Страница 111 из 112
***
Жаудат Абу Аббас положил трубку, устало выдохнув. Хоть один груз он снял со своей души. Он знал, что по-хорошему должен лично явится в дом Рашидов и, упав на колени, молить Саида и Зейна о прощении, но ни моральных, ни физических сил на это просто-напросто не осталось.
Мужчина видел, как рушатся стены его дома, казавшегося таким прочным, а на самом бывшим прогнившим насквозь. Все эти месяцы он словно наивный новорожденный ягнёнок полагал, что Самат выкинул из головы эту девчонку. Сын действительно вел себя идеально: стал больше интересоваться делами фирмы, соглашался на смотрины невест, ни в чем не перечил.
Поэтому, когда в доме вдруг раздался звонок из посольства Египта, то это было словно попадание молнии в вышку. Сердце защемило, а перед глазами мужчины потемнело и зарябило. Жаудат дрожащими руками расстегнул две верхние пуговицы рубашки, продолжал слушать человека на том конце провода, тактично, но сухо, по-деловому, рассказывающему ему и о смерти Самата, и о том, что Абу Аббасу нужно срочно первым же рейсом вылететь во Францию.
Дальнейшее плыло как в тумане: прилет в Париж, поездка сначала в посольство, потом в полицейский участок, морг, где сердце Жаудата первый раз дало сбой… когда он увидел Самата на железном столе. Он не мог до конца поверить во все то, что ему говорили. Похищение, покушение на убийство, угон. Все это казалось каким-то сюрреалистичным бредом.
Жаудат сжимал кулаки, молился и старался держаться до стен своего дома, где он смог бы без посторонних глаз выплеснуть всю свою боль и злость. Он знал, что Саид Рашид с родственниками приехал к попавшей в больницу после всего произошедшего Хадижей, но не нашел в себе силы заехать к ним.
Возвращение домой с телом Самата в гробу, было очередным испытанием. Его нужно было похоронить. Вот это стала самым главным испытанием. Всем людям нельзя закрыть уши и завязать языки, так что весть о кончине Самата Абу Аббаса и слухи о произошедшем расползались по улицам города словно алчущие крысы.
И вот сейчас в его доме поселилась тишина и скорбные рыдания. Многие партнеры по бизнесу разрывали контракты, не объясняя причин. Слуги увольнялись, а муж Сабиры грозился вернуть дочь в дом, как только та родит и пройдут положенные три месяца.
Мужчина еще надеялся, что муж поменяет свое решение и молился об этом в каждой молитве, надеясь, что Аллах не отвернулся от их семьи навсегда.
Сердце ныло все сильнее. Жаудат сел на диван, откинувшись на спинку и закрыв глаза рукой.
— Что же ты натворил, Самат. Ты обрек себя на муки ада, но потащил в его пламя и всю свою семью, — прошептал он.
Грудь сжимало все сильнее, на нее словно положили огромный камень.
— Выпей, дорогой, — перед лицом появилась ладонь, в которой лежала маленькая таблеточка и стакан воды.
Жаудат обернулся, посмотрев на Таджию. Женщина была одета в темно-синее платье, с минимум украшений, и выглядела постаревшей.
— Прими, станет легче, — попросила женщина еще раз.
Жаудат взял лекарство и стакан, глубоко вздохнул и положил таблетку в рот, запивая.
— Все наладится, Аллах не покинет нас, — осторожно гладя мужа по плечам, тихо произнесла она.
— Он уже покинул нас, — ответил Жаудат. — Нужно молиться. Молиться и раздать все свое богатство нуждающимся. А еще идти в половничество в Мекку. Тогда, возможно, Аллах и простит нас.
— Ты прав, дорогой. Я велю служанкам раздать все мои украшения. А как только тебе станет лучше, мы отправимся в Мекку.
Жаудат похлопал жену по руке и грустно улыбнулся. Таджия всегда была его поддержкой, его первой женой. Поэтому он всегда и прощал ее, когда она вела себя совсем не так, как полагается хорошей мусульманской жене. Вот и сейчас Абу Аббас мог положиться только на ее.
Они вдвоем сидели в гостиной в полупустом доме, слыша далёкие призывы муллы к намазу и верили, что завтра будет лучше сегодня, что Аллах не оставил их. Большего не осталось.