Страница 9 из 13
Вспомнить можно только то, что забыто. Все дни и годы неотличимы друг от друга, если в них ничего не случилось. Какой смысл запоминать что-нибудь случившееся со мной в таком-то году или в другом, например, в таком-то году я купил машину, в другом болел, а в третьем порвал новые штаны, перелезая через забор. Это не запоминается и не забывается.
Запомнившееся – это пережитое, память – совокупность таких переживаний, когда наше сознание воссоздает полный смысл случившегося, делает их яркими, объемными, расцвеченными, живыми, наполняющими нас чистой радостью или глубокой печалью, – т. е. память в точном смысле этого слова. Память – это не объективные картинки прошлого, как бы сделанные когда-то беспристрастным фотоаппаратом и вдруг всплывающие в нас, память – это всегда интерпретация. В разные годы и в разных состояниях духа я вспоминаю одни и те же факты, лица, слова по-разному. Они каждый раз обогащаются моим воспоминанием, я вспоминаю больше деталей, нюансов, оттенков. Я вспоминаю то, что раньше не мог увидеть в силу неразвитости моей чувственности, воображения. Это как воспоминания о прочитанном романе «Война и мир». Я его читал три раза: в девятом классе, в тридцать лет и в пятьдесят. И каждый раз вспоминаются три разных романа.
С другой стороны, сколько в запомненном впечатлении от объективно существовавшей вещи или обстоятельства и сколько от моего воображения? Да и можно ли говорить об объективно существовавшей вещи? Вспомянутое, то, что действительно важно и нужно помнить, – это продукт моей работы, а не объективная данность. В определенном смысле воспоминания превращают реальный предмет в нечто ментальное, зыбкое, мерцающее, выходящее за границы и контуры. Так, Хайдеггер писал о глиняной чаше, что чаша сначала видится как вещь, а не как чистый предмет. Как предмет он противостоит нам в процессе изготовления. Однако сущность чаши открывается не через изготовление, это не просто кусок глины, сформованный руками гончара. Гончар делает не саму чашу, а стенки. Суть же чаши не в стенках, а в пустоте. Пустота имеет две функции – хранить (schenken) и наливать. Сущность вмещаемой пустоты обнаруживается в подарке (Geschenk). Что можно подарить? Можно подарить воду, она берется из росы, выпадающей с неба, и из источника, рождающегося в дремотной темноте земли. Можно подарить и глоток вина из чаши, в вине соединились питательные силы земли и солнца. Глоток вина – подарок для смертного, пожертвованный богами (giesen – жертвовать, Gus – налитое), т. е. в сущности чаши соединились земля, небо, солнце, божественное и смертное. Такое восприятие вещи уже недоступно современному человеку, он не чувствует самой вещественности вещи, не слышит голоса, каковым вещи взывают к нему, не чувствует вещь как проявление бытия. И в этом смысле не помнит о своем «вкладе» в вещь, не помнит своей причастности к ее сотворению[29].
Память превращает прошлое в произведение, произведение жизни, произведение искусства. Воспоминания о днях прошедшей любви, моя страсть, злость, растерянность, смущение и робость, переход от отчаяния к надежде, которыми я был раздавлен и подавлен, превращаются в моей памяти в стройное повествование, превращаются в сюжет, который организует и упорядочивает мою раздерганную случайными обстоятельствами жизнь. Воспоминания о любви и непосредственное любовное переживание соотносятся между собой так, как роман или лирическое стихотворение с газетным фельетоном. Действительность любви создается лишь в памяти, как и вообще любая действительность.
В настоящем мы никогда не получаем всего опыта, вообще мало что можно извлечь из настоящего. Говорят, что любовь – всегда в настоящем, воспоминания о любви – это не любовь. Но только в воспоминании, не в простом воспоминании, а в таком, когда поддержанные силой воображения, прежние переживания вновь становятся живыми, объемными, целостными, становятся подлинно настоящими. В настоящем я переживаю только отдельные, отрывистые и часто не связанные друг с другом впечатления, я ведь не знаю, чем это все закончится, я не анализирую себя, я просто живу и впитываю в себя впечатления, радуюсь своей любви или страдаю от нее, радуюсь каждой прожитой минуте. Теперь, вспоминая, я испытываю острое чувство жалости к тем давно ушедшим дням, когда я был счастлив, моя любовь в прошлом становится для меня сейчас неким целостным событием, изменившим мою жизнь, теперь моя любовь выступает передо мной в чистом виде, освобожденная от тех глупостей и досадных нелепостей, что я совершал. И возможно, мое сегодняшнее воспоминание-переживание сильнее той любви в прошлом по влиянию на меня, по тому потрясению, если мне действительно удалось оживить это прошлое. Я всматриваюсь в каждый день того времени, растягиваю воспоминание, смакую его, оно пронизывает меня до самой глубины души и только тогда мне открывает целостный смысл того, что со мною было.
Любовь существует только в прошлом. «Любовь инстинктивно, самозащитно отталкивает свое реальное осуществление – чтобы пребыть: уже вечно существовать в тоске, воспоминании, что “счастье было так близко, так возможно”»[30]. Она, писал Г. Гачев, существует как вечная рана в сердце – и в этой взаимной боли и божественном несчастье любящие неизменно и вечно принадлежат друг другу.
Если сравнить то, что мы вспомнили, с тем, что существует в нашем повседневном эмпирическом опыте, то между ними обнаруживается такая же разница, как между различными мирами, потому что мир, всплывший в нашем воспоминании, поддержан нашим продуктивным воображением, в нем нет никакой случайности, никакой сумятицы страхов и надежд, это метафорический мир, и именно поэтому только такой мир реален и истинен «Все, чем владею, кажется мне лживо, А что прошло – передо мною живо!» (Гёте).
А.С. Пушкин со всеми его любовными романами, скандалами, дуэлями остался в прошлом, а перед нами сейчас только «гений чистой красоты». Все уходит – печали, радости, разочарования, вспышки раздражения и злобы, желание отомстить и насладиться победой над поверженным врагом. Остается монограмма личности, или ничего не остается. И когда человек вспоминает свою жизнь, то вспоминает едва ли несколько часов (особо счастливые – несколько месяцев) пребывания в этой «чистой красоте», самом важном времени прошедшей жизни.
И в этом смысле не мы помним, а наш дух вспоминает себя через нас. Нам кажется, что мы вспоминаем какие-либо события нашей жизни, но на самом деле мы вспоминаем не сами события или отрезки нашей жизни, а то, каким образом наш дух их переработал, усвоил, оценил. Аура прошлого создает постоянно присутствующий мир духов. Истинной реальностью обладает только то, что претворено нашей памятью, усилено ею, преображено. Память не складывает все случаи жизни и ощущения в свою копилку, а метафорически усиливает их. «Смутные воспоминания – метафоры жизни» (Делез).
Дело не в самих событиях или протекающих годах, а в том духовном настрое, который господствовал в то или иное время. Все, что происходило со мной и не находило отклика в моей душе, как бы и не существовало, или, возникнув, тут же рассеялось и исчезло навсегда, как исчезли многие года моей жизни, поскольку в них не случилось ничего такого, что можно было закрепить опытом искусства. Только через этот опыт – опыт творчества, работу воображения, через построение воздушных замков, через мечту – воспоминания образуют память.
29
См.: Хайдеггер М. Вещь // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 320. «Если качества излучают вокруг себя определенный способ существования, если они обладают способностью очаровывать и тем, что мы только что назвали ценностью святого причастия, то именно потому, что ощущающий субъект не полагает их как объекты, он сопричастен им, он делает их своими и находит в них принцип своего актуального существования» (Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. С. 274).
30
Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М., 1995. С. 254.