Булочка с изюминкой

– Костёр разжигать не хочу, чтобы не нарушать экологию, извини… Так как там говорилось? Нет худа без добра?

– Это не из книги, это наша поговорка такая, русская, – заявила Варвара, бесцеремонно отбирая у своего кавалера колбасу и помидоры. – Доска найдётся? Нож, масло, соль… А ещё хорошо бы специи, зелень, да и лучку колечками.

…Развалившись на траве и подставив раннему солнцу голый торс – штаны он успел надеть, без них Настоящая Женщина отгоняла его от сковороды, хохоча и пугая, что кипящим маслом ненароком обожжёт самое дорогое – пятый герцог Авиларский вдыхал аппетитные запахи и чувствовал себя абсолютно счастливым идиотом. И это было прекрасно. Ради такого стоило согласиться на дядюшкино предложение провести вечер с какой-то мымрой… а в результате – заполучить своё, личный кусочек счастья, которого давно уже не испытывал. Воистину, нет худа без добра!

Неужели это Она? Та самая, которую он видел когда-то давно, во сне, его страстная Женщина, его фемина, Ева, пришедшая, чтобы утешить в тоске по Диане? Сколько лет пронеслось после её смерти, а он всё не находил себе места, пока не пришла Она…

Жёны, лицемерные сучки, её словно отпугнули. А может, даже иллюзиям свойственна брезгливость… или чувство собственного достоинства, или ревность. Но только на долгих пять лет она про него забыла.

И лишь недавно появилась вновь.

Он сунул в зубы травинку, прикусил, ощутив на языке вкус волглого стебля.

Очнись, парень. Тебе пятый десяток, хватит жить романтичными бреднями: лучше хватай Её, настоящую, живую, и не давай никуда сбежать.

Так он и сделал. Подкрался, схватил, и… Сбежать она не успела.

Правда, яичницу они чуть не спалили. Но даже подгоревшая, она показалась самым вкусным из того, что Кристофер когда-то едал.

Глава 19

Прощание прошло легко, как бы не навсегда, и немного печально. Но для себя, пусть и скрепя сердце, Варвара свет Павловна решила таки чудесный роман не продолжать, полагая, что если самые интересные страницы прочитаны первыми… то прочитано основное, а повтор – это уже не то… Не будет новизны, свежести впечатлений, восторгов… всего первого. А однообразие, переходящее затем в рутину – нужно ли?

Так мудро она рассуждала, не желая признаться, что просто боится пускать блудодея в свою жизнь, в повседневность. Ну да, он расцветит её бытие сочными красками, он продлит эту сказку… но не станет же этим заниматься вечно? Скоро и для него увлечение потеряет новизну, и он переметнётся к кому-нибудь ещё. А она… слишком влюбчива. И взяв на себя однажды обязательство ко всему на свете относиться легко, не хочет теперь ни сложностей, ни возможных страданий. Так-то вот.

В полдень «Единорог» домчал их до «Золотого янтаря» – на сей раз не через всё поднебесье: они пролетели лишь небольшой кусь пути от островка до озёрного берега. Затем лихо прокатились на горном серпантине, проехали тенистый лес, прорезанный скоростным шоссе как пирог лопаткой; миновали два старинных замка, один в руинах, а другой – недавно восстановленный, сияющий стёклами и шпилями, размахивающий стягами и вымпелами на башнях. Не было сказано ни слова о расставании или возможной встрече; просто, открыв ей дверь, обняв при выходе и задержав в объятьях, «Робин» пообещал твёрдо:

– Я найду тебя, где бы ты ни была. Улажу кое-какие дела, чтобы нам никто не мешал – и свяжусь. Дождись.

Она лишь улыбнулась в ответ:

– У тебя целых два дня.

И для ясности даже показала на пальцах.

Он скорчил жалобную мину.

– Барлоговы… Ну что такое? И никак невозможно подождать?

– А ты успей, – усмехнулась Варвара Пална, успев к этому времени позабыть недавнюю Вареньку и призвать на помощь опыт прожитых лет, а заодно и основательно подрастерянную рассудительность. – Не получится с делами – хоть просто так позвони, поговорим.

– Как-то легко ты к этому относишься. А что, если у нас всё серьёз…

Она прикрыла ему рот двумя пальчиками, которые ценьор блудодей тотчас заграбастал и поцеловал.

– Послушай, – проговорила, стараясь быть построже. – Да погоди же… Всё ведь было хорошо, да? Ты подарил мне чудесную ночь, милый. Но после ночи всегда приходит утро. И понимание, что кроме твоего острова есть ещё мир, а самое главное – в нём полно людей, которым мы все что-то должны. Давай не забывать об этом.

– Но ведь мы ещё увидимся? Ты вернёшься с Земли?

– А как же! – искренне изумилась Варвара. – У меня тут дочь, я же говорила? Правда, не хочу ей особо надоедать; но ведь мобильная связь между мирами не работает, вот и придётся временами наезжать, контролировать, чтобы её тут не обижали.

В конце концов, заявить прямо сейчас однозначное «нет» она не смогла. Как и загасить огоньки нетерпения в ласковых глазах мужчины. Уж очень это было бы… наверное, жестоко.

– Так я напомню о себе нынче же вечером.

Он сказал это так уверенно, будто в кармане у него уже лежало досье на Солнцеву Варвару Павловну. Не иначе, как были у него солидные связи в этом мире… Что ж, ей даже стало интересно, справится ли этот самоуверенный тип?

Склонившись, он бережно поцеловал ей руку.

– Я не прощаюсь, пышечка моя. – Не разгибаясь, глянул лукаво снизу вверх: – Не забудешь меня?

Она ласково взъерошила его волосы. И откровенно сказала:

– Ну, уж нет. Разве такое забывается?

Помолчав, добавила:

– Спасибо за… сказку.

И вот тут грустно стало обоим. Потому что сказка, похоже, закончилась. От ворот ангара, приветственно размахивая руками, торопились к мобилю служащие, с лестницы, ведущей от Западной террасы прямо к морю, торопливо спускался управляющий отелем – очевидно, поприветствовать важную гостью, а в смокинге, забытом ещё с вечера в салоне «Единорога», затренькал переговорник.

– Вот она, жизнь… – пробормотал мужчина.

– Ступай, – ответила на это женщина. И добавила непонятно: – Спасай мир…

Не стала ждать возможных оправданий, уговоров, а просто погладила по щеке – и пошла навстречу управляющему, расцветающему в улыбке. Краем глаза успела заметить, как тот, с кем она только что рассталась, метнулся к мобилю, чертыхнувшись, зашарил по смокингу, выуживая аппарат… И невесело подумала, что ни один из них с самого утра так и не окликнул друг друга по имени.

Будто придуманные имена, которыми они в шутку назвались с самого начала знакомства, больше не шли на язык, ощущаясь как фальшивка, как диссонанс…

Через час, переодевшись и повздыхав в одиночестве, она решила, что жизнь таки продолжается, и вскоре уже сидела на полюбившейся Западной террасе за чашкой кофе. Купаться не хотелось, несмотря на манящие неподалёку волны. Гамаки под пальмами уже не манили, как раньше. Голоса девушек на пляже казались визгливыми и пронзительными. Хотелось… «достать чернил и плакать», не от огорчения, а от какой-то сладостной печали, замешанной на ожидании – и ощущении чего-то неотвратимого, какой-то беды, что вот-вот стрясётся. Потому что, наученная горьким опытом, Варвара не верила, будто всё хорошее, что случается в жизни, даётся даром: его или надо заслужить, или, раз уж оно получено, так сказать, авансом, то непременно придётся расплачиваться. По тому самому закону, который отбирает Героев и статистов в разные команды. А она, похоже, перешла из массовки в лагерь… пока ещё трудно определить, чей, но уровнем явно выше предыдущего. Значит, Её Величеством Судьбой с неё и спросится больше.

И в должницах её не потерпят.

И когда на пустынной террасе, где, кроме Варвары и бармена, спрятавшегося в тенистом павильончике, никого не было – зацокали вызывающе, крикливо чьи-то каблуки – интуиция подсказала ей, как некогда и князю Андрею Болконскому, и Багратиону: «Вот оно, началось…»

Чашка в её руке не дрогнула. Кто бы к ней сейчас не подошёл – Варвара готова была сразиться и дать достойный отпор.

Особа, остановившаяся и вынужденная склонить голову, чтобы заглянуть под широчайший зонт, удерживающий столик в тени, была высока, стройна до выпирающих в декольте ключиц и верхних рёбер; хоть на лицо и красива: какой-то холодной рыбьей красотой. Почему рыбьей? Да потому, что глаза у неё, хоть и глубоко посаженные – или кажущиеся запавшими из-за общей худобы лица – были голубовато-серебристые, как сказали бы модные косметологи, а человек попроще ляпнул бы: белёсые, как у селёдки… Бледная кожа, лишённая и намёка на загар – это при здешнем-то южном солнце! Пятна благородных румян на аристократических скулах, макияж, туалет (почему-то нечто изысканное, в оборках, с юбкой-годе в пол, язык не поворачивался назвать просто платьем) – всё, казалось, было тщательно отрисовано лучшими модельерами и визажистами. Невольно привлекали внимание руки: хрупкие, с выпирающими шишками локтей, они, казалось, вот-вот переломятся под тяжестью колец и браслетов. Эта последняя деталь напомнила Варваре о неких мусульманских жёнах, что, в страхе перед возможным разводом, о котором муж вправе объявить в любую минуту, сутки напролёт таскают на себе все самые ценные украшения – на случай, если вот-вот окажутся выставленными из дома на улицу…