Страница 3 из 3
– Ты знаешь, я работаю на заводе табельщицей. Это работа с людьми… мне как-то предложили… в общем, я секретный сотрудник – сексот. На режимных предприятиях есть такие люди, нас много, мы глаза и уши особого отдела. Слышал, наверное?! Только смотри не выдай меня, я тебе верю!
Выпалив всё это, Галя тут же обняла и страстно поцеловала стоявшего столбом Владимира. Видимо, боялась, что он сейчас повернётся и уйдёт от неё навсегда.
Сексотов не знали в лицо, но их презирали и люто ненавидели даже в те ужасные годы, когда страна продолжала распадаться на части, когда все секреты и новейшие разработки давно были проданы Западу, а некогда могущественный КГБ дышал на ладан. Однако признаваться в принадлежности к этой касте неприкасаемых было опасно всегда. Не любят у нас доносчиков и шпионов.
Володя долго не мог уразуметь, почему Галина открыла ему свой позор? Зачем так рисковала? Возможно, хотела, чтобы с самого начала не было в их отношениях лжи? И это было достойно уважения. А может быть просто решила предупредить его, чтобы в её присутствии не болтал лишнего, чтобы не пришлось ей потом писать на него донос.
Какая всё-таки мерзость это доносительство! Трудно понять психологию сексота. Не мудрено, что во все времена органы не вызывали в душах людских ничего, кроме гадливости и страха. Того самого – оставшегося ещё со сталинских былинных времён.
– Ты меня понял? – переспросила ещё раз Галя.
– Да, да, да, – успокаивающе ответил мужчина, – не переживай, всё хорошо. Ведь я давал подписку о неразглашении.
5.
Стараясь не шуметь, она провела возлюбленного по каким-то тёмным коридорам, открыла свою комнату и они вошли в её жилище. Странно, но это опять оказалась общага, только построенная лет десять назад – более удобная, предназначенная для семейных пар.
Оказалось, что муж хозяйки умер не так давно от сердечного приступа, и она никак не могла привыкнуть к тому, что он больше никогда не вернётся в этот дом. Ей было больно, обидно, мучила совесть, хотелось просить прощения, каяться. Но близкий человек, с которым она прожила полжизни, вдруг ушёл в вечность, не объяснившись, не сказав на прощание ни единого слова. И теперь ему не нужны были ни её извинения, ни мольбы, ни запоздалое раскаяние.
– Я виновата, я ему изменяла, – со слезами на глазах рассказывала Володе несчастная вдова. – А он молчал, подозревал, мучился. В последние годы у него не получалось в постели. Да и сердечных приступов мы опасались… Я заболела, пошла к врачу, а там сказали, что мне нужен мужчина. Ну, ты понимаешь, найти ведь недолго… С любовником мы встречались тайно, и сначала всё было хорошо, а потом… муж догадался. Эта изматывающая ревность, постоянные придирки… В тот вечер я бросила его одного, ушла. Не могла больше терпеть. А он… мне иногда кажется, что он до сих пор здесь лежит… на полу, у входа… И главное – ни записки, ни единого слова, ничего не оставил. Ушёл – как в воду канул!
Галя затряслась в рыданиях. Володя обнял её за колышущиеся плечи, и снова непрошеная слеза потекла по его щеке. Как близко и понятно было ему всё, о чём говорила эта несчастная женщина!
– А что же тот другой, с которым изменяла? – спросил он тихо, успокаивающе.
– Нет, он тоже оставил меня. У него семья, нелюбимая жена. Но дети… ради детей! Сказал, что жить со мной открыто не будет. А я одна, и мне ужасно плохо. Кто это сможет понять? Кто подаст руку помощи, кому я теперь нужна – сорокалетняя издёрганная баба?!
Глоток холодной воды, несколько капель валерьянки помогли ей прийти в себя. Галя успокоилась и уже более внятно рассказала свою историю. Оказывается, у неё была ещё замужняя дочь, внук, в котором она души не чаяла. В общем, полное одиночество ей не грозило. Но так же, как и с Володей, кризис сорокалетних сыграл с Галиной нелепую злую шутку. Ей тоже казалась, что жизнь подходит к концу, что медлить нельзя, что надо всё менять – кардинально и навсегда.
– Ты наверное шебутная? – ласково глядя в глаза своей подруге, спросил её Владимир.
– Да, это верное слово, именно шебутная. Не могу сидеть спокойно, если что-то не так. Оттого все мои беды, – с грустью ответила Галя.
– Я тоже, особенно в последнее время, – как бы про себя тихо вымолвил Владимир.
6.
Ночь любви окрылила их, сделав близкими и родными. Счастливая пара пережила целую череду безумно сладких дней и ночей, но затем в их отношениях что-то пошло не так. Стена непонимания, равнодушия и недосказанности стала непреодолимой преградой между двумя страждущими беспокойными душами. Можно предположить, что несколько фальшивых нот нарушили божественную гармонию той светлой прекрасной мелодии, которую иногда называют любовью. И сказочные замки, воздвигнутые в их воспалённом воображении, вдруг стали рушиться прямо на глазах.
Володя был на работе, когда его позвали к внутризаводскому телефону. Он взял трубку и тут же понял, что звонят не с обычного аппарата, а с элитного. Такие были тогда у начальства или, к примеру, в особом отделе. Под аккомпанемент многократно усиленных звенящих шумов телефонной линии Владимир услышал необыкновенно громкий и отчётливый голос Гали:
– Здравствуй, Володя. Я хочу сказать, что нам с тобой больше не надо встречаться. У меня сейчас траур, а что будет потом, время покажет. Ты ко мне не приходи, пожалуйста, и не звони. Договорились?
– Но как же?..
– А вот так! Я решила. Этого хочет моя родня, этого хочу я. В общем, долгие проводы – лишние слёзы! Прощай.
Послышались короткие телефонные гудки, которые будто погребальный колокольный звон отдавались в душе потрясённого одинокого мужчины. Ему почему-то не верилось, что звонила Галя. Хотелось увидеть её глаза, услышать голос – живой, а не громоподобно-телефонный. С трудом дождавшись вечера, преодолев множество мучительных сомнений, он снова оказался у жилища своей возлюбленной. Тихонько постучал. За дверью послышались негромкие шаги, затем всё стихло. Постучал громче, а потом, не помня себя от ярости, стал молотить по двери кулаком. Галя открыла, но, не пустила его в комнату. Произнесла сухо и спокойно:
– Что надо? Я тебе всё сказала. Не шуми, а то соседи услышат. И вообще, уходи отсюда. Я приняла лекарство и собираюсь спать.
– Что надо? – переспросил с чувством Володя. – Многое мне надо. Тебя надо. Но тебя, похоже, здесь больше нет, ты не со мной, ты где-то далеко отсюда!
Затем, едва сдерживаясь и оттого срываясь на свистящий громкий шёпот, чтобы не потревожить соседей, он посмотрел на Галину безумными выкатившимися из орбит глазами и гневно закричал, зашипел, засвистел, будто заправский Соловей Разбойник:
– Нельзя так!.. Нельзя так!.. Нельзя таак!..
Повторяя про себя два этих слова, Владимир повернулся и, не разбирая дороги, побрёл в сторону своего холостяцкого разорённого гнезда. Было страшно, больно, обидно. Он незаметно проскользнул мимо копошившейся на кухне ненавистной бывшей супруги, заперся в своей комнате, упал на койку и забылся мучительным кошмарным сном.
В очередной раз надежда на то, что жизнь наладится, рухнула. Надо было всё начинать сначала.
Продолжение следует.
Все главы смотрите на моей страничке или в серии «Бес в ребро».