Проводник

– Меня не забывай, – бросил ей вслед Василий. – А то ночью приду!

Как только женщина скрылась из виду, он повернул голову в сторону Кати, все так же лежащей у могилы в бессознательном состоянии. Василий почесал затылок, в его взгляде читалась растерянная обескураженность.

– Что ты натворил? – неожиданно раздался мужской голос. Спокойный, чуть хрипловатый голос уверенного в себе человека, разменявшего шестой десяток.

– Она наш проводник! – послышался женский голос, дрожащий от негодования. – Единственный! Ты всех нас подставил, идиот! Понимаешь ты это или нет?!

Василий нахмурился, выпятив нижнюю губу, со стороны напоминая обиженного малыша, которому отказали в покупке дорогой игрушки.

– Плевал я на вас, – проворчал он, но в голосе его не чувствовалось уверенности. – Набросились, как шавки…

– Козел, – прошипел женский голос.

– Кто? – возмутился Василий, подбоченившись. – Совсем берега попутала, Белла? Да я тебя…

Он замер, не договорив – Катины глаза внезапно открылись, и она медленно села.

– Катенька? – осторожно прозвучал мужской голос.

– Пошли вон, – проговорила она. Морщась от стреляющей боли, девушка сняла капюшон и потрогала ушибленное место, затем взглянула на мужчину с женщиной, чьи фигуры маячили у белоснежного памятника.

Василий нерешительно переступил ногами. Воинственный запал исчез, сейчас он явно чувствовал себя виноватым за случившееся.

– Ну, короче, Кать… Ты это… извини. Я не знал, что Алиска так поступит.

– Все ты знал, – отозвался интеллигентного вида мужчина с чеховской бородкой. Его черные проницательные глаза с нескрываемым презрением разглядывали Василия сквозь толстые линзы очков.

– Да какая разница, Сан Саныч! – раздраженно воскликнул Василий. – Чего вы все докопались? Может, судить меня будете еще?! Вон, башка целая у нее! Не умерла ведь?

– Не кричи, – осадил его Сан Саныч, склоняясь над Катей. – Живому человеку плохо, не видишь?

Он заглянул в глаза девушке:

– Катенька, как вы? Удар, судя по всему, был по касательной. Потрогайте, шишка есть?

Катя машинально коснулась взъерошенной головы.

Сзади бесшумно подошла Белла, стройная девушка лет двадцати пяти, стыдившая Василия минуту назад. Для кладбища она была весьма странно одета – в коротеньких розовых шортах, ярко-алом корсете из латекса и туфлях на тоненьких каблуках. За спиной девушки, словно из ниоткуда, пульсируя и подрагивая, материализовались еще несколько расплывчатых фигур, быстро обретая формы человеческих тел.

– Кэт, хай! – поприветствовала Белла девушку. – Как здоровье? У-у-у… можешь не говорить. Ну, крови нет, глаза ясные…

Она кивнула в сторону застывшего, словно истукан, Василия, и глаза Беллы гневно сверкнули:

– А этого придурка… Мы его вообще уволим.

Василий моргнул, словно не веря в только что произнесенную угрозу.

– Куда ты меня уволишь? – забормотал он. – Из профсоюза мертвяков? Не много ли берешь на себя, детка?!

Белла раздраженно отмахнулась, как если бы Василий был мухой, назойливо кружившей над головой.

– Слушай, Кэт, очень тебя прошу… – обратилась она к Кате. – Не могла бы ты к брату съездить? Сказать, чтобы музыку не бросал…

– Да подождите вы! – сердито вмешался Сан Саныч. – Между прочим, вы в очереди за мной, барышня!

– А я следующий, – подал голос бледный худой мужчина, стоявший справа от Беллы.

– Ну, пошел базар-вокзал, – хмыкнул Василий, теребя воротник своей шелковой рубашки. – На меня наезжают, а сами глотку готовы друг другу перегрызть, как гопники из подворотни…

Сан Саныч присел перед Катей на корточки.

– Есть одно лекарство, – с доброжелательной улыбкой произнес он. – Его сейчас не выпускают, но в одной аптеке можно заказать. Вас не тошнит, Катенька?

Девушка медленно поднялась на ноги, отряхивая вылинявшие джинсы.

– Тошнит, – угрюмо ответила она, вновь накидывая капюшон на голову. – Меня от вас всех тошнит…

– Куда ты полезла со своими проблемами? – недовольно поинтересовался один из призраков, обращаясь к Белле.

– Это все ты виноват! – Белла ткнула аккуратным пальчиком с ярко-красным ноготком в сторону Василия. – Козел рогатый, вот ты кто!

– Он козел, а ты коза тощая! – выкрикнул кто-то.

– Катя, прости, мы другое имели в виду…

Катя закрыла уши руками, зажмуриваясь, но истеричные голоса, превратившись в непереносимо-однообразный гвалт, накрыли ее тяжелой волной, и каждая реплика пронзала барабанные перепонки раскаленной спицей, добираясь до мозга.

– Ну ладно, – пробормотала она и, вытащив из рюкзака флягу, открутила крышку.

Шум мгновенно стих, призраки, неотрывно глядя на Катю, осторожно попятились назад, словно в руке девушки была не фляга со спиртным, а граната с выдернутой чекой.

Сан Саныч деликатно откашлялся.

– Катерина… Вы же порядочная и интеллигентная девушка… Пожалуйста, не делайте этого! – попросил он, поправляя очки.

Белла шмыгнула носом.

– Кэт, мы так долго ждали, пока из тебя эта дрянь выветрится, – хныкающим голосом проговорила она. – Не пей, пожалуйста!

– Все! – рявкнула Катя, всем своим видом показывая, что компромиссов не будет. – У меня отпуск! От всей вашей дохлой шушеры!

Глубоко вздохнув, она сделала большой глоток. В это же мгновение в голове раздался оглушительный свист, как у неисправного микрофона. Перед глазами, колыхаясь, словно желе, поплыли искрящиеся пятна, в мозг яростно вгрызлась зубастая боль, и Катя зажала уши, глухо застонав.

Окружавшие ее фигуры быстро истончались, становясь прозрачными. Они вибрировали, как раскаленный воздух в выжженной солнцем пустыне. Спустя секунду призраки рассыпались в прах, тут же развеянный порывом ветра. Послышался резкий звон – искрясь, начали лопаться фонари, молчаливыми солдатами стоявшие вдоль кладбищенской аллеи.

После этого наступила тишина, настолько густая и вязкая, что, казалось, от нее можно было отщипнуть ломтик…

С неба упали редкие капли дождя.

Катя поднесла флягу к губам. Запрокинула голову, с досадой отметив, что на дне всего лишь жалкие остатки.

– Черт… – вздохнула она, убирая флягу в рюкзак. – Через полчаса опять вернутся.

Город медленно, но неуклонно накрывала ночь, угольно-черная и вместе с тем кристально ясная, словно бескрайнее покрывало, на котором сверкающими стразами поблескивали прохладные звезды. И если движение и суматоха в различных учреждениях, офисах, магазинах и прочих заведениях стихли, то в ночном баре «Гавань» жизнь только просыпалась.

Переливающийся свет мощных софитов чертил на танцплощадке нервные зигзаги, напоминая окрас хамелеона, находящегося в состоянии крайнего возбуждения, – лимонно-желтые огни плавно переходили в ядовито-зеленые, затем алели, словно наполняясь артериальной кровью, окрашивая головы танцующих в густой багрянец.

Активно работая локтями, Катя протискивалась сквозь живую стену молодежи. Кто-то заливался истеричным смехом, кто-то громко рассказывал пошлый анекдот, из туалета тянуло сладковатым запахом травки… Слева высокий юноша с выбритыми висками и «тоннелями» в ушах целовался взасос с едва держащейся на ногах пьяной подругой, и, мельком взглянув на прикрытые глаза девушки, Кате вдруг пришло в голову, что в настоящий момент ей совершенно фиолетово, кто именно слизывает с ее губ остатки помады.

Наконец пробившись к барной стойке, Катя с шумом выдохнула. Невысокий бармен с аккуратной стрижкой бросил на нее внимательный взгляд, и на лице его проскользнула учтивая улыбка.

– Добрый вечер! – поздоровался он, и Катя, кивнув ему в знак приветствия, положила на стойку несколько скомканных купюр.

Понятливо кивнув, бармен ловким движением смахнул деньги, и спустя несколько секунд перед Катей стояла пол-литровая бутылка «Джемесон».

Все так же кивнув в знак благодарности, она, не говоря ни слова, сунула виски в рюкзак и направилась к выходу.