День из чужой жизни

На этом мы расстались, и я пошла в ванную. Там я застряла весьма надолго: мало того что в ванной время летит для меня незаметно, так еще и ничто не действует на меня так успокаивающе, как теплая вода, а успокаиваться мне, сами понимаете, было после чего. Ну и, опять же, добросссо… вестными котами вся провоняла.

Господин помощник Силантьева (так и не успела прочитать в корочках его фамилию!) за это время успел сверху донизу осмотреть мою квартиру, лишний раз заверившись моим согласием через закрытую дверь ванной комнаты. Надеялся, что предыдущие незваные гости что-то оставили здесь по его душу? Вот на что я бы уж точно надеяться не стала. Когда я вышла из ванной, следователя в двух моих комнатах уже не оказалось, зато из кухни доносился аромат жарящихся котлет. На этот запах я и пошла, застав на своей заброшенной после развода кухне совершенно невероятное (для меня, во всяком случае) зрелище: мужчина, следя за тихо шипящей на плите сковородой, резал хлеб на разделочной доске.

– С легким паром, Людмила Ивановна, – сказал он, увидев меня. – Извините, что я тут решился без вас похозяйничать, но, знаете, есть очень хочется, а разговор у нас с вами предстоит еще долгий.

– Это вы меня извините, – воскликнула я с запоздалым раскаянием: надо было бы сообразить, что человек зашел ко мне с работы, и хотя бы чашку чая предложить. Впрочем, а что бы я могла еще предложить ему, кроме банальной заварки? Я ведь в отличие от него не ношу в своей сумке домой полуфабрикатов, чтобы не подвергать свой желудок искушению. Были только кефир с отрубным хлебушком – и те погибли, даже не доехав в сумке до дома, а героически спасая мою жизнь на подступах к нему. И я честно призналась: – Но, знаете, сегодня я не ожидала гостей, а сама для себя практически ничего не готовлю в последнее время.

Он улыбнулся:

– А я это уже понял. У вас вся посуда абсолютно сухая. А между тем, судя по кухонному полотенцу, у вас нет привычки ее вытирать.

– Надо же, какая проницательность, – удивилась я. – Ну а что еще вы можете обо мне сказать?

– Что ваш муж был маменькиным сынком, плавно перекочевавшим из родительских рук в супружеские, – заявил он.

– Ну, в последнее-то время он, надо заметить, несколько подрос, – уточнила я. – Настолько, что даже решился отказаться от опеки. Но как вы узнали, что он собой представлял?

– По множеству мелочей. Но главное, уж очень удивленный у вас был вид, когда вы увидели, как я готовлю ужин. Наверное, вам нечасто доводилось видеть мужчину у плиты?

– До сегодняшнего дня не чаще, чем подлинник Моны Лизы, – согласилась я. – Простите… как вас?

– Паров Николай Андреевич. – Он сделал движение к карману пиджака, будто снова намереваясь достать удостоверение, но я махнула рукой, останавливая его: человеку, который так умеет жарить котлеты, очень хотелось верить на слово. Он понял мой жест и, оставив удостоверение на месте, пододвинул мне стул: – Садитесь, Людмила Ивановна. Вы вышли как раз вовремя, все готово.

– Вообще-то, вы знаете, я на диете, – призналась я, в то же время незаметно (надеюсь!) втягивая ноздрями аппетитные запахи (черт, жрать-то как хочется!).

– Похвально, – одобрил следователь. – Но диета, как и все плохое, должна хотя бы иногда сменяться чем-то хорошим. К тому же стол совсем не ломится от яств, так что опасность серьезно впасть в грех чревоугодия вам не грозит.

Ну, что было на это ответить? К тому же после всех своих сегодняшних стрессов аппетит у меня разыгрался, как у целого стада раздразненных крокодилов, – того и гляди, слюна на стол закапает. Так что села я, не особо выпендриваясь, и принялась уничтожать котлеты с картофельным порошковым пюре, стараясь при этом не урчать от жадности. А после ужина мы пили еще чай с печеньем, приправленным чувством неловкости с моей стороны – ведь, по идее, это мне, хозяйке, нужно было бы угощать гостя, а не сжирать половину его запасов. Но когда и чай был выпит, неловкость уступила место другим, более насущным чувствам. Сразу после того, как молчаливо ужинавший следователь снова заговорил, возвращая меня, совершенно потерявшую от избытка событий ориентацию в происходящем, к недавним событиям.

– Ну а теперь, Людмила Ивановна, давайте оставим на время вашего мужа в покое, и вы мне расскажете, как можно подробнее, о том, что с вами произошло по дороге домой.

– Ох! – выдохнула я для начала вместо предисловия. Уж очень свежи и красочны были воспоминания! Для тех, кто любит экстремальные ощущения – самый, так сказать, кайф, но я-то к таким не отношусь. Однако человек ждал моего рассказа, а не симфонии из ахов и охов, и я собралась-таки с духом, выложив ему все, как он незадолго до этого выкладывал мне котлеты со сковородки. Не знаю, правда, получил ли он от моего рассказа такое же удовольствие, как я от его котлет, но описанные мною события его явно заинтересовали. Выслушал он меня очень внимательно, даже не улыбнувшись при описании сцены омовения кефиром, потом задал несколько уточняющих вопросов о том, как выглядели эти парни. Ну а после, согласившись с тем, что им был известен не только мой внешний вид, но и адрес, он сказал:

– Я думаю, что именно эти ребята и побывали здесь, в вашей квартире, перед тем как подкараулить вас на улице. Напрашивается вывод о том, что они здесь что-то искали, но, не найдя, решили выпытать нужную им информацию у вас лично.

– Информацию? – неподдельно удивилась я. – Да о чем меня можно спросить? Разве что о способе борьбы с тараканами, которых мне удалось-таки вывести, несмотря на то что меня ими через вентиляцию регулярно обеспечивали соседи.

– Нет, такое их вряд ли интересует, – усмехнулся он. – Я вот думаю, может, ваш муж в ваше отсутствие заходил к вам и что-то спрятал в вашей квартире? Ключи ведь у него были.

– Как вы догадались? – удивилась я.

– А как они иначе могли пробраться к вам, не взломав дверь? – ответил он вопросом на вопрос. – Только открыв ее ключами, которые раздобыли у вашего мужа. Замок открыт без всяких повреждений. Я ведь все тут осмотрел. Думал, может, пальчики какие-нибудь найду. Но нет, ребята были в резиновых хирургических перчатках. Следы талька остались, а вот больше ничего. Кроме беспорядка, естественно.

– Да уж, убирать мне теперь придется все выходные, – вздохнула я. И тут же подумала, что делать-то все равно нечего. А так хоть старье какое-нибудь выброшу из дома, разбирая вещи.

– А у вас с мужем были дома излюбленные места, куда вы предпочитали прятать всевозможные ценные предметы? – поинтересовался следователь. – Просто я подумал: если ваш муж пришел сюда и действовал в спешке, то он мог, следуя многолетней привычке, спрятать нечто как раз в одном из таких мест.

– Да у нас оно всего одно, потому что слишком много ценностей у нас в доме никогда не водилось, – ответила я и пошла к шифоньеру, попутно подбирая все то, что оказалось у меня на пути, но не на своем положенном месте. – А теперь и подавно нет. Украшения я дочке давно отдала, а деньги теперь на карточке.

Вместе со следователем мы обследовали мой домашний «сейф», валяющийся теперь на полу, и убедились, что, несмотря на сохранение его тайны (ну кому взбредет в голову лезть в старую бабушкину фетровую шляпку, да еще шарить там под подкладкой?), ничего нового в нем не добавилось. То есть как не было ничего, так и продолжает не быть. После того как мы все это выяснили, мне оставалось только вздохнуть:

– Ничего!

– Вижу! – Следователь поднял валяющиеся на полу документы, не имеющие ценности для посторонних и просто вытряхнутые из старого кейса. – Но что же они могли тут разыскивать?

– Хоть убейте, не знаю. А то, может, и сама бы отдала, чтобы только мне здесь такой бардак не устраивали.

– А когда вы последний раз виделись с мужем?

– Виделись – это, в смысле, встречались лицом к лицу? Давно. Месяца два тому назад, а может, и больше. Кроме этого, я его только иногда видела издали, но это же, как я понимаю, не в счет?

– Не в счет, – согласился следователь. – Ну а в ваше отсутствие он домой не заходил? Не замечали?