Виноградная лоза

Потом распорядился похоронить в семейной усыпальнице. Ариеннис, захлёбывалась слезами, негодовала, но изменить что-либо не в её власти. Приходилось утешать дочь сквозь слёзы:

– В младенчестве дети очень слабы, и надо быть готовой к утрате. Надо молить Анахиту о даровании другого здорового ребёнка.

Мать и дочь понимали друг друга, но опасались говорить вслух страшное предположение, чтобы не обратить гнев правителя уже на себя. Ариеннис и Мандана обменивались взглядами, полными слёз, обнимались и рыдали…

* * *

Среди ветвей продирался всадник. Он свернул с проезжей дороги, какое-то время его конь ступал тропами лесных зверей, углубляясь в чащу. Его одежда взмокла от пота, но причиной тому не полуденный зной. Солнце не жгло, а ласково пригревало землю. Впервые за много лет службы Гарпага покинуло всегдашняя беспрекословная исполнительность. Раньше он никогда не задумывался, а выполнял приказ. Почему? Потому что это приказ правителя, во власти которого жизнь сотен тысяч людей, в том числе и его. И это никогда не вызывало сомнений, не приходил в голову вопрос: «А надо ли исполнять?» И не важно, насколько жестоки были последствия исполнения приказа. Но почему сейчас ему так трудно выполнить наказ шаха? Гарпаг, будто слышит снова и снова: «Отвези в лес, оставь диким зверям! И, чтобы никто не узнал!»

Гарпаг спешился. Вынул из седельной суммы куль. Посмотрел на личико. Младенец спит. До отъезда его кормилица долго держала у груди. Малыш наелся, пригрелся. Гарпаг осторожно завернул его в шерстяное покрывало и унёс в то время, когда кормилица заснула поев ячменной каши с подмешанной туда сонной травой. Монотонный и неспешный шаг коня в тиши ночной прохлады не только не разбудил, напротив, способствовал крепкому сну малыша.

Гарпаг присел на траву маленькой полянки, прогретой солнцем, положил ребёнка рядом так, чтобы тень от ствола кедра падала на его лицо и голову.

Гарпаг сидит и смотрит на хорошенькое личико младенца, такого спокойного и безмятежно спящего, будто никакой опасности вовсе нет. Иногда Гарпаг вглядывается сквозь ветви. Высматривает диких зверей? Иногда поднимает голову и сквозь кроны устремляет взгляд в бездонную голубизну. Пытается умолить Ахура Мазду? Просит ли чего? Или прислушивается, нет ли ответа или знака от верховного божества? Вокруг неумолкающие переклички птиц на разные голоса. Проник ли через них знак, которого быть может, ожидает Гарпаг?

Перед ним лежит младенец – отпрыск трёх родов шахов. В его жилах кровь правящих семей Лидии, Манды и Анчана. А он, Гарпаг, должен обречь ребёнка, столь высоко вознесённого судьбой, на смерть.

Пророческие сны царя. Что это? Предупреждение Ахура Мазды об опасности, которую можно избежать или знак неизбежного? А, если сны дарованы Иштувегу божественным промыслом, чтобы он подготовил внука к высокой миссии, уготованной для него свыше?! И, если шах неверно понял и уничтожит божественного посланника, каким, быть может, является этот малыш, то его ждёт расплата, от которой пострадает не только один Иштувегу, а все, кто на него служит! Гарпаг вздохнул. Какой смысл искать толкование. Для этого есть сведущие люди, нечета ему. А его положение безвыходно. Если не выполнит приказ правителя – кара падёт незамедлительно и не только на него, семья тоже пострадает. И неизвестно останется ли кто в живых, а если и выживут, то покалеченные всё равно долго не протянут.

А не пожалеет, ли потом Иштувегу, что погубил внука? Ежели, по прошествии лет шах опомнится и захочет видеть внука живым, ведь пока он единственный наследник мужского пола. И Гарпаг будет повинен, что умертвил младенца, а про свой приказ с досады шах забудет. Как станет, знать не дано, пока же за ослушание грозит смерть.

И всё же, глубоко в душе сомнения росли, но Гарпаг даже себе в том не признавался.

Гарпаг смотрит на малютку. Скоро и у него родит жена. Если будет сын, какая его ждёт судьба? Раньше Гарпаг был уверенней в своём будущем, шах ценил его преданность и исполнительность. Но ныне Гарпаг, будто споткнулся, а поднявшись, увидел всё иначе. Гарпаг, хоть ещё и молод, но очень сомневался, что божество можно обмануть. Предназначенное должно свершиться. Возможно, поэтому он не в состоянии действовать как бывало, решительно и смело, не вникая в смысл деяний, а всего лишь исполняя волю владыки. А, если его сомнения и есть знак верховного божества? Но как возможно не исполнить приказ шаха?

Глава четвёртая. Сын пастуха

I

Взъерошенный мальчишка, всхлипывая, бежит по тропинке, утирает слёзы рукавом кафтана из тонкой шерсти, расписанный затейливой вышивкой. На скуле багровеет ссадина. Серые глаза, оттеняет синева, особенно левый. Ушибленная спина начинает ныть. Мальчишке больно и обидно. Пока рядом нет никого, плачет навзрыд.

Вбегает по каменным ступеням крыльца. Слуги и домочадцы, увидев ревущего сына хозяев, засуетились. На шум вышла мать пострадавшего. Увидев побитого и плачущего сына, бросилась к нему с расспросами.

– Кто же тебя, сынок поколотил?

– Сы-ын па-а-сту-у-ха-а! – сквозь рыдания выдавил мальчик.

– Что?! Как он смел?

– Мы играли… Выбирали шаха! Все согласились, что шахом будет Куруш, сын пастух Митрадата. Мы хотели посмеяться над ним… Он стал нами верховодить… Мы спорили с ним, а я отказался повиноваться. Курош рассердился. Сказал, что он шах и мы не должны ему перечить, а выполнять без возражений то, что приказывает… Я посмеялся над его словами, а он… набросился и побил меня…

Негодующая мать помчалась на половину мужа.

– Артембар, муж мой, нашего сына побил какой-то пастушонок! – негодующе воскликнула женщина и описала страдания бедного сыночка, умоляла супруга наказать дерзкого обидчика.

Артембар распалился, праведный гнев требовал отмщения. Но сначала надо выяснить, кто этот наглец.

Отец подробно расспросил сына, где случилась драка, чьи стада охранял пастух и где он обитает. Оказалось, что наказать самому не представлялось возможным. Судя по описанию мальчика, пастух принадлежал к рабам шаха.

Артембар сановник горделивый и еле сдерживал возмущение. От быстрой ходьбы развевались широкие рукава и полы длинного одеяния, что придавало ему величественный вид, но перед входом во дворец он сбавил темп, запрятал спесь в глубину своей натуры. Сдержано пройдя в покои правителя, низко поклонился Иштувегу.

– Припадаю к твоим стопам, господин наш, прошу защиты от твоих рабов!

– Что это значит, Артембар?

Сановник рассказал об обиде и унижении, которые получил его сын от пастушонка.

Шах согласился, дерзость неслыханная, хотя в игре детей границы дозволенного и недозволенного стираются. И всё же наказать необходимо, чтобы не забывал своего истинного места.

II

Между глинобитными домиками шёл отряд из десяти воинов. С тем, за кем они направлялись, мог справится бы и один воин, любой из них, но прыткий мальчишка, на которого укажет их юный проводник, мог сбежать, поэтому чтобы наверняка его догнать и схватить пришлось отправить несколько человек.

Куруш вёл козу из лощины, где росла густая сочная трава. Обычно в это время козу мама доит. Пройдя мимо стены соседнего дома, повернул к своему и увидел воинов, они шли навстречу и озирались по сторонам, будто кого-то искали. Куруш увидел между воинами своего знакомца, который беспрестанно мелькал то туда, то сюда, как будто прячась за ними. Тот тоже заметил Куруша и, протянув руку, крикнул:

– Вот он!

Воины как по команде повернули головы в ту сторону, куда указывал мальчишка, и бросились к Курушу, который глядя, как стремительно приближается к нему отряд и не подумал бежать, лишь мелькнула мысль: «Вот и расплата за власть шаха», вслух же крикнул: «Мама, я вернусь!»

На крик сына из домика выбежала Спако, но издали увидев, что воины из царского дворца схватили её мальчика за руки и повели, словно остолбенела. Она почему-то почувствовала, что с сыном больше им не встретиться. Куруш успел заметить, как метнулась мать, но ему не удалось увидеть, как она побледнела. Поворот за соседний дом не позволил увидеть и дальнейшее: Спако пошатнулась и слегка приподняв руки, нырнула спиной… но не в воду, а на утоптанную землю, а голова глухо ударилась о большой о камень, о который они точили ножи и топоры. Из-под пёстрой накидки, что прикрывала каштановые с проседью волосы, по поверхности камня с каждым мигом увеличивалась красно-бордовая лужа, стекая ручейком на землю.