Страница 12 из 18
Последний блинчик испарился из тарелки, он удовлетворенно откинулся на спинку стула, вытянув под столом свои невозможно длинные ноги, как огромный ленивый кот.
Дурацкое сравнение… Какой из него кот?… Скорее, тигр или леопард… точно… леопард — черный, гибкий, с лоснящейся гладкой шерстью и обманчиво мягкой наружностью… протяни руку — и откусит по локоть. И ведь не обманул, действительно голодный…
— Слушаете, где вы все это взяли? — Влад поворачивает к ней лицо и вдруг из каменного истукана превращается в добродушного плюшевого увальня, настолько меняет его широкая заразительная улыбка, расцвечивающая каждую суровую черточку. — Никогда не покупал здесь таких вкусных блинов. Прямо как у мамы.
…Он что, с луны свалился? Как можно перепутать магазинную еду с домашней?
— Я не покупала блины, я их приготовила, — устало отвечает Аня, рассеяно прокручивая ножку фужера по столу.
— В смысле — приготовили? — он смотрит на нее с какой-то странной смесью подозрения и недоверия.
…Странный все же… он что, не знает, что женщины умеют готовить?
— В смысле — руками, — вздохнула она, и опять уткнулась взглядом в одну точку.
— Вы кого-то ждали? — голос Влада заставляет её вынырнуть из вязкого состояния индифферентности.
— Что?
— Ну, вы же для кого-то это готовили? — пристально изучая её взглядом, спрашивает он.
— Привычка, просто глупая привычка. Никак не могу избавиться, — грустно отмахивается от его вопроса, как от назойливой мухи, Аня.
— Вы когда в следующий раз от привычки избавляться будете, меня позовите, — улыбается он. — Можно, я доем? — Влад кивает головой на последний кусок мяса по-японски, уморительно просительно корча гримасу.
Аня безразлично пожимает плечом, и он с реактивной скоростью уволакивает остатки пищи, смачно впиваясь белоснежными зубами в сочный ломоть, медленно прожевывая и упоенно жмурясь. Только не мурчит разве что… и куда в него столько влезает? Легче убить такого, чем прокормить…
— У вас талант, — наконец, насытившись и отбросив в сторону салфетку, дружелюбно сообщает он. — Если бы не знал, что вы известный модельер, принял бы за знаменитого шеф-повара. Очень вкусно. Я теперь понимаю, почему вы в рестораны не ходите. Там так не готовят.
Аня, удивленно моргая, разглядывает его вальяжно расслабленную фигуру.
…Чего это его прорвало, как плотину? Ах, да… наелся, наверно…в от уж воистину: голодный мужчина — злой мужчина…
— Откуда вы знаете, что я модельер? — вдруг спохватывается она.
У него округляются глаза, словно у воришки, пойманного на месте преступления, а через мгновенье по лицу совершенно ничего нельзя прочитать. Спокойное, бесстрастное, просто памятник самому себе…
— Ну, вы ведь модельер, — скорее утверждая, чем спрашивая, произносит он. — Закревская Анна.
Аня напряглась, подозрительно насторожившись. Откуда он может знать, кто она такая? Такие, как этот, вряд ли модой интересуются… моделями, да… тут на морде написано — я бабник.
— Племянница и сестра мне все уши прожужжали об удивительно талантливой Анне Закревской. Вы сказали, что ключи Лера дала, а когда представились, я сопоставил все факты и понял, что вы и есть та самая…
…Надо же, он еще и сопоставлять умеет…
— А вы мужскую одежду тоже шьете? — зачем-то спрашивает он.
— Нет.
— Почему? — в его голосе столько удивления, как будто это преступление — не шить одежду для мужчин.
…Ну да, для таких, как этот, все должно вертеться вокруг него, любимого… самоуверенный и самовлюбленный.
— Нерентабельно, — спускает его с небес на землю ответом Аня. — Мужчины реже интересуются модой, чем женщины.
Он, кажется, с ней не согласен, но молчит и лишь как-то недоуменно поводит бровью.
— Жаль, я бы обязательно купил у вас что-нибудь.
Теперь очередь Анны удивляться.
…С чего это вдруг аттракцион такой неслыханной щедрости?… или хотел сжилить с нее авторскую вещь за бесплатное проживание в его хоромах?
— Вы даже не видели моих моделей одежды, — со скепсисом в голосе заявляет она. — Как же вы собрались что-то покупать?
— Почему не видел, — он складывает на груди свои руки, отчего рукава трикотажной футболки натягиваются на его огромных бицепсах и кажется, что вот-вот треснут.
…Да на такого, чтобы пошить что-то, вагон ткани уйдет…
— Вас ведь называют «королевой асимметрии», — невозмутимо продолжает он.
Убил наповал. Аня натужно пытается переварить, откуда он знает это идиотское прозвище, навязанное ей модными критиками. Он что, правда модой интересуется?
— Кстати, платье вы Соне потрясающее сделали. Я вот и подумал, если бы вы создали мужской свитер в таком стиле, купил бы с удовольствием. Да, чуть не забыл, — он достает из кармана Лерины ключи и кладет их на стол перед Аней, — я завтра рано утром уеду, дом в вашем распоряжении.
Она смотрит на ключи, потом на сидящего рядом мужчину, и как под гипнозом выдавливает из себя:
— Спасибо.
— Ну, что вы, это я вас должен поблагодарить за ужин. Если бы не вы, лег бы спать голодным.
Его слова вдруг словно переключают внутри нее невидимый тумблер. Сколько времени? Что она делает здесь так поздно?
Спохватившись, Аня начинает быстро убирать грязные тарелки.
— Не надо, — её руки перехватывают сильные, обжигающе горячие ладони, и посуда с мелодичным звоном сыпется на стол.
Он опять это сделал!? Опять прикоснулся к ней. Так просто, без разрешения, без смущения. Как ему удается так легко и беспрепятственно обходить все выставленные ею барьеры? Как ему вообще удалось уговорить её остаться, да еще и согласиться кормить его?
— Я вас сегодня и так достаточно поэксплуатировал, — он виновато улыбается, пожимая огромными плечами. — Мне даже стыдно. Я тут сам все уберу и помою, а вы идите, отдыхайте. Я вещи в вашу комнату поставил.
Аня растерянно наблюдает за тем, как Влад убирает посуду в мойку, включает воду и не спеша делает её привычную женскую работу.
Медленно развернувшись, она как сомнамбула выходит из кухни, поднимается по лестнице на второй этаж, идет по длинному коридору и приходит в себя только на пороге комнаты. Рядом со шкафом, аккуратно приставленный, стоит её чемодан, ничего в спальне не напоминает о её присутствии здесь раньше. Она оглядывается по сторонам, пытаясь понять, как он понял, что она выбрала именно эту комнату. Он что, ясновидящий?
Аня разобрала кровать, переоделась и, укутавшись в одеяло, долго не могла заснуть, пялясь глазами в темноту комнаты, прислушиваясь к неясным шорохам и звукам, силясь понять, что она здесь делает. Первый раз за столько лет она засыпала, находясь в доме не одна. Более того, где-то там, за стеной, был мужчина. Чужой мужчина. Странный мужчина… Странная встреча. Странный вечер. И она сегодня странная, сама не своя… Удивительно, но призраки холода и страха, мучавшие её каждую ночь, сегодня почему-то не пришли, и было непонятно, то ли они попросту не жили в этом доме, то ли боялись появляться здесь, опасаясь его грозного хозяина.
Она проснулась на рассвете, сразу не сообразив, где находится, а потом поток воспоминаний нахлынул на нее полноводной рекой, выметая из головы остатки сна.
Чужая страна. Чужой дом. Чужая спальня. И еще один постылый одинокий день. Сколько еще она должна будет прожить таких дней, чтобы Господь, наконец, позволил ей, воссоединится с её мальчиками? Сколько еще она должна вынести страданий, чтобы всевышний посчитал её достойной своих небес?
Поднявшись с постели, она умылась, оделась и села на стул, послушно ожидая, когда придет привычное ощущение гнетущей пустоты и нестерпимой боли, с особой жестокостью терзавших её в эту жуткую дату. Она была готова. Она привыкла. Срослась с этой болью, ощущая её неотъемлемой частью себя. Она уже не помнила, как может быть по-другому. Аня достала из сумки пожелтевшую истрепанную газету пятилетней давности и, аккуратно расправив на столе, снова и снова стала вчитываться в строчки, возвращая себя в тот страшный день. Зачем она это делает? Зачем каждый раз мучает себя, не давая его величеству времени стереть из книги памяти все следы разбившей ей сердце трагедии. Зачем не хочет отпустить их? Наверно, потому, что пока она помнит, пока воскрешает перед глазами их лица, голоса, жесты, для нее они остаются живы… Они никуда не ушли, они всегда рядом, навечно застыв каплей нежности в её душе, только протяни руку, закрой глаза, и они сразу придут на зов её сердца.