Страница 9 из 13
Для меня самый выдающийся аспект кунг фу заключен в простоте. Кунг фу – просто «прямое выражение» человеческого чувства с минимумом движений и энергии. Каждое движение само по себе лишено искусственности, которой люди склонны его усложнять. Легкий способ – всегда правильный способ, и кунг фу – не что-то особенное; чем ближе к истинному Пути кунг фу, тем скупее средства выражения.
Вместо рассмотрения боя как такового немало систем боевого искусства создают «причудливую путаницу», коверкающую и корячащую последователей и уводящую их от подлинной реальности боя – «простой» и «прямой» и «неклассической». Вместо немедленного перехода к сути ради имитации настоящего боя «ритуально разучиваются» цветистые формы и искусственные приемы. И вместо того чтобы в бою «существовать», эти практикующие нечто идеалистически «делают». Хуже того, им неграмотно внушается сверхчеловеческое и духовное, и практикующие все больше и дальше погружаются в сферы абстрактных тайн, и происходящее начинает напоминать акробатику или современный танец, а не подлинную реальность боя.
Все эти сложные запутанности на самом деле лишь тщетные попытки «уловить» и «исправить» постоянно меняющиеся движения в бою, а также анатомировать их как труп. Настоящий бой не поддается закреплению, он очень «живой». Подобные методы натаскивания (форма парализации) будут лишь «цементировать» и «обуславливать» то, что когда-то было текучим и живым. Отрешившись от изысканности и прочих излишеств и глядя «реалистично», эти роботы (то есть практикующие) слепо предаются систематической бесполезности разучивания «рутины» или «трюков», не ведущих ни к чему.
Кунг фу необходимо увидеть без причудливых костюмов и галстуков, и остается тайной, почему мы с нетерпением ожидаем эффектных смертоносных приемов. Если тайны и есть, то практикующие в своей устремленности и стараниях их наверняка прозевали (много ли есть способов одолеть противника, «не слишком отходя от естественности»?). Кунг фу ценит чудо обычности, и идея заключается не в ежедневном приращении, а в ежедневном опрощении. Быть мудрым в кунг фу – значит не добавлять больше, но уметь удалить изощренность и украшательство. Быть простым. Так, ваяя статую, скульптор не добавляет, а отсекает лишнее, дабы явить неприкрытую истину. Кунг фу довольствуется голыми руками без причудливых красочных перчаток.
Искусство – это выражение «я». Чем больше сложных и налагающих ограничения методов, тем меньше возможностей для выражения исконного чувства свободы! Техника, при всей ее важности на ранней стадии обучения, не должна быть слишком сложной, ограничивающей или механической. Если мы будем цепляться за нее, мы окажемся в ее плену, в несвободе. Помните, что технику вы «выражаете», а не «исполняете», то есть, вы не деятель, а само действие. Когда вас атакуют, на первом месте не ваша техника (или «техника на втором, позиция вторая, четвертая часть?»), а способность в момент осознания вами нападения двигаться, как эхо за звуком. Вы словно отвечаете мне, когда я звоню, или ловите то, что я вам бросаю. Вот и все.
Источник: машинописное эссе Брюса Ли под названием «Мой взгляд на кунг фу», которое он раздавал членам оклендского и лос-анджелесского отделений своей организации Чжунь фань кунг фу, ок.1967 года.
2. Философия
Считающие Брюса Ли прежде всего мастером восточных единоборств наверняка удивятся, узнав, что его истинной страстью была философия. Еще удивительнее широта его познаний как восточной, так и западной философии.
Эти эссе написаны Ли преимущественно в годы учения в Вашингтонском университете, где его специальностью была философия. Этот период его жизни внес огромный вклад в расширение его интеллектуального кругозора и знакомство с западной теоретической мыслью. Он читал Платона, Дэвида Юма, Рене Декарта, Фому Аквинского (отец церкви, учение которого Ли, вероятно, также усвоил во время учебы в католической школе в Гонконге в 1950-е годы).
Более того, эти эссе раскрывают мыслительный процесс Ли в той области, которая касается его мировоззрения или метафизики. Его ранние исследования и представления о даосизме, в особенности метафизике монизма, не только не изменились после знакомства с лучшими доктринами западной теоретической мысли, но даже укрепились под их воздействием.
Однако еще интереснее то, что в этих эссе раскрываются темы, к пониманию и более убедительному выражению которых Ли придет с возрастом – в стремлении посеять семена самостоятельных научных изысканий и потребности рационального их обоснования. Они остаются в числе его самых красноречивых и продуманных сочинений.
2-A
Почему я стал изучать философию
Когда я вернулся из Таиланда со съемочной группой киностудии «Голден Харвест» после завершения съемок фильма «Большой босс», многие люди принялись спрашивать меня: «Что заставило тебя отказаться от карьеры в Штатах, вернуться в Гонконг и сниматься в китайских фильмах?»
Наверняка имелось общее ощущение того, что работать в китайском кино чертовски трудно, ведь китайская киноиндустрия все еще оставалась такой слаборазвитой. Не могу найти простого ответа на вышеприведенный вопрос, за исключением того, что я китаец и должен исполнить свой долг как китаец. Правда состоит в том, что я – родившийся в Америке китаец. То, что я китаец, рожденный в Америке, могло быть случайностью, или же так устроил мой отец. В то время живущие в Штатах китайцы, преимущественно из провинции Гуандун, очень страдали от тоски по родине: ностальгия окутывала все, что было связано с их родной землей.
В этом контексте китайская опера с ее неповторимым китайским колоритом имела успех. Мой отец был известным артистом китайской оперы и пользовался большой популярностью. Поэтому много времени он проводил в Штатах. Я родился, когда он взял с собой мою мать в одну из своих постоянных гастрольных поездок.
Мой отец был известным артистом китайской оперы и пользовался большой популярностью. Поэтому много времени он проводил в Штатах. Я родился, когда он взял с собой мою мать в одну из своих постоянных гастрольных поездок.
Но отец не хотел, чтобы я получил американское образование. Когда мне пришла пора идти в школу, он отправил меня обратно в Гонконг – на вторую родину – к своим родственникам. В наследственности все дело или в окружении, но, учась в Гонконге, я очень любил сниматься в кино. Мой отец хорошо знал массу кинозвезд и режиссеров. Среди них был покойный мистер Чин Кам. Меня привели на студию и дали несколько ролей. Я начал играть эпизодические роли и постепенно стал звездой.
Это был важнейший в моей жизни опыт. Я впервые столкнулся с подлинной китайской культурой. Меня пленило ощущение причастности к великому. Тогда я еще не видел и не понимал, насколько сильно влияние окружения на формирование характера и личности. Тем не менее осознание себя «китайцем» зародилось именно тогда.
Ребенком и подростком я был сорванцом и вызывал сильное осуждение старших в семье. Я был очень озорной, агрессивный, вспыльчивый и жестокий. Моими «врагами» становились не только ровесники, но порой даже взрослые. Я никогда не думал, зачем дерусь. Моя первая мысль, если мне кто-то не нравился, – «Брось ему вызов!». Бросить вызов чем? В голову приходили только кулаки. Я считал, что победить – означает побить, но не мог понять, что победа силой – ненастоящая победа. Когда я поступил в Вашингтонский университет и начал изучать философию, мне стало стыдно за свою прежнюю незрелость.
Я считал, что победить – означает побить, но не мог понять, что победа силой – ненастоящая победа. Когда я поступил в Вашингтонский университет и начал изучать философию, мне стало стыдно за свою прежнюю незрелость.
Мои интересы в философии были напрямую связаны с детской драчливостью. Я часто задавался такими вопросами: