Страница 8 из 18
Андрей Сергеевич описал в своей книге эпизод, когда он забыл вас на улице. Вы ждали в телефонной будке. Вы в своей книге описали этот случай с совершенно другой стороны. Это как сценарий: два абсолютно разных взгляда.
Вы понимаете, не тот брат, кто с тобой, когда ты прав. Брат тот, кто с тобой, когда ты не прав. У нас было очень много разногласий. Ну, представьте себе разницу в 8 лет: мне 8, а ему 16. Потом эта разница сокращается. Но я во многом, очень во многом им воспитан.
Я помню потрясающий урок на всю жизнь, когда я снялся в первой картине. Тер-Ованесян сделал мои большие фотографические портреты. Я на них и так сижу, и этак сижу, и улыбаюсь. И вот я все эти портреты принес в свою комнату и четыре из них там повесил. Какой же был у меня ужас, когда я в очередной раз пришел в комнату и там висели все мои портреты – все 40 штук. И к ним скотчем были приклеены стрелочки. И я так шел по стрелочке, по стрелочке, по стрелочке, по стрелочке. И пришел к маленькой фотографии своего прадеда Василия Ивановича Сурикова, который так скромно стоит на общем фото. И там приклеена записка: «Бери пример с предков». Я посмотрел на него и на это все, и все портреты снял. Это на всю жизнь.
Это гениальная история.
По этому поводу есть еще одна смешная история. Я был в Италии на фестивале промышленных фильмов, где мы получили приз за пасту Barilla, за рекламу. И вот я иду по площади Сан-Марко в Венеции. Стоит молодая девушка и мальчик, японцы. Я иду мимо, и они говорят: «Ой, простите, пожалуйста». И протягивают фотоаппарат: «Можно?» Я говорю: «Ну, давайте. Как мне встать, чтобы вам было удобнее?» А они говорят: «Нет, вы! Вы нас сфотографируйте».
Боже мой, я так потом смеялся! Я не мог им объяснить: «Вы знаете, я вообще привык, что фотографируют меня, а не я». Они так изумились! Я тогда вспомнил тот случай с фотографиями в моей комнате.
Константин Ремчуков
Рожденные тобой друзья
Д. З. Среди детских книг, оказавших на вас влияние, вы упомянули «Винни-Пуха» – книгу, которую я тоже очень люблю. В ней прежде всего притягивает парадоксальное, очень веселое отношение к жизни.
К. Р. Вы знаете, Даша, детская литература нужна для того, чтобы создавать в людях на всю жизнь подушку счастливой безопасности. От правильного подбора книг в детстве зависит жизнь человека в условиях стрессов, нарастающей конкуренции и связанной с ней неопределенностью судьбы. Я смотрю на свою жизнь и вижу, что все книги, которые мне в детстве читали родители, создали такое ощущение, что я могу закрыть глаза и представить счастье, незамутненное и натуральное. Оно помогает преодолевать все сложности.
Эту интерпретацию счастливого в твоей жизни никто не может отнять. Есть многие другие активы, которые у тебя отнять можно: дом, дачу, машину, подчас и свободу. Но вот это с тобой. Это твоя сила, это твое душевное здоровье и оптимизм.
У папы был такой принцип – прочитать одну главу. И вот я вижу, что он засыпает, а ты у него ползаешь на животе и пытаешься ему глаза расщепить. Он раз – и просыпается: «Кристофер Робин начал собираться в экспедицию…» И – снова. «Папа, папа!» Он засыпал, потому что чувствовал, что его долг выполнен: одна глава прочитана.
Я читала вашу колонку о любви к детям и в связи с ней вспомнила «Дом на набережной» Юрия Трифонова. Трифонов замечательно и провидчески пишет о страхе. Этот страх возникает в разных ситуациях – даже когда ты просто сидишь за столом, и все придерживаются одних взглядов, а у тебя другое мнение. И тебе страшно подать голос и сказать, что ты думаешь, хотя ты ничем за это не заплатишь. Но этот страх в человеке присутствует где-то очень глубоко.
Это надо проговаривать, это как психоанализ. Фобия начинается, когда возник первый страх и не оказалось рядом человека, который может обнять, приголубить, поцеловать в лобик и сказать: «Не бойся, это пройдет». Если первый раз этого не сделать и во второй раз опять никто не подойдет, то на третий раз возникнет фобия.
Представляете, до какой степени важно быть рядом с детьми? Чтобы в тот момент, когда возникнет страх выступить против всех, обнять и объяснить, что это важно. Можно все переложить на психоаналитиков, а можно семью превратить в ячейку, где любовь и искренний интерес друг к другу как раз и будут механизмом психологической стабилизации людей в обществе.
У Трифонова в «Предварительных итогах» есть очень точное определение. Он это называет близостью близких. Человеку ничего не страшно, если эта близость близких у него есть. И ничто не даст ему успокоения, если ее нет. Понимаете, штука в том, что наличие близких не гарантирует близости. Как научиться быть близким с близкими?
В жизни человека не так много развилок. Но одна из развилок следующая: я могу, если мне повезет, найти себе в жизни друга. Я буду с этим другом ходить в пивную, на футбол, в баню. Все будут видеть меня только с этим другом и говорить: «Слушай, какие они друзья!» Второй путь – это создать себе друзей в виде жены и детей – рожденных тобой друзей. Моя жена Лена, Максим, Коля и Варвара – это четыре настоящих друга. По самому высокому счету, какими и должны быть друзья. Близкие люди, кореша, которые искренне интересуются проблемами друг друга. Я пошел по этому пути.
У меня были друзья, потом вдруг они переставали быть друзьями. Для меня до сих пор загадка, почему. А вот эти четыре верных моих дружка становятся мне все интереснее и интереснее. Дети по мере роста становятся очень образованными, веселыми, остроумными. Мне просто с ними интересно. Находиться с ними в компании – это кайф.
Есть очень много семей, в которых люди любят друг друга, но испытывают недопонимание. Может быть, мужчину так воспитали в детстве: «Ты не можешь жаловаться, не можешь рассказать жене о проблемах». Он молчит. Она спрашивает: «Что с тобой, дорогой?» – «Хорошо. Все хорошо». Потом вдруг его увольняют или понижают. Он боится насмешки, он не может признаться.
Я видел очень много семей, которые любят друг друга, но в их отношениях не было этого третьего измерения, 3D-эффекта, когда человек может прийти и сказать: «Слушай, что-то у меня совсем перестало получаться. Мои проекты не идут. Если я закончу бизнес, давай подумаем, что я буду делать дальше».
А вы можете так говорить с Еленой?
Это возникло с самого начала. Я закончил работать в Думе. Собрал Лену и детей. Дети были маленькие. Мы сели. Я говорю: «Чем я буду заниматься?» И мы просидели до пяти утра. Они говорят: «Пап, а что ты хочешь делать?» Было уже известно, что Березовский может продать газету. Я говорю им, чего бы я хотел, и они говорят: «Пап, конечно, хорошо, если ты будешь кайфовать».
Мы с Леной полетели в Лондон для переговоров. Сначала не договорились по цене. Через год вернулись к сделке. Но это было коллективное решение всех моих друзей. Потому что на них же это тоже будет отражаться. К тому же есть политические последствия этих решений – вопросы безопасности, уровня публичности. Мы все это проговариваем. Я помню, что у Варвары было 5 пунктов, которые она хотела уточнить.
Все решения, которые я принимал, прошли семейный совет. Я могу выложить на стол самые тонкие нюансированные сомнения – и услышать от них такие же нюансированные советы. А иногда они говорят: «Пап, ты такой умный! Поезжай куда-нибудь, походи вдоль моря. Через неделю ты нам сообщишь, до чего додумался».
Сергей Юрский
Слишком поздно
Д. З. Когда я узнала, что ваша любимая детская книга – «Сказки дядюшки Римуса», я подумала: вот откуда, наверное, любовь к театру абсурда и соответствующее отношение жизни.
С. Ю. В те времена трудной жизни, жизни перемещающейся, у нас всегда была библиотека. Но библиотека взрослая, поэтому я читал вещи случайные. Именно они и запоминались. Кроме «Сказок дядюшки Римуса», я действительно очень любил «Золотой ключик». Очень! Что я читал, то читал по многу раз. До заучивания наизусть. Что касается вот этой басенной неестественности, что кролик разговаривает с лисом…