Страница 96 из 112
***
Зейн занимался документами. Обычная деловая рутина: подписи по накладным, договоры с поставщиками, встречи с арт-агентами и рекламщиками — всё шло гладко, без видимых проблем, но на душе мужчины всё равно было как-то неспокойно; даже вовремя утреннего намаза тревожные мысли не отпускали его. Зейн вышел из своего кабинета, надеясь развеяться. В зале стояла дневная тишина, только тихие разговоры работников да шум уборки.
— Добрый день, — поздоровалась с ним Гарра, сидящая за барной стойкой.
— Добрый день, — кивнул в ответ Зейн, бросив взгляд на пустую сцену, и удивленно поднял бровь. — Гарра, а почему вы не репетируете? Завтра же ваше выступление.
— Это все Намир, — горестно вздохнула женщина. — Он постоянно опаздывает.
Зейн посмотрел на часы, стрелка подходила к двум часам дня:
— Еще есть время для репетиции, но я поговорю с ним, как только он придёт.
— Спасибо, — улыбнулась Гарра, плавно встав со стула, и подошла к Зейну. — Я знаю, вы очень заняты, — опустила она взгляд, — но могу попросить об одной услуге?
— Да, конечно, — посмотрел Зейн на грациозную, изящную словно статуэтка, фигуру женщины в простом темно-синем платье длинной чуть ниже колена.
— У меня не получается одно движение в танце, сколько бы мы с Намиром над ним не бились, я все время сбиваюсь с шага, — покачала головой Гарра и подняла на него тронутый грустью взгляд. — Может, если бы я станцевала этот танец с вами хоть раз, то смогла бы понять, в чем ошибаюсь.
Первым порывом Зейна было отказать, но мужское эго и холодный рассудок, говорили, что помочь Гарре было его профессиональной обязанностью; как хозяин клуба, он должен следить, чтобы всё в «Нефертити» было на высшем уровне: от еды и напитков до Музыки и танцев.
— Хорошо, — согласился он.
Танцовщица, улыбнувшись, подошла к музыкальному пульту и по залу медленно поплыла восточная мелодия. Зейн поднялся на сцену и подал руку Гарре. Первые па танца и Музыка властно подхватила их. Гарра и сама не знала, зачем так опасно, практически в открытую пытается флиртовать с мужчиной, который, можно сказать, буквально отказал ей, и почему всё никак не могла выкинуть из головы этого восточного красавца, пылко танцующего с этой несносной «малявкой», именуемой его женой. Память все время подкидывала ей сцены злосчастного танца: то, как мужские руки властно, с голодной страстью обвивали девичий стан, как вели в танце, вынуждало воспоминания о горькой зависти, почти переросшей в ревность, становиться сильнее — тогда Гарра была невольной свидетельницей произошло после. Он брал эту девчонку прямо там, на диване, в своем кабинете, и их стоны, отчетливо слышные, до сих пор звенели в ушах. Как же в тот момент Гарре хотелось оказаться на месте этой глупышки. И вот сейчас, увидев мужской оценивающий взгляд, она не смогла отказать себе в удовольствии снова попытаться привлечь Зейна своей красотой, хоть на миг почувствовав на себе его руки, пойти за ним в танце, представить себя на месте другой в его постели, а, возможно, и в его полуравнодушном сердце.
Тихие шаги в зале были не слышны, но Гарра заметила девичью фигурку с рюкзаком наперевес. Гадать, кто это, вовсе не приходилось. Злость и ревность снова захлестнули душу, вырывая женщину из мира собственных иллюзий. И тут Гарра, воспользовавшись очередным па и тем, что Зейн находился ко входу спиной и просто физически не мог заметить вошедшую, резко подалась вперед, обхватив затылок мужчины, и впилась губами в его губы, с восторгом ощущая, что он ответил на это внезапное нападение — ответил всего лишь на секунду, чтобы потом довольно грубо оттолкнуть танцовщицу от себя. Удар ударившегося об пол рюкзака в пустом клубе был оглушительно громким даже сквозь стрекочущий шум арабской Музыки.
— Хадижа?! — оглянулся Зейн на звук, увидев спину уже убегающей девушки. — Ты уволена, — зло бросил он Гарре, пускаясь вдогонку за женой.
— Как скажете, господин, — ухмыльнулась танцовщица, чувствуя себя отомщённой за его пренебрежение.
— Стой! — Хадижа почувствовала, как пальцы Зейна сжали ее руку, но не обернулась.
Её била крупная дрожь, а живот свело так, что казалось ее сейчас просто-напросто вывернет наизнанку. Свободной рукой она пыталась хоть как вытереть мешающие обзору слезы, которые снова и снова, как назло, наворачивались на глаза. Девушке хотелось крикнуть, чтобы он отпустил ее, чтобы не прикасался к ней, исчез, испарился — но противный ком мешал не просто говорить, но дышать.
Зейн обошел ее, становясь напротив:
— Хадижа, она сама поцеловала меня.
Девушка лишь упрямо замотала головой, не желающая слышать оправданий. Перед глазами возник совсем недавний вечер и его тёплые, впечатавшиеся в память лова:
«Ты лучшая, самая желанная и соблазнительная танцовщица, единственная, с кем мне хочется танцевать».
Ложь. Сердце больно кольнуло, казалось, еще миг — и она взвоет.
— Хадижа, посмотри на меня, — попросил Зейн.
Она лишь сильнее замотала головой, наклоняясь ниже, пытаясь вывернуться, а когда пальцы мужа осторожно взялись за ее подбородок, отшатнулась и со злостью вцепилась мужчине в палец, почувствовав соленный привкус крови на языке.
— Ты обещал, — голос был хриплым.
— Хадижа, поедем домой, поговорим. Я знаю, что обещал, и знаю, что виноват, но Дафин ничего не значит, она сегодня же уйдет из клуба, — Зейн попытался обнять её за плечи, но Хадижа отступила, словно обжегшись, наконец, посмотрев ему в лицо. Взгляд был полон злобы и боли, и казалось, дай ей в эту минуту нож, то он тут же пошел бы в дело.
— Я не поеду туда. Я не хочу с тобой никуда идти, — четко произнесла она. — Отпусти меня.
— Хорошо, — вздохнул Зейн, прекрасно видя, в каком состоянии находится Хадижа. — Давай, машина отвезет тебя в твою квартиру? — делая особый упор на слове «твою», предложил он.
Секунда размышлений и согласный кивок. Хадиже сейчас хотелось спрятаться в самой темной и глубокой пещере, чтобы выплакать, вырвать всю эту боль из души, из сердца, из самой сути своего существа и забыться, будучи одной, — и лучшего место ее оглушенный увиденным мозг придумать уже не мог.
Хадижа на негнущихся ногах дошла до автомобиля, где ее уже ждал водитель, в поисках которого она и вошла в клуб. Темнота заднего сидения, хлопок двери и мягкое движение начавшей движение машины. Хадижа не смотрела в окно, она рассматривала салон, где всего лишь несколько часов назад она сидела в этой же машине и была абсолютно счастлива.
— Так не бывает, — прошептала она, натыкаясь взглядом на черную папку с курсовой работой, что упала на коврик автомобиля.
Хадижа подняла ее, сжимая до боли в пальцах, и легла на сиденья, наконец, давая волю слезам.