Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 15



Совпадение? Вряд ли. Говорят, полковник Бояринов хорошо разбирался в людях. Стоило ли посылать тех офицеров в пламя войны? Нет, конечно. Наверное, нашлось бы для них дело и дома. Но все это станет известно позже, когда уже Григория Ивановича не будет в живых.

А в июле 1979 года «Зенит-1» убыл в Афганистан. Возглавил группу кандидат военных наук, доцент, полковник Григорий Иванович Бояринов. Возвратился он оттуда в сентябре. Тогда же у них с Набоковым состоялся обстоятельный разговор, и Анатолий Алексеевич сказал, что готов поехать на смену начальнику кафедры. И даже пожаловался, мол, преподаватели и помоложе уже съездили, а он все никак.

Бояринов усмехнется и по-отечески положит ему ладонь на плечо:

– Не спеши, Толя. Чует моя душа – Афганистана нам надолго хватит. Горько это звучит, но боюсь, что надолго. – И грустно добавит: – Поверь мне, старику…

Правая рука «великого учителя»

…Декабрь семьдесят девятого выдался в Москве слякотным и мокрым. Восемь бойцов группы «А» во главе с Валентином Ивановичем Шергиным, поднятые утром по тревоге, на автобусе подъезжали к зданию Первого главного управления (ПГУ) КГБ. «Пазик», шлепая шинами, словно галошами, подкатил к центральному выходу.

– Ого! Смотри-ка, ребята, как встречают! – удивился Изотов.

Ребята прильнули к окнам: на стоянке их ждали черные «Волги». Тут же из машины вышли двое в штатском и направились к автобусу. Шергин спрыгнул с подножки, доложил о прибытии.

– Занимайте места, – поступила команда, и «альфовцы» расселись по машинам.

«Волги» резко взяли с места. Мелькали знакомые московские улицы. Хозяева, которые сидели за старшего в каждой машине, молчали, как-то по-особому заинтересованно разглядывая пробегающие за окном картины. Помалкивали и гости: в таких случаях расспрашивать не принято.

Машины устремились по дороге из Москвы. Поворот, другой – и уже вдоль бетонки серый голый лес, бесснежный, угрюмый. Повертелись еще с полчаса и уткнулись в ворота. За небольшим забором – уютная дачка, чисто выметенные дорожки, кучки пожухлых листьев под деревьями, оставшиеся как память о прошедшей осени.

Их проводили в дом. В одной из комнат за столом сидел толстый мужчина, шумно прихлебывал чай из блюдечка. Познакомились, фамилия и имя мужчины не говорили ровным счетом ничего: Борис Чичерин. Чувствовалось, что этот толстяк добрый и радушный человек. Он тут же пригласил всех к столу, угостил чаем, бутербродами. От улыбки Чичерина стало как-то спокойнее, ушло напряжение, в котором с самого утра находились бойцы группы «А». Ведь никто и словом не обмолвился, зачем их подняли по тревоге, вызвали в Первое главное управление, отвезли в подмосковный лес. Оставалось только теряться в догадках.

Ждать пришлось недолго. Появился представитель руководства Первого главка, поздоровался и в нескольких словах объяснил задачу: охранять людей, которые будут им представлены. Охранять днем и ночью, беречь пуще собственной головы. И добавил после паузы: «Это большие люди, о которых пока не знает и не должен знать мир».

Мир и вправду еще не знал опальных, бежавших от гнева Амина начальника Генерального штаба Ватанджара, министров Гулябзоя и Анахиту. Редко кто слышал за пределами Афганистана и о Бабраке Кармале, хотя он был соратником Тараки, одним из создателей НДПА, секретарем ЦК, а с 1976 года послом в Чехословакии.

Впервые увидели их и бойцы группы «А». Трое мужчин и женщина вошли в комнату, остановились. На полшага впереди оказался человек с темным, словно загоревшим до черноты лицом, с большим горбатым носом, с черными, как маслины, глазами. Был он широк в кости, плотен телом. Одет в европейский, отменно сшитый костюм.

Борис Чичерин представил гостя:

– Бабрак Кармаль!

Непривычное словосочетание. Изотов повторил про себя имя и фамилию афганца: как бы не забыть, не дай бог.

– А это Гулябзой, – назвал Чичерин следующего, стоявшего за спиной Бабрака мужчину. Тот смущенно кивнул, соглашаясь, и узкая щеточка усов над верхней губой обозначила слегка заметную улыбку.



– Анахита, – продолжал Чичерин, указывая чуть заметным движением руки на смуглую женщину с темной косой, уложенной вокруг головы. Все они были в европейских костюмах. Надо сказать, что никто не заметил улыбки или тени смущения на ее лице. Чувствовалось, что Анахита горда и своенравна. Борис потом объяснил: она из богатой семьи, получила хорошее образование, всегда оставалась ярым приверженцем и самым преданным другом Бабрака. Когда его будут снимать со всех постов, Анахита, одна из немногих, встанет на защиту генсека.

Рядом с Анахитой – высокий, поджарый, в отличие от остальных, со светлой кожей лица, молодой человек. Смоляные волосы да черные усы выдавали в нем афганца, а строгого покроя френч – военного. Ватанджар действительно оказался профессиональным военным, танкистом, героем Саурской революции. Оказывается, его боевая машина и сейчас стоит на площади перед дворцом. Он в апреле 1979 года на своем танке возглавил ударный отряд, двинувшийся из Пули-Чархи в город, и первым вступил в бой с национальными гвардейцами, охранявшими президентский дворец.

А теперь – здесь, в Подмосковье, на секретной даче, подавленный и растерянный.

Что там у них происходит, если министры, секретари ЦК, герои скрываются за тысячи верст от дома? Называется, свершили революцию. Говорят, река Кабул сегодня красна от человеческой крови. Неужели правда?..

– Вот, пожалуй, и все, – подвел итог представитель командования. – Теперь распределитесь, кто за кого отвечает. Осваивайтесь. Ждите команды.

Для удобства общения и пущей секретности афганцам предложили называться русскими именами.

– Вот Ватанджар, – взял на себя инициативу Чичерин. – Мухаммед Аслан. К чему тут ближе Миша, Саша?

– Саша! – сказал кто-то.

– Хорошо, значит, Саша.

И Борис заговорил на дари – гортанно, распевно, видимо, объясняя афганцам целесообразность присвоения русских псевдонимов. Те согласно закивали. Дали всем русские имена и на том, собственно, закончили.

А все-таки непривычно было воспринимать клекот Чичерина, распевающего незнакомые слова, видеть сверкающие искры в черных, глубоких глазах Бабрака, слышать тоненький, почти женский, голос танкиста Ватанджара. Как дальше сложится судьба этих людей? Неспроста ведь они оказались на даче ПГУ, в лесу, под секретом. Каждому понятно, что неспроста.

Осваиваться долго не пришлось. Подали машины: опять голые, продрогшие деревья за окном, продуваемый всеми ветрами аэродром. Так неласково провожала их Москва. Но Ташкент встречал ярким, совсем не зимним солнцем, теплом. Казалось, вот-вот у взлетной полосы пробьется, выстрелит тонким лучиком зеленая трава. И вновь дача, только не скромный подмосковный домик, а настоящий дворец в миниатюре. Дворец Первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Рашидова.

Ужин со спиртным, на завтрак пять блюд на выбор, красавицы-официантки предупредительны, скромны. Ребята бродили по даче, удивлялись – живут же люди. Шутили между собой, мол, поживем и мы когда-нибудь при коммунизме. Однако коммунизма на их долю было отведено всего двое суток.

Новый маршрут пролегал над советско-афганской границей, над хребтами Гиндукуша, и заканчивался в Афганистане, в Баграме. Здесь опальных министров и их охранников ждала не шикарная вилла, а капониры, вырытые на краю аэродрома.

Недолгой оказалась баграмская командировка для группы «А». 14 декабря ужин прервал сигнал тревоги. Транспортный самолет без опознавательных знаков был подан задней рампой почти вплотную к капонирам. Запущенные двигатели не выключались. В облаке пыли и песка бойцы «Альфы» в срочном порядке проводили на посадку Бабрака Кармаля, Анахиту, Ватанджара и Гулябзоя, погрузили их вещи, забросили собственное снаряжение.

Самолет взлетел и стал резко набирать высоту. В салоне стала ощущаться нехватка кислорода, пассажиров пригласил к себе в кабину командир корабля.

Восемь бойцов группы «А», четверо афганцев, экипаж – в пилотской стало тесно. Все молчали. Никто не знал и не мог ответить, почему так спешно покинули Баграм. Ясно было одно: что-то не сложилось, сорвалось. Куда летят Бабрак и другие изгнанники родины, суждено ли им вновь когда-нибудь увидеть мудрые седые вершины Гиндукуша, редкие кишлаки, словно стадо барашков, сбегающие в долину по темным отрогам, голубые, тонкие, как вены ребенка, горные реки?..