Рисунок по памяти

***

      Зейн сидел в кабинете, разбирая документы. Подписав все необходимые накладные, он перешел к изучению новой шоу-программы. Строчка «Танец Гарры» заставила поморщиться — да, в тот момент он не готов был расстаться с талантливой артисткой и пообещал ей танец, но сейчас. Он поклялся Хадиже танцевать только с ней, и эта фраза не была из ряда сказанных под влиянием момента. Разум твердил, что это просто танец и в нём нет ничего предосудительного, а сердце — что он может обернуться настоящей катастрофой.

      Разбираясь в женщинах, Зейн понимал, что, узнав о нарушении обещания или увидев это собственными глазами, Хадижа может принять подобное как предательство, а с учетом того, что девушка уже и раньше ревновала его к танцовщице, играть с огнем не было никакого желания. Да и отзывы коллег о Гарре были достаточно противоречивы: все признавали ее талант, но при этом отмечали некую резкость, даже язвительность по отношению к другим танцовщицам, а также обслуживающему персоналу. Держать у себя в клубе конфликтного человек, пусть и профессионала, было опасно, а поэтому Зейн решил, что если женщина решит уйти после их разговора, то он больше не станет её удерживать.

      Как ни странно, новость о том, что Зейн не будет с ней танцевать Гарра восприняла достаточно спокойно.

— Вы хозяин и вправе поступать так, как вам удобно, — пожала женщина плечами.

— Ты можешь выступить вместе с Намиром, он хороший танцор, — кивнул Зейн в сторону молодого человека.

— Как скажите, — покорно кивнула Гарра. — Мне следовало извиниться за свое поведение. Я была не вправе что-либо от вас требовать, — смиренным тоном произнесла она.

— Вы талантливы и прекрасны, и я это признаю, — Зейн поцеловал женщине руку. — Надеюсь, в будущем между нами не будет никаких разногласий.

— Конечно, — улыбнулась Гарра, убирая свою руку из его ладони, только вот улыбка казалась слишком натянутой. — Ну что ж, тогда нам нужно репетировать. Ведь так, Намир? — сменила она тему, обращаясь к новому партнеру.

— Да, конечно, — ответил молодой человек, выходя на площадку.

      Зейн несколько минут понаблюдал за танцующими, изредка поправляя и наставляя их, и, как только увидел, что артисты более-менее станцевались, направился к администратору, чтобы обговорить последние детали для вечернего открытия клуба.

***

      Мерьель любовался портретом и по-другому это чувство назвать не мог. Он смотрел на карандашный рисунок, отданный ему сегодня студенткой, и на другой, пожелтевший от старости, на котором был тоже изображен он, ещё почти мальчишкой.

— Джабир, не вертись! — в звонком голосе девушки звенели требовательные нотки.

— Я сижу абсолютно неподвижно, — молодой человек замер, складывая руки на коленях, как примерный ученик. — А вообще-то хорошие художники могут рисовать по памяти, без натуры.

— Значит, я плохой художник, — не отрывая взгляда от рисунка, произнесла девушка.

— Я этого не говорил! — тут же возмутился он. — Ты чудесно рисуешь!

      Нурсана украдкой взглянула на него и снова опустила глаза на рисунок, смущённо заулыбалась. Несколько минут они сидели молча, просто наслаждаясь обществом друг друга. Джабир представлял, как через несколько месяцев он устроит грандиозный праздник для всего их двора, для друзей и родственников, покажет им размах настоящей восточной свадьбы, пусть и в декорациях европейского, вышколенного очаровательными проспектами Парижа.

— Джабир! — молодой человек подумал, что снова двинулся, размечтавшись, и повернулся к Нурсане, чтобы уверить, что он не хотел, и замер в испуге.

      Девушка прижимала руку к носу, смотря на него широко распахнутыми от испуга глазами.

— Что? Что случилось? — подскочил к любимой он.

— Я не знаю, — Нурсана отняла пальцы от носа — те были в крови, а из ноздрей ещё продолжали течь два красных ручейка.

— Все хорошо, Нурсана, это просто кровь, у всех бывает, — успокаивал он любимую, видя, как с милого лица сходят все краски, делая его белым как лист бумаги, на котором она только что рисовала. — Пойдем в дом, — взял её под руку Джабир. — Сейчас ты полежишь, и всё пройдет.

— А рисунок? — сжав в пальцах лист, чтобы тот не улетел от порыва ветра, шепотом произнесла она.

— Ты его закончишь потом, — продолжал успокаивать девушку Джабир, хотя у самого отчаянно начали трястись руки, ведь раньше с Нурсаной ничего такого не случалось, она и болела то редко, а тут… кровь.

      Мерьель провел пальцами по небольшим бурым пятнышкам засохшей крови. Они тогда не знали, что это начало конца, и шутили, что у Нурсаны получилась такой первая подпись, но в следующий раз лучше всё же использовать чернила, а не кровь.

      Звонок мобильного заставил мужчину вздрогнуть. Он посмотрел на дисплей и поднял трубку.

— Ас-саля́му але́йкум, Самат. Да, могу тебя обрадовать, Хадижа Рашид вернулась в Париж.

      После этой фразы собеседника у Самата действительно возникла улыбка на лице, но совсем не добрая. Он очень долго придумывал легенду и подбирал слова для малознакомого родственника. Хотя разыгрывать несчастного влюбленного не пришлось, Самат и так был влюблён, даже нет, скорее, одержим страстью. Каждый раз, когда в его голове возникала картинка танцующей для другого Хадижи, то ладони сами собой сжимались в кулаки, а зубы приходилось сжимать до скрипа, чтобы не раскричаться в голос.

      В остальном молодой человек вел себя, как прежде, и даже лучше. Помогал отцу с бизнесом, учился, угождал мачехам, посещая праздники, где Таджия нет-нет, да сватала ему прекрасных девушек из уважаемых семей, но перед глазами все равно стояла Хадижа Рашид, с ее гордой осанкой и поразительно холодными глазами.

      Когда Самату все-таки удалось выяснить, что несостоявшаяся невеста уехала в Париж, он вспомнил о давнем разговоре отца со второй женой, которая показывала ему статью из газеты, рассказывая, что этот молодой известный художник, двоюродный брат матери близнецов, прилетает в Марокко на выставку, а отец раздраженно отвечал, что мальчишка не достоин появляться в его доме, раз забыл свои корни, уехав с родной земли, и посвятил жизнь такому баловству как рисование.

      Сейчас известный художник, знающий многих в этой среде, был на руку Самату, но он никак не ожидал, что ему так повезёт — после двух месяцев поисков по Интернету он смог найти контакты Джабира Мерьеля, а потом и выяснить, что никто иная, как Хадижа Рашид, является его студенткой. Видимо, Всевышний сам прокладывал ему путь, а значит желал, чтобы Хадижа стала его, за что Самат не забывал благодарить Его при ежедневном намазе.

      Также младший Абу Аббас делал все, чтобы вернуть доверие отца после своей неудачной поездки в Фес, и, казалось, Жаудат поверил, что в их доме снова ярко горит лампада Аллаха, а сын позабыл свою несостоявшуюся невесту. Так что поездка в Париж, с целью найти своих родственников по матери и посещения Арабского мира, как будущего возможного партнера, была вполне правдоподобна и недалека от истины. К тому же, Абу Аббас-старший понятия не имел, что Хадижа аль Рашид аль Шафир сейчас находится в столице Франции.

      Так что Самату оставалось лишь набраться терпения, будучи очень осторожным, и тогда:

— Мы скоро встретимся, Хадижа, — прошептал он, слыша пение муллы, призывающего к молитве. — Очень скоро встретимся.