Страница 17 из 92
Холодно. Здесь всегда было очень холодно и ему это не нравилось. Но он всегда мог изничтожить холод ярким взрывом. И тогда на краткий миг становилось тепло и хорошо. Божий дар позволял ему не чувствовать собственный взрыв или самому обратиться на мгновение взрывом. Не нужны были все его невероятные познания в физике, химии и биологии, а так же прочих науках, чтобы создать взрыв. Во имя его бога, взрыв, краткий, мимолётный и яркий как сама жизнь, скрашивал его время препровождение в этих пустых и холодных местах.
— Взрыв - это есть истина, которую следует познать. Из великого взрыва появились все мы.
Он никогда не презирал обычных людей, тайно восхищаясь их мимолётностью жизни. Все они были забавными: перед взрывом, когда они молили о пощаде, во время взрыва, когда они разлетались весёлыми брызгами, и после взрыва, когда от них оставались лишь жалкие грязные ошмётки. Так же он презирал себя, за то, что не способен признать то, что он всего лишь жалкий сумасшедший, повёрнутый на идее фикс.
— А как иначе? — спрашивал он себя. — Как жить иначе в этом скучном и сером мире?
— Надо раскрасить его ярким фейерверком! Но не просто так! А во имя великой идеи! Во имя Бога, Христа, и великой священной инквизиции! — шептал ему глас разума.
И тут он заметил его следы. Следы одного студента, которого он презирал так же, как он презирал себя и однажды подорвал. Его разум не мог не заметить их, разглаживая и анализируя трещины в ледяном полу, анализируя силу вмятин, кровавые отпечатки, восстанавливая в уме манеру походки и движений ненавистного ему человека. Несомненно, это был он, только намного более сильный и не один. С ним был такой же сильный… Гравитационный шарик? Нет, скорее всего демон округлой формы, умеющий левитировать.
— Еретик и после смерти остаётся еретиком, — тихо произнёс он. — Но ничего, я тебя уничтожу. Снова.
Проанализировав примерные способности своей жертвы, он отправился в путь, уничтожая возрождающихся демонов божьим даром. То бессмысленное и жестокое существо должно умереть. Тот атеист, что не верит в Христа, Бога и святую инквизицию, презирающий других людей.
— Интересно, он продолжает всё так же жалко и ничтожно отрицать реальность, продолжая жить в иллюзиях?
Сам факт того, что настолько жалкий человек может существовать, заставлял его биться в агонии, пока он не будет уничтожен в пламени взрыва. Ересь должна быть уничтожена, разорвана на мелкие куски, сожжена в священном пламени. Во имя Христа, Бога и святой инквизиции, он исполнит свой долг.
***
Давно позабытое тепло согревало моё тело, и я, прикрыв глаза, наслаждался этим теплом. В сознанием медленно закралась нежеланная для меня мысль о том, что это тепло несвойственно для мира, окутанного льдом, да и вообще не свойственно для моего виртуального тела. Вот только мне не хотелось открывать глаза, чтобы разбираться с тем, откуда появился источник тепла. Оно просто меня согревало, и я инстинктивно нежился в нём, прижимая его к себе. Боль пронзила сердце и я ощутил холод, отчаяние и боль. Привычная мне апатия отодвинула тепло на второй план, выставляя вперёд разум.
Тепло исходило от тела Люськи, что спала на мне, отлынивая от тренировок. Вот же лентяйка!
— Люська, ну и какого ты делаешь? М? — спросил я открывая глаза и уставившись на покрасневшую до кончиков ушей девушку. — Я же сказал, что пока я сплю, ты должна продолжать тренировки? А?
– Я-я… Я замёрзла! Вот! — нервным подрагивающим голосом ответила она. — А ты бы мог и войти в моё положение! Да!
Я фыркнул в ответ на её наглость. Со времени битвы и создания протезов рук изо льда прошла всего неделя. За это время тело и разум Люськи стали более-менее стабильными. Тонкие белые крылья стали ещё тоньше, стройная девичья фигура обзавелась слегка выпирающими мышцами, белоснежный оттенок волос отдавал синевой, а тонкий ледяной доспех сменился белоснежным одеянием: туника, по верх которой был плотный жилет, брюки, сапоги, поясной ремень и длинный плащ. Отношение ко мне стало более легким и менее настороженным, а так же более наглым, что говорило об увеличившейся уверенности.
— Ты бесполезна, — ответил я ей. — Продолжим тренировки.
Вырастив тонкие но невероятно тяжёлые браслеты из сверхплотного тёмного льда на запястьях и лодышках девушки, а так же у себя, мы принялись выполнять разминочный комплекс, после чего перешли в сражение на магических лезвиях, световым с её стороны и ледяным с моей. Избив Люську до полусмерти, подлечил особо опасные раны, принялся обдумывать мысль о том, как нам одолеть главного босса, с текущим уровнем сил. В голову пришла замечательная идея заключающаяся в одной поговорке: клин клином вышибают. Главного босса может одолеть только другой главный босс. А кто у нас главный босс Ада? СОТОНА! Надо призвать Сотону и подчинить его себе! Осталось найти способ призыва. Надо перебрать все способы известные из других игр. Надеюсь разработчики игровую механику не с нуля делали.
— Способ первый. Техника призыва! — произнёс я, сложив руками фигуры и хлопнув по полу. Не получилось.
Внезапно я ощутил опасность со всех сторон. Неужели я призвал его? Нет, не похоже. Оглянувшись, я ничего не заметил. Лишь пустое белоснежное пространство, переходящее во тьму через несколько десятков метров, спящая передо мной на животе Люська в позе звезды, да вмурованные в пол человеческие тела с редкими светящимися ледяными деревьями, проглядывающимися в темноте. Опасность нарастала и я напрягся, создавая лезвие из браслетов, созданных ранее. Тёмные браслеты слетели каплями с наших конечностей и собрались на моей ладони, обратившись прутиком, который сплющился и превратился в тонкое длинное лезвие.
— А? Что произошло? — Люська, приподяла голову, видимо тоже почувствовав опасность. Растёт.
Я услышал голос со всех сторон. Низкий, хриплый, пробирающий до самой души. Лёгким усилием воли успокоив свои чувства, я прислушался к нему.
— Знаете, как Бог создал мир? Он устроил Взрыв! Величайшее творение Господа Бога! — произнёс он. — Ах, где же мои манеры?! Приветствую вас, моё имя Энаграм.
— Садо, а рядом со мной Люська, — ответил я.
— А что происходит? — спросила Люська, создавая в руке световой меч и оглядываясь по стороннам.
— Заткнись, — ответил я ей. — Не мешай думать.
— Смотрю, ты к ней относишься как к бесполезному инструменту, нет, даже хуже, — произнёс голос. — Ты омерзителен, я наблюдал за тобой.
— И чем же я омерзителен? — спросил я, пытаясь выяснить, где же враг. Но опасность была не ясной, а местоположение голоса нельзя было определить. – Чем я могу быть омерзителен? Отвечай.
— Не командуй мне тут.
— Что я тебе плохого сделал? Или кому-то другому? Может я сделал что-то не так? — спросил я. Опасность нарастала.
— Нет, ты ничего плохого не сделал. Можно сказать, что ты идеален, как в действиях, так и в словах. Но ты омерзителен, и не потому, что делаешь что-то не так, не потому что кому-то не нравишься. Слова есть ничто, как и поступки. Они не имеют цены. Единственное, что имеет вес, это мотивы.
— Мои мотивы омерзительны? Это почему?
— Потому что у тебя их нет. Твои цели просты, примитивны и низменны, это просто инстинкты, пропущенные через призму твоего эгоистичного сознания. Ты и такие как ты, омерзительны именно этим. Хорошая внешность? Предавайся порокам разврата, удовлетворяя инстинкт размножения. Высокий интеллект? Дави им на других, показывая какое они ничтожество, манипулируй ими на свою потеху, повышая чувство собственной важности. Ничего сложного вы не делаете, только плывёте как говно по течению. Самое забавное здесь в том, что ты посчитал себя лучше всех только из-за того, что делаешь то, что недоступно другим. Это очень смешно и невероятно омерзительно.
— Господин, о чём он говорит? Я ничего не понимаю, — произнесла Люська.
— Я же сказал, заткнись!
— Скажи, ты ведь даже не особо расстроишься, если я убью твою подругу? Нет, конечно, ведь тебе будет всё равно, верно? — спросил меня голос. Я же молча вертел головой, выискивая его источник. — Ты мразь. Но ничего, скоро тебя не станет и твоя подружка станет моей.