Страница 60 из 66
— Я хотел, — тихо промолвил Васудев. — Хотел умолять ее не уходить. Но Амара была не просто моей возлюбленной. Она была воином. А воина нельзя удержать, если грядет битва.
Возможно, он и не покончил с Лиходеем собственноручно, но Васудев Кашкари оказался не менее удивительным, чем его брат.
Иоланта взяла его руки в свои:
— Она была храбрейшим магом из всех, кого я встречала. Я буду вечно благодарна вам обоим.
Несколько мгновений Васудев глядел на нее, а потом ответил:
— А мы — вам. Никогда этого не забывайте.
* * *
Вечером опубликовали весть о гибели Лиходея. История в «Деламерском наблюдателе» зачаровала Иоланту, хотя она и так обо всем знала. Статья, занявшая почти все полосы, заканчивалась словами: «Мы не упоминаем имен ради безопасности тех, кто сыграл важные роли в сих необыкновенных событиях, и их близких. Но мы безмерно благодарны им за выдающуюся отвагу и жертвенность».
Следующие сорок восемь часов город праздновал. А затем начались государственные погребения. Далберт спрятал Иоланту и Уэста в пустой приемной Мемориального музея Тита Великого рядом с собором. Они прибыли, когда солнце уже заходило, и окна собора сверкали в умирающем свете дня. Огромная толпа магов, тихих, сдержанных, облаченных в белое, заполонила весь Дворцовый проспект.
Сломанная нога Уэста уже исцелилась. Он мог вернуться в Англию, но пожелал посетить похороны. Ожидая начала процессии, они обсуждали его планы и планы Иолы, а также непостижимые события, свидетелем коих он стал в Державе. Затем она спросила:
— Можно задать вопрос?
— Разумеется.
— В начале прошлого… нет, этого семестра тебя очень интересовал принц. Я сочла это подозрительным и все гадала, не атлантийский ли ты шпион… Оказалось, нет. Так почему же ты так много расспрашивал о его высочестве?
Уэст слегка покраснел.
— Я впервые увидел его на праздновании Четвертого июня, когда его семья расположилась под тем громадным белым навесом. Тит был прекрасен и зол. И, ну… — Уэст пожал плечами. — Я думал о нем все лето.
Иоланта прикрыла рот рукой.
— О таком я даже помыслить не могла.
— Обещай, что не расскажешь ему.
Она чуть не начала заверять Уэста, что Тит вряд ли изменит мнение о нем из-за чего-то подобного, но осеклась. То была просто просьба гордого юноши, который желал сохранить свою безответную любовь в тайне.
— Обещаю.
Как только на небе появились первые звезды, зажглись сотни фонарей, развешанных вдоль Дворцового проспекта. Неземные ноты «Молитвы Серафимов» вознеслись над толпой, поначалу почти неслышные, но постепенно набирающие мощь и размах. Похоронная процессия двинулась от Цитадели. В катафалки с усопшими не стали впрягать ни пегасов, ни даже фениксов. Их несли на плечах маги.
Толпа присоединилась к молитве, сотни тысяч голосов одновременно взметнулись ввысь.
— Уйдешь ли ты, как корабль, покидающий гавань? Вернешься ли, пролившись на землю дождем? Стану ли я твоим проводником в Посмертие, коли высоко подниму самый яркий свет здесь, на земле?
Пять катафалков прибыли на площадь перед собором: Амары, Уинтервейла, Тита Константиноса, миссис Хэнкок и учителя Хейвуда. На последних двух стояли очень похожие на погибших деревянные статуи. Властитель Державы вместе с другими нес отцовский гроб, братья Кашкари — носилки Амары, леди Уинтервейл — своего сына, а генерал Рейнстоун — миссис Хэнкок. Иоланта была тронута, увидев Далберта у носилок учителя Хейвуда.
Усопших возложили на погребальные костры. Молитва достигла крещендо, а затем воцарилась полная тишина. Властитель Державы, мрачный и притягательный, обратился к толпе:
— Пред вами лежат мужество, стойкость, доброта, дружба и любовь. Пред вами лежат мужчины и женщины, которые могли избрать иной путь, смириться с несправедливостями мира, вместо того чтобы отдать свои жизни во имя перемен. Сегодня мы чествуем их. Их, а также всех тех, кто погиб ранее, вымостив для нас эту дорогу. Тех, о ком мы храним память, и тех, о ком позабыли. Но ничто не исчезает в Вечности. Миг добродетели всегда будет находить отклик в людских сердцах, как и акт героизма. Так чествуйте же мертвых — и живите в добродетели и героизме.
Принц один за другим поджигал погребальные костры. Языки пламени с треском вздымались все выше и выше. Детский голосок, чистый и звонкий, словно ангельский, запел первые ноты «Несокрушимой арии»:
— Что есть Пустота, как не начало Света? Что есть Свет, если не конец Страха? И кто есть я, как не воплощение Света? Кто я, как не начало Вечности?
Иоланта плакала в объятиях Уэста.
На следующее утро он вернулся в Англию в сопровождении Далберта. Братья Кашкари простились с Иолантой днем. Они свободно передвигались по Деламеру под видом повстанцев, недавно прибывших, дабы обсудить ситуацию с правителем Державы. Но теперь настала пора возвращаться домой.
Иола обняла обоих братьев:
— Берегите себя.
— И ты, Фэрфакс, — сказал младший Кашкари. — Но прежде чем мы уедем, это тебе.
Она приняла красивую шкатулку из красного дерева.
— Мне?
Мохандас кивнул. Впервые за долгое время в его глазах мелькнули веселые искорки.
Иоланта открыла шкатулку и расхохоталась. В конце летнего семестра они с принцем купили Кашкари замечательный бритвенный набор, украшенный монограммой — в благодарность за помощь, оказанную им в ночь Четвертого июня.
А теперь он вернул долг, и Иола держала в руках украшенный монограммой бритвенный набор с рукоятками из слоновой кости, инкрустированными золотом, который заставил бы Арчера Фэрфакса раздуться от мужской гордости.
Не прекращая смеяться, они снова обнялись.
После ухода братьев Иоланта долго смотрела на подарок, по очереди поднимая каждую вещицу и ощущая ее вес и форму, водя пальцами по выгравированным на верхнем краю помазка инициалам.
И неистово желая процветания и счастья этим выдающимся юношам.
* * *
Тит вернулся на виллу ночью и застал Фэрфакс, с закрытыми глазами растянувшейся на диване в солярии. А приблизившись, заметил на столике рядом дневник принцессы Ариадны. На открытых страницах отчетливо была видна запись.
Сердце сжалось. Что еще ему нужно узнать?
Поверх строчек лежала записка от Фэрфакс: «Нашла вот это. Подумала, тебе захочется посмотреть. В кои-то веки что-то приятное».
«26 апреля 1021 державного года».
День, когда умерла его мать.
«Годами я молилась о пророчестве, о котором не пожалею. Сегодня это случилось. Короткое напряженное мгновение. В этом видении я разглядела сына в объятиях его отца. Оба были растроганы так, что не передать словами.
Мое лицо мокрое от слез. Нет времени описывать все в деталях, поскольку отец уже прибыл во дворец, и до назначенного часа моей смерти остались считанные минуты.
Но по крайней мере теперь я могу сказать сыну, что не все будет потеряно.
Не все будет потеряно».
Тит перечитал строки еще несколько раз, утирая слезы, выступившие в уголках глаз. Закрыв дневник, он понял, что прочел лишь часть записки Фэрфакс. Вторая половина гласила: «Я в летней вилле Королевы Времен Года».
* * *
В Горниле всегда была та же пора, что и снаружи, за исключением случаев, когда история сама по себе устанавливала внешние климатические условия. На летней вилле царило вечное лето, постоянно дул ветерок и стояла прекрасная погода.
На деревьях висели фонарики. В листве перемигивались светлячки. Иоланта сидела на каменной балюстраде с видом на озеро, разглядывая звезды. Тит поднялся на балюстраду и присел рядом. Иола обняла его и поцеловала в висок.
— Счастлив?