Князь Холод

Ну да бес с ним, с купцом. Сушков сам давно убеждал Михаила Васильевича отказаться от несоответствующего его статусу брака, который мог прибавить богатства, но не таких необходимых при дворе связей. Но Бодров все медлил, раздумывал, сомневался. Эх, что нужда в золоте с людьми делает!

Как бы то ни было, вопрос с Калашниковым сейчас казался довольно просто решаемым. В сложившихся обстоятельствах тот сам должен быть озабочен разрывом помолвки. Гораздо сложнее с господином Сахно.

Поручик третьего Ивангородского драгунского полка Владимир Сахно был известным на всю страну дуэлянтом, с удовольствием «продававшим» свою шпагу владельцам тугих кошельков. И его появление в Белогорске могло означать только то, что в ближайшее время там намечена дуэль с его участием. Вопрос же о том, кто может оказаться мишенью Сахно, ни у Сушкова, ни у Лукьянова сомнений не вызывал. И это действительно серьезная проблема, ибо спровоцировать дворянина на дуэль очень легко, а драться с дуэлянтом-поручиком на шпагах – это дело, заранее обреченное на провал.

– Вот что, Афанасий, – решительно заявил Лукьянов после недолгих раздумий, – князь сейчас фехтует так, что любо-дорого смотреть, не в пример лучше прежнего. Но рисковать не стоит, Сахно я из Белогорска удалю. А с Калашниковым, будь добр, разберись сам.

– Добро, Игнат, так и поступим. Нам князя беречь нужно, и так мы его чуть не лишились полгода назад.

4

– То есть вы, Юрий Иванович, предлагаете разорвать помолвку? Я вас правильно понял?

Я с интересом вглядывался в подаренное мне Калашниковым зеркало. Оно было достаточно большое, примерно полметра в ширину и полтора в высоту, вставленное в фигурную деревянную раму и очень качественное. Пожалуй, качество даже было сопоставимо с зеркалами из моего мира. И, несомненно, это было лучшее произведение мастеров-зеркальщиков, виденное мною в новой реальности. Или в новом мире, как правильно? Я с этим пока не разобрался, и было совершенно непонятно, смогу ли разобраться вообще. Да и нужно ли разбираться? Спору нет – вопрос интересный, но ломать голову над поиском скорейшего ответа не было особого желания. Я понимал, что нужно жить, что называется, здесь и сейчас, исполняя роль Михаила Бодрова, а не биться в истерике, требуя вернуть меня обратно. Объяснения так называемой «целительницы» бабы Насти я принял на веру, хотя время от времени приступы беспокойства за семью накрывали меня с головой.

Трижды за прожитые здесь полгода я посещал жилище Настасьи Фоминичны с просьбами показать меня, жену и детей в том, прежнем, привычном мире. Дважды она выполняла мои просьбы, на третий раз уже не смогла. Правда, заверила, что раз я здесь чувствую себя хорошо, значит, и там у меня тоже все хорошо. Мол, чем лучше у меня здесь будут идти дела, тем лучше будут идти дела там у меня того, настоящего. Может, и есть в этом какая-то логика, но больше похоже на внушение из разряда «иди, работай – и будет тебе счастье».

Собственно говоря, какой у меня выбор? Либо свести счеты с жизнью, либо быть князем. Как-то второе мне улыбалось больше. Тем более что попал я в Таридию – русскоязычное царство, протянувшееся от Северного до Южного моря аккурат посреди континента, в эпоху, примерно соответствующую концу семнадцатого – началу восемнадцатого века на Земле. То есть в то время, когда благородное происхождение давало весомые преимущества перед простолюдинами. Таридия сильно уступала в размерах Российской империи, хотя и считалась довольно крупным государством. Но крупность эта была из разряда «одна из многих», поскольку все соседние государства были сопоставимы по размерам. Впрочем, нынешние размеры наглядно отражали тот факт, что прошедший век царство никак не могло занести себе в актив, поскольку все соседи – Силирия, Улория, Тимланд – всё это время планомерно откусывали для себя части его территории. Дошло до того, что жизненно важный выход к Южному морю сжался до каких-то двухсот километров, да и на те претендовало агрессивное Улорийское королевство. В общем, положение у таридийского монарха было незавидное, и, чтобы исправить его, требовалась фигура масштаба Петра Первого. Только вот царь Иван Федорович из династии Соболевых Петром Великим точно не был. Нет, он был неплохим государем, но далеко не выдающимся. Зато звезда его старшего сына Федора все ярче сверкала на политическом небосводе. Царевич был умен, решителен, амбициозен. Именно с его подачи были проведены реформа государственного управления и денежная реформа. В настоящий момент в самом разгаре была реформа армии. Если кто и вернет в ближайшем будущем славу Таридии, так это наследник престола Федор Иванович.

Ну, а я с большим интересом понаблюдаю за этим процессом, раз уж оказался в данное время в данном месте. И желательно бы немного со стороны. Только вот боюсь, что со стороны не получится, затянет меня в самое сердце интриги.

Сделав несколько шагов назад, я полностью втиснул свое отражение в зеркало. Повернулся левым боком, правым, затем спиной – м-да, хорош! Впервые появилась возможность нормально рассмотреть «нового себя». Тело мне досталось молодое, чуть пониже прежнего и более субтильное. Михаил человеком был болезненным и не утруждающим себя никакими физическими нагрузками. Черты лица самые обычные: нос прямой, глаза серые, подбородок с ямочкой, которая, по утверждениям физиономистов, указывает на упрямство персонажа. Волосы светло-каштановые. Ничего, жить можно.

Еще бы к дурацкой одежде привыкнуть! Белая сорочка, короткие штаны, бордовый камзол с причудливой вышивкой, белые чулки и туфли с пряжками! Бр-р! Как к такому привыкнуть? Слава богу, что ношение парика не было обязательным – я ухватился за эту необязательность словно утопающий за соломинку.

– Великолепное зеркало! – на всякий случай я прикоснулся к поверхности кончиками пальцев, попытавшись «сдвинуть» изображение, словно на экране сенсорного гаджета – у Фоминичны-то двигалось! Но нет, похоже, что чудеса закончились, зеркало оказалось просто зеркалом.

– Да, ваше сиятельство, – с готовностью подтвердил купец, – из Фрадштадта привезено вам в подарок!

Разговор не клеился. Явно чувствуя себя не в своей тарелке, Калашников был слишком напряжен, и каждое слово давалось ему с превеликим трудом. А уж от фразы о подарочном зеркале беднягу и вовсе бросило в пот – судя по полученным мною сведениям, за такой подарок можно было спокойно купить небольшое поместье. И к этому нужно приплюсовать те суммы, что князь без зазрения совести брал в долг у незадачливого кандидата на звание своего тестя.

– А что, Юрий Иванович, можно ли у нас такие зеркала делать? – я тоже толком не знал, как себя вести с представителем купечества, поэтому попытался перевести разговор на тему, в которой собеседник мог чувствовать себя свободнее.

– Да бог с вами, Михаил Васильевич, – глаза Калашникова округлились от удивления, – куда нашим-то криворуким? Тут и рецептура секретная, и мастерство запредельное, а у нас хоть бы научились прилично простое стекло делать.

– Так что в Таридии вовсе зеркальщиков нет? – кажется, я промахнулся, задав вопрос, ответ на который был известен любому младенцу. По крайней мере, Сушков беспокойно заерзал на стуле в своем углу, а во взгляде купца я прочел мрачную решимость идти до конца – он только что окончательно уверился в моем слабоумии.

– Зеркала, князь, нигде кроме Фрадштадта не делают.

– Жаль, можно было бы неплохо заработать, – ответил я, отмечая в уме, что чуть позже нужно будет поинтересоваться этим вопросом.

Историей я всегда интересовался, правда, в основном мой интерес концентрировался на сражениях и войнах, а не на развитии производства, но то, что долгое время зеркала были большой ценностью, я знал. И помнил, что крупнейшим центром производства зеркал являлась Венеция. Время могу сопоставить только примерно, но определенные параллели с моим миром уже прослеживаются – что-то в районе петровской эпохи плюс-минус полста лет. Пока не знаю, что это мне дает, но знания лишними не бывают.