Страница 138 из 143
Через семь половиной минут она сама открыла дверь. Волков вскочил и от неожиданности замешкался перед прыжком. Ксения протянула ему малыша, который улыбался и тянул к чудовищу ручонки.
— Смотри, папочка, какой у тебя крепыш, прямо как ты, — ласковый жесткий голос дрожал.
Мужчина зарычал и угрожающе двинулся к ним. Ксения закрыла глаза.
Дымок костра, горячий чай — всё это навевало приятные воспоминания. Вас Вас впервые за последние сутки не чувствовал боль в животе и по-настоящему смог расслабиться.
— Не хотите моей настоечки на черноплодной рябине — всё время старалась чем-нибудь ещё угостить понравившегося ей человека старуха. Тем более, что её сынок-алкаш, выдув в одно жало бутылёк с дешёвым коньяком, громко храпел.
Вас Вас не стал отказываться. Они даже чокнулись стаканами с настойкой.
В это время соседние костры обходил какой-то человек. Подошёл он и к ним. Мужика этого тут называли Бригадиром. Он собирал для чего-то деньги — по 100 евро за взрослого и 50 за ребёнка.
— Эй, скрипач, — обратился к нему бригадир, — с тебя полтора косаря еврейских денег.
Сенин ответил, что у него нет с собой валюты.
— Можно и деревянными, — согласился Бригадир, — но тогда с тебя десять косарей. Дорого, а что делать, жизнь дороже.
Вас Вас предложил расплатиться оставшимися у него консервами, но соседи по костру быстро ему втолковали, что у тех, для кого собирается дань, такого добра в избытке. Им нужны живые деньги, желательно валюта.
— А на что идут деньги? — спросил Вас Вас.
— На содержание зоопарка отбашляем, — поглаживая тонкие усики, хохотнул яйцеголовый учитель физкультуры. — Видели клетки в паре сотен шагов отсюда?
Пожилая глава семьи тяжко и протяжно вздохнула. Но мужик Бригадир не видел тут никакой трагедии:
— А я считаю, что хозяева квартала делают хорошее дело. Они создали для нас безопасное место. Я знаю, что многие даже бросают на ночь свои квартиры и приезжают сюда. Потому что здесь гораздо больше шансов дожить до утра. К тому же ночной патруль уничтожает крыс.
— Это вы о бездомных? — подал голос пристроившийся по соседству бродячий поэт, которого Вас Вас недавно угостил тарелкой супа.
Но Бригадир ответил не ему, а Сенину:
— Я сочувствую тем, кто потерял свои дома и близких. Но у меня нет ни капли жалости к разным опустившимся типам: алкоголикам и наркоманам и бомжам. Если их станет меньше все только выиграют — он кивнул на старого поэта.
Тот немедленно ответил, странный голос его зазвучал торжественно, нараспев, словно он разговаривал с ночным ветром:
— Бойтесь бывшего человека. Он восставший из могилы, тело его — обитель червей и мерзости. Нет жизни в глазах его, нет тепла в коже его, нет биения в груди его. Душа его пуста и черна, словно ночное небо. Он смеётся над мечом и плюёт на стрелы, ибо не повредят они его плоти. Вечно будет он ходить по земле, чуя сладкую кровь живых, пируя на костях проклятых.
Берегись, ибо он — живой мертвец.
Все слушали как завороженные, в том числе Бригадир. Он очнулся лишь когда прозвучала последняя строка странного пророчества и сердито закричал на кликушу:
— Почему ты говоришь это мне?!
— Потому что некоторые живые на самом деле тоже давно мертвы, — бесстрашно пояснил поэт. — Бацилла равнодушия и жестокости убила в них душу и отравила мозг. Вы такой же мертвец, как те, что бродят там баррикадой. Даже хуже, потому что они не ведают, что творят!
Бригадир выругался на старика, но поспешил уйти, словно опасался связываться с полоумным. Зато люди у костра дружно приняли сторону поэта, ему даже освободили персональное место поближе к огню и налили полную чашку горячего чаю. Сборщика дани тут недолюбливали и всем понравилось, как старикан-интеллигент его умыл. Похоже поэту даже светило быть на ближайшую ночь принятым в семью. Хотя чужакам редко теперь бывают рады, но сегодня определённо всем скитающимся везёт, так думал Вас Вас, пока не появились крепкие парни с повадками бандитов.
Глава 109
Какое-то время Легату предстояло провести в отдельной камере вместе с дочерью — таково было условие, на котором им с Оксаной позволили остаться. Стас постоянно думал об обещании, которое дал тюремному доктору: он сам должен будет убить дочь, если увидит, что она заражена. Что ж, он сделает это, а потом покончит с собой, потому что жить дальше не будет иметь никакого смысла.
Их с дочерью привели в знакомый Стасу тюремный блок. Стоило Легату появиться тут, как из-за третьей слева железной двери зазвучали голоса бывших сокамерников из привилегированной камеры, где он когда-то провёл несколько суток. Оказывается бытовиков уже второй день вообще не кормят и не выводят из камеры.
— Мы ждали вас, уважаемый! — почтительно обращались к нему исстрадавшиеся сидельцы. — Вы наша последняя надежда.
Стас попросил сопровождающего конвоира обождать, чтобы выслушать всех.
— Старика помните? — говорили ему. — Бухгалтера из театра. Так он этой ночью умер, потому что не получил лекарство. Он был инсулинозависимый диабетик.
— О нас просто забыли! — в отчаянии воскликнул кто-то ещё из бывших сокамерников. — Труп старика никто не собирается забирать в морг.
— Передайте, пожалуйста, здешним начальникам, — очень просили Легата ожидающие суда дельцы и чиновники, — что если у них возникли проблемы с продуктами для нас, то мы сами за них заплатим, хорошо заплатим! Здесь большинство сидят солидные состоятельные люди.
— Давай в камеру! — поторопил Стаса конвоир. Люди за железной дверью перешли на отчаянный крик, торопясь высказать ему всё. И Стас не держал на них обиду за то, что когда-то сокамерники открестились от него в угоду Гарику Маленькому, но и обнадёжить их не мог, ибо собственное будущее было для него под большим вопросом.
— Ты голодна? — повернулся к дочери мужчина, когда за ними закрылась дверь одиночной камеры.
— Я соскучилась по мамочке, — зевая и устало хлопая слипающимися глазками, прохныкала девочка.
— Скоро мы увидим её. — Отец сел на кровать и взял дочь на руки, начал качать её и хрипло затянул единственную известную ему колыбельную, как Оксана не уснула. Дышала она очень неровно. Вскоре кожа её стала холодной и серой, как цементные стены камеры. Забеспокоившись, Стас не обнаружил ни пульса, ни сердцебиения. Он уже хотел броситься к двери, колотить в неё, звать охрану, врача, но вдруг уловил тихое посапывание дочери. Нет, ему просто показалось. Да и не откроют ему, пока у тюремщиков не будет полной уверенности, что с его дочерью всё в порядке.
Легат и не заметил, как сам отключился.
…Пробуждение его было нервным. Резко открыл глаза будто током ударило. Он всё так же сидел на кровати, облокотившись спиной о стену, но дочери рядом не было. Сколько именно он проспал, сказать было трудно. Свет в камере не горел. Пригляделся и разобрал тёмный комок в дальнем углу. Позвал:
— Котёнок.
В ответ тихое рычание. Сверкнули злые глаза затравленного зверёныша.
— Ну иди сюда, не бойся, котёнок.
Рычание стало злей.
Стас поднялся, сделал несколько шагов и опустился на колени перед девочкой.
— Это же я, малыш.
Она кинулась на него, он даже не попытался уклониться, дочь вцепилась зубками ему в плечо.
— Тише, тише, котёнок, а то злые охотники за стеной нас могут услышать — шептал он и ласково прижимал к себе маленькое худенькое тельце. Оксана так дёргалась, что даже ему взрослому мужчине не просто было её удержать подле себя. Обычно очень спокойный и ласковый ребёнок корчился в его объятиях, как дикое животное, отцовское плечо, в которое дочь пыталась впиться, лишь частично заглушало рычание.
Но всё равно охрана была начеку и быстро среагировала:
— Эй, папаша, — прозвучал за дверью камеры голос надзирателя, — ты должен убить своего зверёныша, ты же обещал новому начальнику.