Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 53

- О, миледи, не беспокойтесь, ваш намёк понят! - засмеялась в ответ Берта. - Теперь я точно знаю, что мне делать. Первым делом я непременно надеру ему уши!

========== Глава 9. ==========

До чего же сказочная нынче выдалась ночь! Сыто ухмылялась в небе белая полная луна. А вот он, слуга её, был голоден. Заперли его здесь, напоили дурманом, отнимающим силы, не дающим ясно соображать… Вот кабы не это проклятое зелье, пойти бы сейчас, сорвать чёртов замок - и вниз по лестнице… А там они, человеческие дети… Их не мучает луна, они не чувствуют боли превращений, их не душит этот жуткий голод. Почему так, а? Отчего у одних жизнь как жизнь, а другим достаются лишь её клочья, которые раз за разом приходится выцарапывать у повелительницы-луны? Как хочется иногда сломать эту жуткую несправедливость! Пусть и они, эти счастливые беззаботные человеческие дети, станут такими же… И утолить, утолить бы свой сумасшедший голод!

Нет, нельзя так. Впился зубами в лапу. Полегчало.

…А в лесу сейчас, наверное, рай. Серебристые сугробы высокие - под брюхо… Воздух холодный, свежий, хвойный - захлебнуться… И такая желанная Большая Охота - когда и стая, и ночь, и погоня, и добыча… Добыча.

…Пахнет сладко. Травой и стаей. Теплом.

Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда! Но…её шаги он не мог бы спутать ни с чьими. Да, так и есть. На правой туфельке каблук стёрт больше, чем на левой, поэтому походка слегка неровная, даже на слух… Идёт медленно, крадётся, боится. Да, страхом от неё пахнет. Если бы не зелье, бросился бы. Идеальная жертва.

…”Не то важно, откуда ты узнала, а то важно, зачем ты всё-таки пришла. Ты ведь даже не представляешь, как я могу быть опасен сейчас, девочка. Поразительная беспечность с твоей стороны. Ведь ты же всегда была такой хитрой и осторожной…”

Берта подошла совсем близко. Почти невыносимо близко.

“Ну, что, что тебе нужно тут, в эту ночь? Беги скорее отсюда, если у тебя в голове осталась хоть капля разума! И не возвращайся больше… Ну, что же ты стоишь, глупая?!”

И - переворачивается мир - тот нормальный логичный мир, в котором человек, встречающий оборотня на своём пути, стремглав убегает прочь, а зверь, даже под зельем, жаждет Охоты…

И - только двое в кляксе лунного света на каменном полу. И она перебирает его шерсть ледяными руками, к прикосновениям которых он так привык (к хорошему ведь быстро привыкаешь), и капают ему на морду её горячие солёные слёзы…

И он, волк, словно жалкая дворовая шавка, не имеющая ни капли гордости, лижет руки ей, всего лишь человеку (а при ином случае - всего лишь добыче). И чуть ли не скулит - от этой её нереальной близости, оттого, что так знаком ему запах её рук: кисловатый - чернила (после магловских авторучек трудно привыкнуть к гусиному перу); горький - очередное лечебное зелье; и…да, точно, он мог бы и раньше догадаться - тот самый слабый въедливый сладковатый запах, с которого всё началось… Это всё объясняло: и то, что она пришла сюда, и то, что страхом от неё уже не пахнет. Чего можно бояться, когда мозг затуманен наркотическим дымом?

А вот Люпину стало не по себе. Что-то заныло в груди… А, да, это же сердце. Вопреки всему - человеческое. Волки-оборотни почти ничего не боятся - мало найдётся таких вещей, которые всерьёз могут им навредить. Слишком мощная тёмная магия окружает вервольфа…

Но люди…люди способны испытывать страх. И сейчас Люпин испугался. Потому что именно сейчас до него, наконец, дошло, что он натворил. Не раз и не два вспомнились ему за эту бесконечно долгую ночь слова Снейпа. Тот никогда особенно не стеснялся в выражениях и высказал ему всё, что думает. Теперь Люпин готов был под каждым словом подписаться…

Он переспал с собственной ученицей, что плохо. Делал это неоднократно, с полным для себя кайфом, не думая о последствиях да и вообще позабыв обо всём на свете (в частности, о том, что он оборотень, и о том, что не имеет права даже к ней прикасаться, не то что…), что очень плохо. Короче говоря, сделал то, чего не должен был делать ни при каких обстоятельствах. И хуже того - не только воспользовался её телом, но и заставил полностью раскрыть душу. Заставил доверять, заранее зная, что лжёт ей.

Но самое страшное, сводящее с ума своей безысходностью заключалось в том, что даже теперь, когда, казалось бы, все карты открыты, Берта продолжала ему верить…

- А я думала, оборотни без одежды превращаются… - Берта отвернулась от окна, в которое смотрела, пока волк обратно превращался в человека.





- А я думал, что с травкой ты завязала, - тяжко вздохнул Люпин. Боль трансформации ещё не до конца утихла. - Выходит, оба мы ошибались. Зачем ты притащилась сюда, сумасшедшая девчонка, да ещё под кайфом?

Берта пожала плечами.

- Ты - здесь. И тебе плохо. По-моему, ясно.

Подошла и снова опустилась на пол рядом с ним, на то же самое место, где провела всю эту ночь.

- Сейчас легче будет, - пообещала Берта, осторожно обнимая Ремуса.

И ведь знает же откуда-то, что после трансформации сильные прикосновения почти невыносимы! А так…так - хорошо.

Это ощущение было ему очень знакомо. То же самое он чувствовал, когда Берта обнимала его во сне. От её рук, пальцев, от всего тела исходил тогда слабый поток магии…не поток даже, а скорее ручеёк. И магия эта, чистая, светлая, как живая вода, легко впитывалась в его тело. Вот и теперь - расслабляются напряжённые мышцы, пропадают спазмы, испаряется в неизвестном направлении боль… Как-то даже начинаешь верить, что в своё время эти ручки спасли не одну жизнь.

И кто сказал, что ведьмы - тёмные злобные существа и энергетические вампиры? Авторы средневекового научного трактата “О волховании презлейшем” (единственной книги с упоминанием о ведьмах как таковых, которую Люпину удалось отыскать) явно не были знакомы с Бертой Лихт.

Да, они точно не знали, какой может быть ведьма. Как просто, на уровне инстинктов, ничуть ей не дорожа, она отдаёт силу. Какие замечательные лекарственные зелья она варит. Как тянутся к ней за лаской животные: у Хагрида она единственная из слизеринцев, кто имеет отличные оценки. Даже Клювокрыл её признал…

Да, эти почтенные маги, посвятившие ведьмам целый раздел своего длинного научного труда (“Как извести ведунию”), точно ничего не знали о ведьмах.

…А кому известно о ней, Берте, лучше, чем ему, Ремусу Люпину? Люди её сторонятся - сбивают с толку ледяные равнодушные глаза, хмурая молчаливость, вечно прямая спина и по-слизерински вздёрнутый подбородок. Всё это так, и она действительно такая. Днём.

А вечером, после отбоя, она появляется в его кабинете, обычно у Ремуса за спиной, чтобы закрыть ему ладошками глаза… Неизменные её косы расплетены, волосы густые, длинные - ниже плеч, и так здорово зарыться в них лицом и стоять так, держа её в объятиях, долго-долго… А потом сидеть рядом, пить с ней чай и говорить, говорить, говорить… О том, как прошёл сегодняшний день; о новом эксперименте в лаборатории, после которого они с профессором Снейпом еле отмылись; о проказнике-гриндилоу, едва не сбежавшем из своего аквариума; о древней рукописи по Зельеварению, которую Берта выпрашивала у мадам Пинс две недели, пока та, наконец, не сдалась…

Интересно, кто-нибудь ещё знает, какую милую чепуху может нести эта серьёзная умница? А то, что, кажется, от безмятежного сияния её глаз по кабинету разбегаются солнечные зайчики? И как она улыбается, и как звучит её смех - настоящий, без горечи, беззаботный детский смех?..

Нет, вряд ли кому-то ещё это известно. Скрытности Берты мог бы позавидовать даже Снейп (на памяти Люпина ему тоже случалось терять самообладание). С Бертой же этого не случалось никогда. Даже сейчас.

Люпин прислонился к ней поближе. Ровно, спокойно стучало в её груди сердечко.

…Как будто было в ней две чётко разделённые ипостаси. Днём - и ночью. Для всех - и для него.