Страница 4 из 11
В последнее десятилетие прошлого века американцы всё чаще жаловались на проблемы личного характера. Случаев клинической депрессии[10] в 3–10 раз больше, чем два поколения назад. Число студентов, испытывавших депрессию, было в 6–8 раз больше в 2007 г., чем в 1938-м. Возможно, отчасти это обусловлено культурными факторами: сейчас уже приемлемо открыто говорить о таких недугах. Но объективная статистика по психическому здоровью не обнадеживает. Школьники старших классов и студенты – самые простые для опрашивания группы – демонстрируют всё более высокие показатели по клиническим шкалам паранойи, истерии, ипохондрии и депрессии[11]. 13 % американцев[12] принимают антидепрессанты.
Результаты исследований аналитических центров, изучающих вопросы свободного рынка, например Института Катона, подтверждают, что «высокий уровень экономической свободы и высокий средний уровень дохода – в числе факторов, сильнее всего коррелирующих с субъективным ощущением благополучия»[13]. Иными словами, чем богаче и свободнее человек, тем счастливее он должен себя ощущать. Так почему рост благосостояния на протяжении почти полувека не сопровождался ростом уровня счастья? Что стало противовесом для эффекта богатства?
Одни психологи указывают на явление гедонистической адаптации (или теорию гедонистической беговой дорожки), согласно которому чем больше человек зарабатывает, тем выше его ожидания и желания. Чем богаче человек, тем чаще он сравнивает себя с другими состоятельными людьми и тем сильнее раскручивается маховик желаний. В итоге, как бы быстро он ни бежал, у него складывается ощущение, будто он не движется. Другие винят растущую разницу в уровне доходов и то, что миллионы американцев среднего класса поняли: разрыв между ними и «сливками общества» только увеличивается, особенно в последние два десятилетия. Обе эти теории содержат рациональное зерно, но экономисты изучили результаты опросов и пришли к выводу, что они лишь частично объясняют растущий разрыв между богатством и эмоциональной удовлетворенностью[14].
Задумайтесь вот о чем: рост американской экономики несколько десятилетий сопровождался миграцией из сельской местности в городскую и из городов в растущие пригороды. Начиная с 1940-х годов процесс урбанизации[15] фактически означал рост пригородов. За десятилетие до кризиса 2008 г. основными двигателями экономики по сути были огромные кварталы типовой застройки на окраинах, возводимые вокруг крупных торговых центров. На тот момент было невозможно отделить экономический рост от роста пригородов. Больше людей, чем когда-либо в истории, получили ровно то, чего, как им казалось, они хотели. Но если мечта людей о хорошей жизни исполнилась, почему рост пригородов никак не сказался на уровне счастья? И почему вера в эту модель так быстро испарилась? Потрясения на рынке недвижимости, начавшиеся вместе с ипотечным кризисом 2008 г., больнее всего ударили по самым новым и разросшимся частям американского города.
По мнению Энрике Пеньялосы, слишком много богатых стран распорядились своими финансами так, что это только усугубило городские проблемы, а не способствовало их решению. Помогает ли это объяснить парадокс счастья?
Сейчас самое время разобраться с этой идеей. Во многих странах, от США до Ирландии и Испании, пригородной застройке еще предстоит восстановить свою докризисную ценность. Будущее городов неопределенно. Наступил редчайший исторический момент, когда общество и даже рынки могут продемонстрировать открытость радикальным изменениям в нашем образе жизни и городском пространстве. Кризис на рынке пригородного строительства – одна из причин, почему это следует сделать. Но есть и другие, не менее важные факторы.
Во-первых, энергоснабжение. Избыток нефти и природного газа в последнее десятилетие не значит, что цены на энергоносители никогда не взлетят. Городской агломерации нужны дешевые энергия, земля, материалы, а дни всего дешевого сочтены. Есть еще более важный вопрос: в 2015 г. лидеры более 190 стран наконец пришли к соглашению[16] о совместных действиях против глобального потепления. Города стали и частью проблемы, и частью решения. Чтобы избежать катастрофических последствий изменения климата, нужно найти более эффективные способы строить и жить.
Теория счастливого города предлагает привлекательную возможность. Если неблагополучное местечко вроде Боготы можно изменить так, чтобы оно приносило больше радости жителям, то использованные принципы можно применить и для решения проблем процветающих городов. А если богатые, закрытые, загрязняющие окружающую среду и потребляющие много энергии города не сделали людей счастливее, возможно, в поисках положительных эмоций мы откроем для себя новый формат городов – более зеленых и жизнеспособных, которые спасут планету и наши жизни. Если бы этот подход строился на научной основе, его можно было бы применить, чтобы показать, как каждый из нас может привнести что-то положительное в свое сообщество.
Разумеется, утверждения Энрике Пеньялосы не наука: та поднимает не меньше вопросов, чем дает ответов. Они вдохновляют людей, но это такое же доказательство способности города делать жителей счастливыми или несчастными, как песня Beatles All You Need is Love – подтверждение того, что вам достаточно только любви. Для проверки этой идеи, во-первых, придется определить, что именно вкладывается в понятие «счастье» и как его измерять. Нужно понять, как дорога, автобус, парк, здание могут повлиять на расположение духа. Необходимо рассчитать психологический эффект от управления автомобилем в пробке, или взгляда на прохожего на тротуаре, или прогулки в сквере, или ощущения одиночества либо толпы, или простого чувства, что город, в котором вы живете, хорош или плох. Придется выйти за пределы политики и философии, чтобы найти составляющие счастья. Если оно вообще существует.
Овации в Ванкувере отдавались эхом в моих ушах все пять лет, что я посвятил изучению точек пересечения проектирования городской среды и так называемой науки счастья. Мое исследование заводило меня на самые прекрасные и самые жуткие улицы. Оно тянуло меня через лабиринты нейронауки и поведенческой экономики. Я находил подсказки в каменной брусчатке, линиях рельсов и американских горках, архитектуре, рассказах случайных знакомых об их жизни, а также собственных воспоминаниях. Далее я поделюсь с вами историей этого поиска и его многообещающим результатом.
Одно воспоминание в самом начале пути особенно четко сохранилось в моей памяти, возможно, потому что оно наполнено той сладостью и субъективной легкостью счастья, которые мы иногда находим в городе.
Это случилось, когда я впервые двигался за Энрике на велосипеде по улицам Боготы. Пеньялоса настоял на послеобеденной поездке по улицам города, который когда-то считался одним из худших в мире, а теперь изменился до неузнаваемости. На улицах не было ни одного автомобиля. Почти миллион машин остался стоять в гаражах тем утром. Да, это был «День без машин», ставший ежегодной традицией.
Поначалу пустые улицы выглядели странными и пугающими, словно постапокалиптический пейзаж из эпизода «Сумеречной зоны»[17]. Не было привычного рева автомобилей, в городе царила тишина. Постепенно мы заняли всю дорогу, оставленную нам автомобилями. Я отпустил свой страх. Казалось, город наконец сбросил с плеч тяжелую ношу, избавился от напряжения и оцепенения и вдохнул полной грудью. Над нами проносилась пронзительная синь неба. Воздух был прозрачным.
Участвующему в переизбрании на пост мэра Пеньялосе было нужно, чтобы сегодня горожане видели его на велосипеде. Он быстро крутил педали, громко приветствуя всё той же фразой «Как дела?» любого, кто его узнавал. Но это не объясняло его поспешность или почему он ускорился, когда мы свернули в северную часть города по направлению к подножью Анд. Он перестал кричать в телефон. Он прекратил отвечать на мои вопросы. Он оставил без внимания стенания фотографа, который упал с велосипеда, врезавшись в бордюр. Он только сжал руль обеими руками, привстал и закрутил педали еще быстрее. Мне оставалось только постараться не отстать – квартал за кварталом, пока мы наконец не остановились около территории, огороженной высоким железным забором. Пеньялоса спешился, тяжело дыша.
10
Easterbrook G. The Real Truth About Money // TIME. January 9, 2005 // http://www.time.com/time/magazine/article/0,9171,1015883,00.html (по состоянию на апрель 2018 г.); Collishaw S., Maughan B., Natariaian L., Pickles A. Trends in adolescent emotional problems in England: a comparison of two national cohorts twenty years apart // Journal of Child Psychology and Psychiatry, 2010. Pp. 885–894.
11
Миннесотский многоаспектный личностный опросник (Mi
12
Kantor E. D., Rehm C. D., Haas J. S. et al. Trends in Prescription Drug Use Among Adults in the United States From 1999–2012 // JAMA. 2015. Vol. 314. No. 17. Pp. 1818–1831.
13
Wilkinson W. In Pursuit of Happiness Research: Is it Reliable? What Does It Imply for Policy? // Policy Analysis, Cato Institute. April 11, 2007.
14
Bartolini S., Bilancini E., Pug M. Did the Decline in Social Capital Decrease American Happiness? A Relational Explanation of the Happiness Paradox. Department of Economics, University of Siena. August 2007. http://www.econ-pol.unisi.it/quaderni/513.pdf (по состоянию на 1 января 2011 г.).
15
В 1910 г. только трое из десяти американцев жили в городе. Сегодня их восемь из десяти, но пятеро из них фактически проживают в пригороде. Источник: Evans D. L. et al. Demographic Trends in the 20th Century. Special Reports, Series CENSR-4, Washington, DC: U.S. Census Bureau, 2002.
16
Конференция по климату в Париже в 2015 г. завершилась подписанием коллективного соглашения 196 стран, включая развивающиеся, по ограничению выбросов парниковых газов. Целью было не допустить увеличения средней температуры планеты более чем на 2°C.
17
«Сумеречная зона» – американский телесериал. Каждый эпизод – смесь фэнтези, научной фантастики, драмы или ужаса – заканчивается жуткой или неожиданной развязкой. Прим. перев.