Страница 5 из 9
Он был трижды прав: я был голоден, как волк.
– Да я вообще-то не прочь… Неудобно как-то, – неуверенно произнёс я.
– Да вы не стесняйтесь, Николай Николаевич! – Командир вскочил с кресла. – И не бойтесь! Кухня у нас отменная, и ресторан наш не из последних. Неужели вам не интересно, любезный гость, взглянуть, а заодно и отведать, кулинарное творение рук представителей иной цивилизации? По пути в ресторан мы могли бы осмотреть наш звездолёт. Ведь вас как инженера не может это не заинтересовать. Верно? Я, Николай Николаевич, перед вами в долгу, и теперь позвольте мне быть вашим гидом.
Дверь бесшумно отворилась, и командир звездолёта повёл меня по длинным коридорам, чем-то напоминающим мне моё родное НИИ. Любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами, и я, осознав, наконец, всю неординарность ситуации, весь превратился в слух и зрение. Новый знакомый водил меня по звёздному кораблю, подробно и обстоятельно рассказывая об устройстве различных механизмов и приборов, объясняя принцип их действия и показывая их в работе. Бесконечные коридоры, повороты, лестницы, лифты, разного рода помещения, многокомнатные каюты для обслуживающего персонала – всё это создавало у меня впечатление о совершенно невероятных размерах космического корабля. Меня приятно поразило то обстоятельство, что большая часть звездолёта была отведена под помещения, обеспечивающие досуг и отдых звездолётчиков. Помимо персональных кают, имеющих все мыслимые и немыслимые удобства, моим глазам открылись огромная библиотека, кинозал, оранжерея, служившая одновременно и парком для отдыха, и даже плавательный бассейн.
– Вы, верно, заметили, Николай Николаевич, комфорту у нас уделено особое внимание, – сказал командир звездолёта, отвечая на мои мысли. – Но иначе нельзя. Ведь мы иногда годами не покидаем борта звездолёта, и для многих членов экипажа большая часть жизни протекает именно здесь, в Космосе. В частности, для меня. Здесь мой дом, а дом должен быть благоустроенным.
Я кивал, соглашаясь со своим проводником. И тут одна мысль вдруг пришла мне на ум.
– А как же невесомость? Здесь её совсем не чувствуется.
– Искусственная гравитация, – односложно ответил командир. – Это вы должны знать.
– Да, что-то такое слышал, – неуверенно пробормотал я, понятия не имея, что это за штука.
Мы двинулись дальше по коридору, освещаемому призрачным зеленоватым светом. Звук шагов тонул в мягких пластиковых полах, и идти было легко и приятно. Кондиционированный воздух освежал моё пылающее лицо, я неустанно вертел головой и уже порядком успел натереть шею о ворот своей куртки. Пахло фиалками.
Корабль словно вымер.
– А где же люди? – спросил я в недоумении.
Командир звездолёта улыбнулся – в который уже раз.
– Сейчас время обеда, и весь персонал собрался в ресторане. Кстати, ждут нас. Идёмте скорее, Николай Николаевич, я ведь вас ещё не представил.
Через пару минут мы вошли в великолепнейший ресторан. В канделябрах, вделанных в стены, горели свечи, в дальнем конце зала ненавязчиво тлел камин, отбрасывая слабые отблески на дубовые панели, покрывающие стены, на небольших столиках стояли изящные хрустальные вазы с голубыми розами в них, в воздухе носился и незримо присутствовал манящий аромат чудесных цветов и пряный запах отменно приготовленных кушаний. Около двадцати человек, среди которых было и несколько женщин, молча поглощали пищу. При виде командира с гостем все встали и склонили головы в вежливом поклоне. Командир обвёл зал пристальным взглядом и громко произнёс:
– Николай Николаевич Нерусский, первый человек с Земли, которому суждено посетить нашу планету. Прошу любить и жаловать. А это, – он обратился ко мне, обводя рукой зал, – наша команда.
– Они что, понимают по-русски? – удивился я.
Командир усмехнулся.
– Они понимают мои мысли, а речь предназначена для вас… Прошу садиться.
Мы расположились за свободным столиком, и тут же неведомо откуда выпорхнул белоснежный официант и в мгновение ока заставил стол дымящимися кушаниями. Задвигались стулья, застучали вилки, и персонал вновь принялся за прерванную трапезу. Никто, казалось, не обращал внимания на гостя с другой планеты.
– Угощайтесь, Николай Николаевич, – сказал командир звездолёта, – вам понравится. У нас отменные повара. И пища вся натуральная, никаких консервов… Кстати, в отношении спиртного у нас запретов нет. Если хотите…
– А можно? – недоверчиво спросил я, почувствовав внезапную потребность промочить горло чем-нибудь горячительным.
– Отчего же нет!
– А что у вас есть?
– Всё! – командир сделал широкий жест руками. – И наши напитки есть, и ваших земных хватает… Коньяк? Водка? Бренди? А может, рейнвейн?
– Водку, пожалуйста, – почему-то смутившись, сказал я. – «Золотое кольцо»… если можно.
И как по мановению волшебной палочки на столе возникла непочатая поллитровка со знакомой этикеткой.
– Московского разлива, – прокоментировал командир. – Приступайте!
Обед, действительно, был неземным как в прямом, так и в переносном смысле. Никогда ещё не чувствовал я такого удовлетворения от процесса поглощения пищи. Особенно импонировало мне то, что командир не отказался составить мне компанию в распитии бутылочки огненной жидкости.
– За наше знакомство! – сверкая ослепительной улыбкой, провозгласил командир. Я ответил тостом за дружбу всех планет и миров, после чего трапеза возобновилась.
– Продолжим наш разговор, – сказал командир после того, как мы несколько утолили свой голод. – Теперь вы, надеюсь, знаете, уважаемый Николай Николаевич, каким образом я отчитал своего бортинженера, – вон он, кстати, сидит? Для этого совсем необязательно было подвергать и его, и ваш слух не совсем благозвучными словосочетаниями – он меня и так отлично понял… Ещё по одной? Ваше здоровье!.. Понимаете, Николай Николаевич, мозг людей у нас открыт друг для друга, но если человек хочет скрыть свои мысли от посягательства не совсем тактичных собеседников или даже лиц посторонних, то стоит лишь заблокировать свой мозг обычным мысленным приказом, и никто уже не в состоянии будет проникнуть в тайники его сознания. Многие так и делают, и я считаю это правильным, ибо на первых порах у нас появилось много любопытных, получавших огромное удовольствие от копания в чужих мыслях… Ваше здоровье!..
Откуда-то сверху полились чарующие звуки неземной музыки, и мысли мои сразу приняли иное направление.
– Но, согласитесь… э-э… как вас… – начал было я, но запнулся, смущённо опустив глаза.
– Какой же я осёл! – хлопнул себя по лбу командир. – Я же не представился! Какая бестактность!.. Арнольд Иванович, – слегка привстав со стула, церемонно произнёс он. – Страшно перед вами извиняюсь, дражайший Николай Николаевич, и терзаюсь мыслью о нанесённом вам оскорблении.
– Арнольд Иванович? – недоумённо спросил я. – Гм…
– Это земной аналог моего имени, – пояснил он. – Моё настоящее имя слишком сложно для вашего языка, да оно вам и не нужно. А вообще-то за мной закреплено несколько имён, для каждой планеты, населённой разумными существами, – своё. У нас все звездолётчики, общающиеся с другими мирами, имеют по несколько имён. Для вас я Арнольд Иванович… Так что вы хотели мне сказать, уважаемый Николай Николаевич?
– Согласитесь, Арнольд Иванович, – начал я, – человеческий голос таит в себе много прекрасного и, лишившись возможности слышать его, вы многое потеряли. Наша Земля знает множество талантливых певцов, их голоса мы слышим с самого раннего детства, это наша культура, наша гордость. И вы хотите лишить людей такой прелести? Может быть, уже лишили? Да что певцы! Сам по себе человеческий голос бесконечно красив и прекрасен, с его интонациями, оттенками, настроениями… Вы рационалисты, вы во всём ищете выгоду, удобство, забывая о прекрасном. Отметая слова, вы отмели и совершенствуемый веками человеческий голос. А речь? Как она красива в устах поэта или оратора! Далее, вы упомянули про языковый барьер. Но и здесь вы правы лишь наполовину. Что из того, что я не знаю итальянского? Зато с каким удовольствием я слушаю оперы Россини на его родном языке! А слабые познания в английском не мешают мне восхищаться голосом Джона Леннона или, к примеру, Давида Байрона. Ваши слова напомнили мне бытовавшие в начале века рассуждения о том, что с появлением кинематографа отпадёт необходимость в театре, а фотография вытеснит и уничтожит живопись. Однако же они существуют! И будут существовать вечно, потому что это искусство, а в искусстве нуждаются как те, кто его создаёт, так и те, для кого оно создаётся, то есть люди.