Страница 6 из 14
Даже камерный грабитель, отняв у вас новехонький свитер и ботинки на коже, кинет вам какой-нибудь драный бушлат «на сменку»: так у них принято. Тарусский горсовет предложил нам компенсацию «за причиненный ущерб» – две с половиной тысячи рублей (это что-то между четвертью и третью реальной стоимости снесенного дома); или же горсовет предоставлял Анатолию казенную однокомнатную квартиру вне очереди, но за это надо было отказаться от денежной компенсации. Вместо трех комнат в своем доме – одна в казенном, без водопровода, без канализации; ни сада, ни огорода. Знакомый принцип: на тебе лагерный бушлат взамен добротной твоей одежды и катись, еще спасибо скажи, что голым не оставили! И все же…
Лариса: Дают – бери! Хоть будет крыша над головой. И прописать в Тарусе должны без осложнений.
Анатолий: Ей-богу, возьмем лучше «сухим пайком» – деньгами! За две тысячи мы хоть собачью будку купим, развалюху последнюю, все лучше, чем этот их коммунальный склеп «с удобствами по среднерайонным нормам» – на двадцать четыре семьи три очка в дворовой будке. Руки свои, не казенные; любую хибару надстроим, перестроим, благоустроим, будем жить по-человечески. Казенную ж квартиру не расширишь, не улучшишь, не переделаешь, ты в ней не хозяин.
Лариса: Зато прописка обеспечена…
Анатолий: Ага, прописка; зато и выписка также. Если завтра меня посадят – квартиру отберут, и все. Ни денег, ни жилья. А если я работы в Тарусе не найду? Свой дом – в одном месте продали, в другом купили; а квартир для меня по городам и весям не припасено…
Взяли мы денежную компенсацию, и Анатолий отправился искать подходящий дом по ближним к Московской областям (в Московской, как и в самой Москве, нельзя – не пропишут). В Тарусе с нашими деньгами нечего было и рассчитывать купить, стало быть, надо было искать, где дома подешевле. Но и под Рязанью, и за Рязанью, и в Калужской области, и в Тверской – везде за дом просили немыслимую для нас цену: десять тысяч, двенадцать и более того; самые захудалые стоили не менее пяти тысяч. Анатолий пешком добирался до дальних деревень – там дома были недорогие, но чтоб их купить, требовалось вступить в колхоз. Месяц поисков не дал результатов, оставалось еще проехать по Ярославскому направлению…
Базой Анатолию служило московское жилье: здесь жили Лариса с сыном. Но была эта база вроде партизанского лагеря на оккупированной территории, пробираться на нее и обратно следовало тайком, чтобы не быть замеченным милиционером (который, на беду, живет в том же подъезде). Анатолий приходил раз в три-четыре дня, всегда поздно вечером, а уходил на рассвете, затемно, и то не в дверь, а в окно. И все же, несмотря на эти предосторожности, в первую же неделю милиционер подстерег его и составил акт «о нарушении паспортных правил».
…Авторы испытывают крайнюю неуверенность: сумеют ли они, не обладая талантом Кафки, описать абсурдную ситуацию, которая к тому же имеет место в действительности? Поверит ли им читатель, не искушенный в тонкостях советского законодательства и не столкнувшийся с ним ни разу на практике?..
Хотя Анатолий, как не прописанный в Москве гражданин, не имеет права жить у своей жены, практически он мог бы там находиться почти постоянно, не нарушая закона: в течение трех суток отметка у паспортистки не требуется. Прожил в Москве (или где тебе надо) 72 часа – садись в электричку и уезжай «за пределы Московской области», возвращайся обратным рейсом – и отсчитывай новые 72 часа. Нелепо, зато согласно с законом.
Анатолий, уезжавший из Москвы всякий раз не на пару часов, а на двое-трое суток, закон не нарушил, однако схлопотал от милиции предупреждение. Мало соблюсти закон, надо еще иметь возможность доказать свою законопослушность, поэтому мы сочли за благо, ничего не нарушив, все же лезть к себе домой через окно, обмениваться условными стуками, темнить в разговорах со знакомыми по телефону и т. п.[2]
Еще два таких предупреждения – и суд, и новый срок. Мы осознали, что нужно обзавестись документированными алиби.
Анатолий: Нужда заставит пироги есть. В Козлове и в Калуге, в Рязани и в Конакове – везде я первым делом шел в гостиницу, хоть ночевать на вокзале мне привычнее. Нет общего номера – согласен на койку в красном уголке, на худой конец сойдет и номер «люкс» за три с полтиной. Совсем нет мест – пересплю в вестибюле в кресле, как мистер Твистер, только возьмите с меня плату за ночлег и, главное, выдайте квитанцию с гостиничным штампом.
Собрав таким манером порядочный букет квиточков, я однажды приехал в Москву раньше обычного и открыто явился к жене. Наутро, только мы проснулись, звонок в дверь: техник-смотритель явилась ни свет ни заря справиться о неполадках, не продувает ли где, не подтекает ли… Смотри-ка, прежняя наука не забыта: вперед дворник или управдом, а за ними следом и мундиры голубые. И точно – минут через пять после заботливой дамы следующее явление: милиционер, да сразу и с понятыми! Протокол о нарушении заранее, поди, составил… Вот он достает из папки заготовленный бланк протокола – тут я ему и сую под нос свои квитанции. Пока я ему на словах толковал, мол, в Москву приезжаю изредка, мол, путешествуя по живописной средней полосе, там-сям и живу и даже, извините, провожу ночи, – он доброжелательно-насмешливо поддакивал: «Да-да, но кто это может удостоверить?» А тут бумажки! Конечно, приказано уличить, но кто ж знал, что у этого типа – у меня то есть – алиби! Бедняга-милиционер принялся сопоставлять даты на квитанциях, подсчитывать часы прибытия-убытия, понятые заметно поскучнели. Так и ушли ни с чем.
Вскоре после этого происшествия, счастливо для меня закончившегося, мне выпала настоящая удача: повезло набрести на эту нашу тихую пристань, на городок Карабаново. Как будто и городок, и дом, который я там присмотрел, таились до этого и ждали меня, как белый гриб прячется от всех грибников, пока ты его случайно не заметишь. Выйдя из автобуса в Карабанове, я сразу почувствовал: вот это место для нас, здесь мы будем жить. И надо же, дом оказался как раз такой, какой нам нужен: развалюха, зато втрое дешевле, чем такие же дома в других местах. Лучше не придумаешь.
Поиски окончены. Удача!
Лариса: Пока еще пол-удачи. А прописка?
Вообще-то с пропиской все должно быть в порядке. После ссылки Анатолию выдали в Сибири паспорт нового образца, без всяких отметок о судимости. При таком паспорте справку об освобождении можно спрятать подальше, никто ее не потребует. Мало ли, жил человек в Сибири, может, даже доброволец-бамовец; паспорт в руках – значит, не лагерник. Тем более не политически зловредный элемент: прицельно информированное и начитанное в советской прессе районное начальство, должно быть, представляет себе современного «диссидента» в облике диавола, у которого с раздвоенного языка срывается что ни слово, то антисоветская пропаганда, и в обыкновенном, как все, мужике не опознать ему этого самого агента ЦРУ и наемника империализма. Если только его не предупредят заранее…
Чтобы не предупредили, мы опять же приняли меры предосторожности. Во-первых, никому из друзей и даже родных не сказали, что и где нашли: один скажет другому, другой третьему, и пойдет звон и в прослушиваемых квартирах, и по телефону. Даже между собой мы не говорили на эту тему вслух, и название будущего местожительства Анатолий написал Ларисе на бумажке. (Вообще, надо сказать, значительная часть семейных взаимоотношений осуществляется в наше время и в нашей среде, как у героев романа Чернышевского, «путем взаимной переписки», только, в отличие от Веры Павловны и ее супругов, мы эту переписку не храним, а спешим уничтожить поскорее и потщательнее.)
Во-вторых, покупать дом и прописываться мы отправлялись так, как вряд ли и бандиты отправляются «на дело». На рассвете вылезли из квартиры через окно, причем не вместе, а порознь, перелезли через ограду сада, чтобы выйти на проспект в неожиданном месте, кружным путем доехали до вокзала – и только в электричке, убедившись, что за нами нет слежки, вздохнули спокойно.
2
Для полноты картины следует добавить, что несколько миллионов провинциалов – «гостей столицы», приезжающих в Москву за продуктами и живущих у знакомых по неделе, а то и по месяцу, даже не догадываются, что преступают закон. Да и милиции недосуг требовать, чтобы каждый приезжий отметился у паспортистки, – это ж никаких кадров не хватит! Другое дело, когда появляется сверхзадача вот этого гражданина уличить, привлечь, подвергнуть, – дышло закона всегда под рукой.