Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 44



Большинство из нас ненавидит двигаться в неизвестность. Мы действуем как человек, который уронил ключи от машины на лужайку ночью, но упорно ищет их на обочине дороги под фонарями… просто там лучше видно. Мы не хотим рисковать. По правде говоря, вероятность успеха при безопасных, знакомых действиях очень невелика. Оцените степень ваших достижений в свиданиях. Чтобы найти то, что вы ищете, вам нужно искать там, где вы еще никогда не были.

Итак, вам необходим подходящий момент, чтобы начать? Давайте посмотрим, насколько серьезно вы настроены. Составьте список всего, что, по вашему мнению, стало следствием компенсации заикания.

Поставьте галочку напротив того, от чего вы намерены отказаться.

Составьте на отдельном листе список того, что вы хотите начать делать прямо сейчас, чтобы укрепить свои слабые места. И укажите, когда вы собираетесь начать что-то предпринимать.

Я уверен, что вы сделаете первый шаг.

Последнее замечание. Мне повезло познакомиться с довольно большим количеством людей, которые реально изменили свои коммуникационные возможности. Некоторые успешно прошли терапию. И все они, без исключения, уже многое изменили в своей жизни, чтобы закрепить более легкую и свободную речь.

Помните: если вы хотите, чтобы в вашем кольце был камень большего размера, вам нужно поменять оправу.

Когда ты не как все

В начале 70-х мы с женой провели две недели, полные приключений, в Марокко. На третий день поездки мы оказались в маленьком городке Чечауно, расположенном в горах. После завтрака мы отправились на экскурсию в медину – арабский квартал – с 12-летним мальчиком, который взял над нами шефство, став нашим «официальным» гидом. Когда мы шли по узким выбеленным улицам, мы увидели группу маленьких девочек, направлявшихся в школу. Какое-то время мы шли вместе с ними, и я получил прекрасную возможность попрактиковаться во французском языке. Для меня, как и всегда, пообщаться с людьми другой культуры и поговорить на их родном языке было очень интересным и полезным делом.

Оказалось, что мы с девочками легко понимаем друг друга, и я подумал, что неплохо было бы повеселиться, сыграв с ними в игру, которой я научился много лет назад у старого друга нашей семьи.

«У меня мышка в кармане», – сказал я им, засовывая руку в карман и вынимая ее слегка сжатой в кулак, как если бы у меня там действительно была мышь.

«Послушайте, она сейчас заговорит». В этот момент, так же как наш друг всегда и делал, я несколько раз сложил вместе и разъединил ладони, издавая тем самым писклявый звук. Затем я показал оба кулака. «В какой руке мышка?» – спросил я одну из девочек. Она показала на один из кулаков.

«Нет, – сказал я, – не там», – и раскрыл кулак, чтобы показать, что он пустой. Затем сжал оба кулака опять.

«Где мышка теперь?»

Маленькая девочка указала на другой кулак.

Я притворился, что перекладываю мышь из руки в руку, а затем открыл кулак, в котором как бы первоначально находилась мышь, чтобы показать, что и он пустой.

«Нет, ее там нет».

«Она в другой руке, – закричала маленькая девочка, – открой другую руку!»

Опять я показал это шоу с предполагаемым перекладыванием мыши и раскрыл кулак, из которого «переложил» мышь. «Нет, ее там нет», – сказал я, показывая девочкам пустую ладонь. Они подумали, что поймали меня. «Она в другой руке», – сказали они возбужденно.

В этот момент я развел обе руки и одновременно раскрыл их, чтобы показать, что они обе пусты.





«Она исчезла».

Девочки застыли. Мышки нет.

Наступил кульминационный момент моего трюка. Когда я был ребенком, наш друг в этот момент наклонялся к моему уху и говорил: «Вот она. Она была в твоем ухе». Он обхватывал мое ухо рукой и притворялся, что вытаскивает что-то оттуда. Затем складывал ладони вместе, чтобы показать, что мышь снова находится в его руках в полной безопасности.

«Ах, вот она где!» – сказал я и потянулся к уху ближайшей девочки. Она испуганно отскочила назад. Затем все дети бросились бежать от меня, и мгновенно я оказался один.

Их реакция изумила меня, и мое сердце бешено забилось. Люди, с которыми у меня только что был близкий контакт, в ужасе убежали от меня. Я почувствовал себя как прокаженный.

Стараясь изо всех сил не показать мое смущение, я продолжал игру и снова поскрипывал руками, показывая, что мышка снова спрятана у меня в ладонях.

Девочки продолжали наблюдать за мной, но с безопасного расстояния. Потом, одна за другой они направились в школу, а Дорис, я и наш маленький гид продолжили экскурсию по медине.

Я был расстроен случившимся и переживал по этому поводу несколько дней. Это не поддавалось разумному объяснению. Казалось, что само по себе событие не должно иметь такого значения. Однако я сильно мучился и не мог выйти из этого состояния. Отчего моя реакция оказалась такой продолжительной и острой? Какое вообще значение имел для меня этот случай?

Что-то меня заинтриговало. Чувства были знакомы. Я уже испытывал их раньше. Но где?

О да, я вспомнил. Я испытывал их всегда, когда у меня случался длинный речевой ступор и люди смотрели на меня удивленно. Я мог быть в школе или в любой другой речевой ситуации. Я зажимался, не мог говорить и после этого бывал расстроен по нескольку дней, потому что думал, что показал себя странным человеком. Те чувства были такие же. Однако тот случай в Чечауне был никак не связан с заиканием. Но если не заикание меня расстроило, то что?

Это было как озарение. Оно пришло ко мне, когда мы покупали безделушки в маленьком магазинчике.

Я боялся быть не как все. Быть другим означало то, что люди могут отвернуться от меня, что я потеряю с ними контакт.

Мой страх быть не как все имел очень важное значение в жизни. Пока мы ехали, наблюдая безлюдный марокканский пейзаж, к обширным рынкам Фезы, я по-всякому обыгрывал свою мысль. Я спрашивал самого себя: «Предположим, что все четыре миллиарда человек в мире заикаются. Предположим, что заикание – норма. Были бы тогда мои речевые ступоры проблемой?»

Конечно, нет.

Что я понял тогда, когда мы ехали по хайвэю, наблюдая застывший пейзаж, так это то, что мои отрицательные чувства по поводу того, что я – заика, никогда, даже в самые тяжелые мгновения не были связаны с заиканием. Я боялся быть другим, боялся выглядеть странным. Я хотел быть как все другие люди. Хотел, чтобы им было комфортно общаться со мной. Хотел принадлежать к их сообществу. Поэтому, стараясь ни в коей мере не расстраивать других людей, я постоянно менял и регулировал себя, создавая такой образ, который им понравился бы, потому что я считал, что нравиться людям – это единственное, что мне оставалось. К сожалению, за то, что я менял себя в угоду другим, мне пришлось заплатить – я потерял контакт с самим собой, с тем, кем я был на самом деле.

Это тяжело было принять. Но это было так. Годами я позволял контролировать себя другим людям, тем, кто, как я полагал, сделает меня нормальным, а по сути – всем. Я разрешал им определять мою жизнь просто потому, что считал, что мне от них что-то нужно. Я сделал бы что угодно, лишь бы не отличаться, и поэтому всегда сдерживал свои естественные порывы, если чувствовал, что могу быть за них осужден. Годами я ограничивал себя в речи, и это сдерживание энергии лишь усиливало мои речевые ступоры. Теперь я мог видеть совершенно ясно, что самоосуждение и сдерживание себя все еще присутствуют в моей жизни. Сказать по правде, я не допустил того, чтобы реакция девочек помешала мне контактировать с ними. Это было хорошо. Но внутренне я весь сжался от того, что они отпрыгнули от меня.

Я воспринял это на свой личный счет.

Со времени нашей поездки в Марокко прошло тридцать пять лет, но та неожиданная утренняя встреча в Чечауне во всех деталях до сих пор стоит у меня перед глазами. Я знаю, что всегда должен помнить об этой моей сверхчувствительности на реакцию других людей. Если я сдерживаюсь или извиняюсь за то, что такой, какой есть, или пытаюсь представить улучшенную версию себя, я начинаю думать о себе плохо. Если я делаю так слишком часто, то понимаю, что могу начать опускаться по спирали вниз. Если я позволю этому продолжаться слишком долго, то, кто знает… Возможно, я снова создам отношения, чувства и убеждения, которые создавали мое заикание. Вернутся ли тогда речевые ступоры? Теоретически, полагаю, что вполне возможно. Но тогда перед этим мне придется позабыть обо всем, что я узнал и попробовал.