Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 128 из 197

– С чего вдруг такие мрачные мысли?

– Положение обязывает.

– Тебе, правда, холодно?

– Уже не очень.

Эрни подобрал оброненную на пол рубаху и аккуратно накрыл ею друга.

– Ты очень любезен. Я думал, крутить стол начнешь или, правда, за утюг возьмешься.

– Не буду я тебя мучить. Это привилегия Аманти. А вот и его шаги слышу. Так, что держись, жертва обстоятельств.

– Он усердный малый…

– А вот и я! – Аманти вбежал на сцену, запыхавшись. – Я не слишком задержался?

– Нет, Эрни вообще на час уходил.

Эрни отступил к стене, пропуская палача к жертве. Аманти вынул из кармана черный маркер и, убрав с Шаруха рубаху, с веселой улыбкой сказал:

– Шарух, наберись терпения и постарайся поменьше дергаться.

– Рисовать, что ли собрался?

– Да, думаю, минут за двадцать управлюсь. Будет щекотно.

Аманти взял маркер в левую руку, повернул стол, чтобы было удобнее, и принялся за дело. Очень скоро Эрни стал догадываться, что он рисует. С каждым следующим штрихом, рисунок становился все отчетливее. Шарух мужественно терпел, иного ему не оставалось.

– Похоже получается… – оценил Эрни. – Тебе бы художником быть.

– Я так… немного балуюсь.

– А почему левой?

– Лучше получается.

– Ты там скоро? – спросил Шарух. – По живому рисуешь, я же не железный.

– Терпи, терпи… У меня это тоже первый опыт.

Минут через десять после начала работы терпение Шаруха начало подходить к концу. Чтобы не стонать, он кусал губы и зажмуривал глаза. Дыхание его стало поверхностным и прерывистым.

– Передохни минуту, дай мне отдышаться, пожалуйста… – просящее проговорил Шарух.

Аманти прервал процесс и взглянул на Эрни. Тот пожал плечами.

– Что совсем плохо?

– Сам-то как думаешь? – Шарух судорожно вздохнул и приподнялся, решив посмотреть на рисунок. – Это портрет что ли?

– Лежи тут, я за зеркалом сбегаю, – Аманти заторопился к выходу.

– Да, да, поспеши, а то ведь я встать могу… Эрни, ты такой серьезный.

– Мне рисунок нравится. Очень похоже.





– Он уже близок к окончанию?

– Я бы не сказал. На середине где-то.

Шарух отчаянно простонав, уронил голову и помотал ею из стороны в сторону.

– Я же не выдержу…

– А что ты можешь? Лишишься сознания?

– Если бы я мог, то с радостью. Не-ет, я наверно и вас заставлю такое же удовольствие испытать.

– Уже угрожаешь? Начни ругаться, может легче станет.

Вернулся Аманти с зеркалом в руке, но отложил его в сторону, пояснив:

– Закончу, покажу. Отдохнул? Я продолжу…

– Действуй, художник. Учти, если мне понравится твое художество, заставлю картины писать и выставлять в моем Музее, – Шарух зажмурился, задержав дыхание. – А еще ты мне Эрни с ног до головы разрисуешь!

– Шарух, ты хочешь, чтобы я быстрее закончил или хорошо нарисовал? Если второе, то не отвлекай меня. Я перехожу к штриховке.

Последние минуты дались жертве особенно тяжело. По телу периодически пробегала нервная дрожь. Шарух часто вздыхал, практически не открывая глаз. Он был целиком погружен в свои ощущения и даже не сразу расслышал долгожданное: «Все закончил!»

– Эй, Шарух, очнись, – Аманти тихонько похлопал его по щекам.

– Уж все? – еле произнес Шарух.

– Все, вставай, я тебя развязал.

– Помоги сесть.

Когда он сел, Эрни подал ему зеркало. Рука Шаруха дрожала и без помощи он вряд ли бы разглядел, что изобразил Аманти. Рисунок занимал всю грудь и частично живот.

– Это… я что ли?

Аманти, довольный произведенным на него эффектом, широко улыбнулся.

– Что скажешь? – обратился к Шаруху с вопросом Эрни.

Вместо ответа Шарух закрыл глаза и начал падать на спину, но Аманти был начеку и удержал его, коварно поинтересовавшись:

– Собрался получить сотрясение мозгов от избытка чувств?

– Именно так.

– Скажи, что тебе не понравилось.

– Как я могу перечить палачу? Но если честно, здорово получилось. Никто еще не писал мой портрет, да еще и на мне.

– Как-нибудь на холсте напишу, если согласишься позировать, – Аманти потянул ему рубаху. – Одевайся, а то уже посинел весь. А чтобы разогреться побыстрее, предлагаю заняться спортом.

– Всем или только мне? – поеживаясь, спросил Шарух и спрыгнул со стола.

– А у кого из нас последнее испытание осталось?