Незыблемые выси (ЛП)

Иола замедлила шаг.

Снимок переместился с ее прикроватной тумбочки на письменный стол, затем занял место на верху книжной полки и наконец был задвинут к задней стенке застекленного шкафа со всякими безделушками. И все же он ее отвлекал. И по-прежнему вынуждал забывать все дела, заставляя вновь и вновь рассматривать его. И вспоминать.

И мечтать.

Глупо. Так глупо и унизительно. Девушки со всей Державы были влюблены в принца — на ежегодном параде в честь дня коронации они сотнями падали в обморок вдоль Дворцового проспекта. Ничего удивительного: его высочество привлекательный молодой человек, обладающий колоссальной властью, и ни много ни мало — герой Последнего Великого Восстания. Но все они лишь юные романтичные барышни, а Иоланта в свои двадцать три училась на последнем курсе аспирантуры. Она преподавала передовые практические методики первокурсникам и второкурсникам Консерватории. И, ради всего святого, была достаточно благоразумной и рациональной особой, чтобы оценивать их лабораторные работы ранним субботним утром!

И все же он никак не стихал, этот отчасти нездоровый интерес к принцу. Иоланта не ходила на парады по случаю дня коронации, не покупала сувениры с его портретами и никогда не выставляла себя идиоткой, размахивая плакатом с надписью «Женись на мне!» перед Цитаделью — даже не приближалась к ней, если могла.

Однако даже незначительные поступки принца безумно ее волновали. Иоланта изучала его расписание, публикуемое Цитаделью, следила за освещением в газетах торжественных церемоний, которые он посещал, и разбирала формулировки заявлений и речей его высочества, чтобы получить объективную оценку положения дел в Державе.

После тысячелетнего господства автократии и последовавшей иностранной оккупации переход королевства к демократии был довольно непростым. А в двадцать первый день рождения принц, к тому же, совершил беспрецедентный ход, признав свое сихарское происхождение.

Через месяц, когда между ее сокурсниками разгорелся спор, и один из них заявил, мол, властитель Державы — исключение, подтверждающее правило, Иоланта встала и, несмотря на вспотевшие ладони, спросила: «Сколько должно быть исключений, прежде чем ты поймешь, что это правило лишь в твоей голове? И что ты никогда не пожелал бы, чтобы о тебе судили так же, как сам судишь о сихарах?»

В ту ночь Иола написала принцу длинное пылкое письмо. К ее удивлению, через несколько дней она получила ответ на двух страницах, написанный его высочеством собственноручно. Когда они встретились на выпускном балу, он немедля поинтересовался: «Это ведь вы прислали мне то чудесное письмо?»

Они беседовали целых три минуты. После Иоланта не могла припомнить, о чем шла речь. В памяти сохранилось лишь ощущение необыкновенного напряжения и то, как принц на нее смотрел, как говорил с ней, как на короткое мгновение взял ее за руку, прежде чем Иоле пришлось уступить место следующему в очереди на прием — словно она значила для него больше, чем вся Держава, и, отпустив ее, он лишился половинки души.

Тогда Иола виделась с его высочеством в первый и последний раз. Он встречался со множеством людей, но, казалось, их новая встреча не входила в планы мироздания. Она могла лишь издали наблюдать за тем, как принц исполняет свое великое предназначение.

Поистине безумием было смотреть на этот далекий идеал и думать, что встреться они — и несомненно стали бы близкими друзьями. Принц, конечно, личность исключительная, но дружелюбным его бы точно никто не назвал, и Иоланта не сомневалась, что в узком кругу он дает волю своему сложному характеру. Тем не менее затаенные чувства к его высочеству продолжали жить в ее душе день за днем, год за годом.

Иоланта осознала, что забрала снимок из кабинета и водит пальцем по темно-серой накидке принца. Новое поколение мгновенных портретов передавало текстуру тканей, так что она чувствовала кожей затейливо вышитую тесьму, украшавшую подол, мягкость шелковых ниток и ровные стежки.

Выругавшись вполголоса, она вернулась и засунула портрет на самую верхнюю полку шкафа.

Полтора часа спустя Иоланта покончила с лабораторными. Затем заварила чаю и взялась за научные статьи, чтобы подготовиться к занятиям.

Однако сосредоточиться не получалось. Вместо того, чтобы углубиться в чтение, она оставила бумаги на столе и подошла к окну. Моросил дождь, но вдалеке все равно можно было разглядеть Цитадель.

Иоланта покачала головой. Ей надо покончить с этой одержимостью принцем. Даже встреться они вновь, на что ей надеяться? От силы еще на пару минут его времени. Пожелай его высочество познакомиться с Иолой поближе, то сделал бы это два года назад. Он знал ее имя и место учебы; захотел бы — выяснил бы и остальное.

Если бы захотел.

То, что принц не связался с ней после первой встречи, достаточно откровенно свидетельствовало об отсутствии подобных желаний с его стороны и о том, что ее томление безответно: жестокая правда, с которой следовало смириться, как бы ни было грустно.

Стук, донесшийся из чулана, вывел Иоланту из задумчивости. Сбитая с толку и немного встревоженная, она глянула на дверь. В дом, без сомнений, никто не мог проникнуть: она наложила охранные чары — и была в них довольно искусна.

И все же Иоланта вытащила из кармана палочку и беззвучно поставила щит. Дверца чулана отворилась и наружу с широкой улыбкой на лице шагнул не кто иной, как властитель Державы собственной персоной. Восхитительно юный и безгранично счастливый.

Иоланта застыла как громом пораженная. Защити ее Фортуна, неужто уже и галлюцинации начались? Хотя принц и оставался безупречно учтив на людях, поговаривали, что по натуре он холоден и серьезен и не склонен к веселью.

И то, что Иола призвала его улыбающуюся версию, служило доказательством ее полнейшего безумия. Ведь так?

— О! — воскликнул его высочество, увидев ее потрясение и растерянность. Затем откашлялся и перестал улыбаться. — Прости. Я опять слишком рано.

Нет, не галлюцинация. Это в самом деле был он, властитель Державы, замерший всего в десяти шагах от Иоланты. Но в каком это смысле «опять слишком рано»? Опять? То есть такое уже случалось?

— Сир, — неуверенно пробормотала она.

Следовало поклониться. Или сделать реверанс. Или нынче реверансы не в моде?

— Нет, не кланяйся, — словно прочел ее мысли принц. И через мгновение вдруг спросил: — Как твоя учеба?

— Хо… Хорошо. Все просто замечательно.

Иоланта все никак не могла перестать таращиться на гостя. Его черные волосы были чуть длиннее, чем на официальном портрете. Простая желтовато-коричневая туника хорошо смотрелась с темно-серыми брюками, красиво облегая подтянутое тело.

— Повеселилась вчера на матче? — поинтересовался его высочество, снова чуть улыбнувшись.

Откуда он узнал про матч? И почему смотрит на Иоланту именно так, как ей хочется, чтобы он смотрел — взглядом, полным обожания и чего-то похожего на жадность?

— Не хотите ли… не хотите ли присесть, сир? — Она как-то умудрилась сдержать дрожь в голосе. — И чаю? А еще у меня есть шоколад из кондитерской миссис Хиндерстоун.

— Нет, спасибо. Я только что позавтракал.

Иоланту охватывала все большая неловкость. Как спросить у правителя Державы, что, полымя его забери, он забыл в ее доме? И каким образом проник в чулан, который ни при каких обстоятельствах не мог оказаться порталом?

— Я тоже. У миссис Хиндерстоун. Она упоминала, что вы были у нее два дня назад.

— Да, забирал корзину для нашего пикника.

Нашего. Нашего! Неужели голова всегда так кружится, когда сбываются мечты? Иоланта ведь спит, и все это просто причудливый сон?

Принц подошел к ней так близко, что между ними и волосок бы не проскользнул. Так близко, что она могла рассмотреть узор на декоративных пуговицах его туники: на разделенном на четыре равных сектора гербе, который прежде Иола никогда не видела, были изображены дракон, феникс, грифон и единорог.

Так близко, что она ощутила аромат серебристого мха и облачной сосны.