению.
Накопленного за службу запаса серебра, кун и навыков опытного охотника хватило, чтобы стерпеть первую, безурожайную пору, втридорога выторговывая у мужиков дефицитный, но так необходимый провиант.
Это уже потом, с приходом красной весны, когда сошли глубокие снега, отец постепенно выкорчевал лес, за избой выиграв пространство для первого огорода, потом и кровью отплатив новому посевному полю за его будущую плодовитость. Работа была долгая и заняла ни один год, так что и мне в отрочестве еще не раз довелось помахать топором, да пни повыжигать, отвоевывая их тела из цепкого хвата матери – земли, чтобы отбить у густой, березовой рощи метр за метром живительного чернозема.
Итак, не смотря на тщедушность, мир принял меня.
Не поддавшись, вопреки увещеваниям бабки – повитухи, холоду первой зимы, не поддался и второй, впрочем, тяжело проболев несколько месяцев кряду. Выстоял в третьей, неурожайной зиме, когда много молодняка в Дормисловой Поляне умерло от естественных причин из-за недоедания.
В четвертый год я едва не попал под стрелу лихих людей, из-за оплошности приспавшего дозорного, случайно обнаруживших населенный пункт, не готовый к обороне. Напоминанием об этом до последних дней остался неровный, рваный шрам на правой щеке, от шальной стрелы и моего излишнего любопытства (по недосмотру матушки, высунулся из двора на звуки разгорающейся сечи).
Ни смотря на опасности, и трудности время неумолимо текло своим чередом, с каждым сезоном подкидывая все новые вызовы и лишения, но могучий корень суровых мореплавателей севера, произрастающий внутри меня, и живительная сила славянской земли не позволили прогнуться под ударами судьбы, вытаскивая из пропастей заболеваний, голода и ранений.
Помогал и отец. Сведущий в настойках, зельях и варах, опытный ведун Ульв к любой болезни подбирал свой способ выздоровления, верно определяя ингредиенты для каждого лекарства:
– В составлении рецепта важно все, Пелагеюшка, – любил приговаривать он при готовке, успокаивая взволнованную моим новым недугом, мать, – даже вода родника. У каждого источника свой вкус. У каждого ключа свои силы. Такой распорядок Бог скандинавов, старик-Один распространил по подносу земли!
– Иисус Христос, – по привычке, горячим шепотом преисполненном верой, неизменно поправляла его мать, скорее следуя устоявшемуся семейному обычаю, чем по реальной необходимости переубедить упрямого язычника, но вредный варяг давно не обращал на подобные реплики никакого внимания, а посему невозмутимо продолжал:
– Все зависит от почв, через которые вода прорывалась наружу, от существ, охраняющих покой родника. Поэтому один вар можно собрать буквально у крыльца дома, а за другим и за тридевять земель не грешно отправится. А у Рязанцев земля сильная, богатая. Не то, что скандинавские скалы!
– Существ? – расширив зрачки, со страхом переспрашивала мужа матушка. Уж очень она любила страшные рассказы Ульва об обитателях дневных ночных лесов, считая это не более чем сказкой.
– Да, – на полном серьезе неизменно отвечал ей отец, силясь раскрыть для жены образы тех тварей, которых не дано было увидеть обычному человеку, – лешие, водяные, кикиморы. Славянская земля богата на засилье бестелесных обитателей. У нас намного меньше. Много рун на камнях…
– Рун?
Такие разговоры родителей я с интересом слушал день ото дня, по крупицам впитывая информацию об окружающем мире, зябко ежась от страха в темном углу занавешенного навершия печи.
Следует сказать, что мама, не смотря на языческие чудеса, которые перед ней регулярно являл Ульв, так и осталась истовой православной христианкой, однако терпеливо принимая взгляды и убеждения мужа на жизнь.
Но я… я, искренне верил в сказанное отцом и перед сном, проваливаясь в царство сна, видел я перед глазами холмы и поляны, леса и рощи, пруды и водоемы полные невиданных чудес.
Вот так и жили. Для матери Бог был един и существовал на небесах в окружении светлоликих ангелов и святых, о чем она неоднократно рассказывала мне в личных разговорах, регулярно, по воскресеньям приводя меня за руку в местную церквушку.
Но Ульв… его мировоззрение было значительно глубже и, надо сказать, приземистей, практичней и, по сути, не попадало в рамки ни одной из ныне существующих конфессий.