Немезида (ЛП)

— Это был смелый поступок, — говорит он, кладя в рот ещё больше переваренных овощей. — Ты даже не догадываешься, как для нас важен этот договор с Парани. Даже не будь мы на грани войны, я уверен, что есть еще много других применений для нефарита. Наши ученые будут рады изучить его, когда получат.

— Надеюсь, что так, — я понимаю, что мой ответ обобщенный, но не знаю, что еще сказать.

Я не ожидала, что Сетос вложит существенный вклад в разговоры сегодня вечером; я приготовилась парировать его попытки сблизиться. Кажется, его искренне интересует мое мнение.

— Как заживают ваши шрамы? О, не волнуйтесь, они не так заметны, как вы думаете. Просто этот разговор о Парани напомнил мне о том, какому риску вы себя подвергли, чтобы добиться этого договора, и какие телесные повреждения получили. Не думаю, что я когда-нибудь официально благодарил вас за это, — говорит Сетос и я уверена, что мои брови находятся уже где-то в верхней части лба.

Даже Тарик удивлен, но также немного раздражён.

— Ты слишком болтлив сегодня, брат. Из-за чего вдруг такая честь?

— Что ж, Ваше Величество, среди нас сидит особый гость. В прошлый раз, когда кто-то добыл нефарит из реки, наш отец устроил в его честь большой банкет и объявил его храбрейшим из воинов. А что мы сделали, чтобы отблагодарить барышню Сепору? — он пожимает плечами. — Поэтому перед тем, как покинуть Лицей сегодня вечером, я освежил свои знания этикета, — он поворачивается ко мне. — Ужин в Лицее проходит следующим образом: вы выстраиваетесь в очередь перед столом, и вам на поднос плюхают что-то вроде еды, а затем у вас есть меньше пяти вздохов, чтобы проглотить это или вы уходите голодными.

— Я уверен, что ты успеваешь съесть свое, — протягивает Тарик.

Сетос ухмыляется.

— Конечно же. Видите ли, Сепора, солдат может не иметь возможности нормально поесть в течение нескольких дней, особенно, во время похода, поэтому очень важно не привыкать к изысканной кухне и тому подобному. Вот почему я никогда не ем во дворце.

— Кажется, сегодня вечером ты совсем не против хорошей еды, брат, — говорит Тарик.

— Ну, я же уже сказал, что освежил тонкие нюансы королевского обеда, верно? Возможно, вас удивит, Ваше Величество, что беседа является важной частью трапезы, — Сетос подмигивает мне, и я прячу улыбку за салфеткой.

Тарик закатывает глаза и делает глоток из своего кубка.

— Просто, когда я пытаюсь вовлечь тебя в разговор о нашей экономике или надвигающейся войне, кажется, тебе это очень быстро надоедает.

— Возможно, мне наскучил ты. Как можно скучать с таким прекрасным собеседником, как барышня Сепора?

А вот и тот Сетос, которого я знаю. Но почему-то в этот момент его трудно презирать.

— Почему вы выбрали жизнь Маджая, Сетос? — спрашиваю я, удивляя не только себя, но и всех за столом.

Сетос рад этому вопросу.

— Можно сказать, что жизнь Маджая выбрала меня. Пока я был ребёнком стало очевидно, что жизнь во дворце не для меня. Я всегда сбегал на базар и, когда мне это удавалось, нарывался на драку с тамошними детьми. Однажды мастер Маджай стал свидетелем драки, где я побил нескольких мальчишек, намного крупнее меня. Он проводил меня во дворец, чтобы поговорить с отцом, убедить его отправить меня в Лицей на обучение. Отец быстро понял, что мне нужно давать выход моей… энергии. Поэтому согласился, чтобы я стал Маджаем.

— Ваш отец был великим воином. Вы унаследовали его талант?

Сетос кивает.

— Хотелось бы на это надеяться. Мой отец мог бы стать Маджаем, если бы обязанности короля не занимали столько времени.

— Он сам тренировал собственную охрану, — говорит Тарик, и в его голосе звучит гордость. — Он был единственным королем, который когда-либо делал подобное, — он поворачивается ко мне с блеском в глазах. — До этого только мастера Маджай отвечали за подготовку личной охраны короля.

Сетос смеется.

— Я слышал, что охранники только раз не подчинились его приказу: они не захотели защитить его от нашей матери.

Тарик усмехается.

— Это правда.

— Так и должно быть, — говорю я.

Впервые кто-то из них упомянул о матери, которая умерла много лет назад, когда они ещёбыли совсем маленькими. По словам Анку, она заболела лихорадкой, заснула и больше не проснулась. Интересно, как это повлияло на них? Между тем они, кажется, повзрослели достаточно, чтобы принять этот факт. Я хотела было спросить, хорошо ли он ее помнят, но теперь, когда они говорят о ней, слышу в их голосах определённую нежность.

— А как же! — Сетос хихикает, поднимая свой кубок за её здоровье. — Конечно.

Затем подают последнее блюдо, и в то время как Сетос поглощает большой кусок кленового пирога, Тарик вообще отказывается от десерта. Я испытываю разочарование из-за того, что ему, очевидно, не нравится серубельская еда. Я не уверена, почему мне так хочется, чтобы она ему нравилась, может потому, что еда часть того, кем являюсь я, а я, кажется, вполне ему нравлюсь.

Но нужно прекратить так думать. Прошли недели с тех пор, как король пытался поцеловать меня той ночью, на вершине пирамиды, и с тех пор я каждый день желала, чтобы он попытался вновь. Тем не менее я упустила все шансы, которые у меня были, чтобы подать ему знак, что он должен предпринять еще одну попытку. Что он должен шагнуть немного дальше, чем просто говорить, как хорошо я выгляжу или насколько я сообразительна в суде. Например, взять и убрать мне волосы за ухо, когда они упадут на лицо. Но каждый раз он останавливается там, где я хочу, чтобы он остановился.

Возможно, его интерес ко мне теперь совсем угас. Может поэтому он такой тихий сегодня. Казалось, он не особо обрадовался, когда Сетос пригласил меня в качестве гостя. Но разве я могу винить его. Я по отношению к нему такая же холодная, как утро в Серубеле.

О, какая же я дура, что думаю об этом, вместо того чтобы направить своё внимание на королевскую трапезу. Что я чахну по королю, который охладел ко мне, и игнорирую принца, который очень мной интересуется.

— Ты почти ничего не ешь, брат. Ты не заболел? — спрашивает Сетос с полным ртом кленового пирога — одного из моих самых любимых блюд в Серубеле. — Ты знаешь, мне нравится серубельская еда. Нужно делать такие ужины почаще.

— Значит, ты собираешься обедать во дворце чаще чем раз в две недели? — сухо спрашивает Тарик.

— Почему бы и нет, если Сепора присоединится к нам, и мы поэкспериментируем с другими серубельскими угощениями?

Тарик выпрямляется на стуле, сложив руки на коленях, и игнорирует энтузиазм брата. Он бросает на меня серьёзный взгляд.

— Надеюсь, это не бездумно с моей стороны, заказать сегодня вечером серубельские блюда. Этот ужин должен был оказать вам честь, а не пробудить тоску по дому. Вы едва прикоснулись к еде. И вы не пьете достаточного количества воды.

Ага. Король Сокол все еще обращает на меня внимание.

— Мой желудок еще не полностью восстановился, Ваше Величество, но очень мило с вашей стороны, что при выборе меню сегодня вечером вы подумали обо мне. Это честь для меня.

Но мое последнее предложение остается неуслышанным, потому что на стол падает поднос с едой, а на мои колени приземляется лицо слуги. Из его ушей и носа течёт кровь. Его рот открыт, а глаза смотрят на меня, но не видят. Я обхватываю его голову руками, прежде чем он успевает соскользнуть на пол.

Мгновенно Тарик и Сетос вскакивают на ноги и становятся по обе стороны от меня. Тарик забирает у меня парня и осторожно садит на стоящий рядом стул. Когда он кладёт его голову на спинку, у парня закатываются глаза.

Он заболел Тихой Чумой.

— Охрана! — кричит Тарик. — Отнесите его в его комнату и немедленно позовите Целителя Сая, — повернувшись ко мне, он добавляет. — Сепора, вы должны отойти от него.

Но я не могу. Я вообще не могу двигаться. Потому что у мальчика Тихая Чума, и он умирает на моих глазах. Мои мысли мучают меня, когда я представляю, что произойдет, если у Сая больше не будет спектория, чтобы помочь ему. Если он полностью закончится, что как я знаю, однажды произойдет, тогда этот мальчик не выживет. Похоже, что он ненамного моложе Тарика.